Шёл воскресный день. Ярко сверкали на солнце кресты собора. Бамкал колокол на звоннице. Через поле, покрытое снегом, на лыжах шёл мой отец.
Взобравшись на холм, он достал мобильный телефон и ответил на звонок. Нас разделял покатый пригорок длиною метров сто. Через минуту он уже стоял рядом со мной. Ровно дышащий, спокойный и серьёзный.
— Мне на работу надо.
Он ушёл в дом, но вскоре появился на крыльце в одних трусах. Соседи думали, что он сектант. Молоканин, бегун или штундист. Он обтирался снегом, затем обливался холодной водой, после этого уходил в дом.
Я стоял у амбарчика рядом с калиткой на выходе из нашего дома. Мне сложно назвать этот наш участок дачей или деревней. Для моего отца это, очевидно, деревня — отдельный мир вне городской жизни, этакое пространство свободы от цивилизации. Для моих детей превратится в дачу, наверное, — в дом отдыха.
А я там жил. Потом переехал в город и жил в нём. Эти два пространства для меня слиты воедино. Как градиент, деревня постепенно переходит в город, и наоборот.
Отец, проходя мимо меня, смотрел в мобильник. Переведя на меня глаза, сказал:
— Когда вернусь, сходим в лес.
Он работал водителем в книжном издательстве. Возил разных литераторов, иногда экономистов, маркетологов и редакторов. Он любил разговаривать с ними, или молчать — как получится, потому что он и сам писал, только никто об этом не знал. И я не знал.
Спустя годы (мне к тому моменту уже исполнилось 17 лет) я забирал из ящика почту и вместе с письмом, пришедшим на моё имя, взял отцовскую квитанцию. Она пришла из Хельсинки, это был счёт за зимнюю резину.
И я впервые задумался: а ведь мой отец всегда покупал зимнюю резину в Финляндии… Как и летнюю. Как и в целом машины, которых он сменил всего три. Все они собраны в Uusikaupunki. Первой тачкой была «Лада», второй — «Сааб», третьей «Пежо», подержанная, из рук в руки, человек по имени Алдис ехал из Контиолахти через Питер в Москву, чтобы отдать её.
Дядя Алдис с тех пор стал гостем в нашей доме. Семьёй нас назвать сложно, мы все разрозненны, мать меня ненавидит, а отец пытался застрелить, о чём я расскажу чуть позже, но всё-таки мы не распадаемся, значит, намерение сохранить семью есть.
… В тот день отец вернулся с работы уже затемно. Я сильно вымотался за день, катаясь с горки на санях, но всё же спать не ложился. Лес пугал и манил меня своими тайнами. Иногда там находили трупы. Что в принципе неудивительно, ведь только прошли девяностые. И всё-таки я не мог туда заходить без «домика». Входя, я как бы надевал маску, мне представлялось, что я партизан. Я любил понюхать меховой отворот шубы, в которую закутывала меня бабушка, — от неё разило потом, этот запах придавал мне смелости, я и вправду, в свои восемь лет, верил, что партизан.
Мы долго шли, хрустя снегом, переступая через поваленные деревья. Я озирался, ища трупы, но их не было. Мы дошли до поляны, отец посмотрел на меня и произнёс:
— В юности мы обсуждали эту сцену со Стигом и Ю… Я уверен, что ты не поймёшь, будешь всю оставшуюся жизнь шарахаться, думать, что я псих, но…
Он вынул пистолет и направил на меня. Я не успел испугаться, как он уже нажал гашетку и выстрелил мне в руку. Я упал, обмочил штаны, а отец подошёл ко мне, наступил ногой на горло и нажал. Я потерял сознание.
… Всю следующую жизнь я мечтал отомстить ему. Однажды я вставил гвозди в шины его автомобиля. Он попал в аварию, погибли три человека, но он выжил.
Однажды я напал на него, пьяного, со спины. Повалил на пол и надавил на горло. Меня хватило на несколько секунд, и я отпустил его. Мне не хватало ярости.
Тогда я пошёл искать учителя. Такого, который покажет мне, как доводить дело до конца. Удивительно, но я нашёл его. Он показал мне, как можно убить человека. Я испугался, и больше никогда об этом не вспоминал, а с той работы уволился.
Моя жизнь шла наперекосяк. Помимо так и не восстановившейся руки, я стал совсем асоциален. Не ходил на выпускной, пропускал вечера встреч. Девушки у меня, конечно, тоже не появилось. Во всём этом я винил отца.
… Когда очередной случайный прохожий утешал меня, говорил, что всё наладится, я не верил. И в один день, после того как такой попутчик ограбил меня, я пришёл домой, откопал в кладовке пистолет, который прятал там мой отец, подошёл к нему, спящему, и приложил дуло к его виску.
— Вот за тем я это и сделал, — сказал он, открыв глаза.
И я не выстрелил. Так мой отец вернулся в жизнь, написав спустя два десятилетия роман на жизненном материале. В прямом смысле.
P.S. В основе рассказа лежат реальные взаимоотношения. Вся внешняя канва вымышлена.
Глеб Буланников
Другие тексты наших авторов на сайте:
- О моей собаке (Глеб Буланников)
На вопрос, есть или была у меня когда-нибудь собака, я всегда отвечал отрицательно. Это щекотливая история, я не знал, как её рассказать... - Как на меня повлияли подростковые сериалы? (Анастасия Лежак)
Когда дело касалось кинематографа, я всегда была очень впечатлительной и легко поддавалась влиянию красочных историй, романтизирующих жизнь... - Религия и верования викингов (Катерина Яксон)
Викинги были известны своей смелостью, отвагой, жаждой приключений и богатства...
