Храмовый комплекс действительно ошеломил.
Я и не верил, что на земле сохранились такие сооружения — разве что воссоздают их в качестве декораций для голливудских фильмов.
Но вот они, исполинские колонны, испещрённые иероглифами, стены, сложенные из огромных жёлто-коричневых блоков, статуи… И толпы людей со всего света, которые всё это смотрят, входят внутрь, фотографируют…
Подробное моё описание этих достопримечательностей было бы уместно, если бы мне принадлежал приоритет. Но все руины великой египетской цивилизации виданы-перевиданы, описаны-переописаны, на слово «Луксор» Яндекс выдаёт 63809 страниц. Так что даю цитаты и лишь кое-что прокоментирую.
«В Луксоре сохранились многие памятники древней архитектуры и великолепные храмы Египта. Луксор знаменит двумя грандиозными храмами — Луксорским и Карнакским. Это даже не храмы, а комплексы храмов, почти каждый фараон пристраивал к ним все новые части. Луксорский храм был построен при Рамсесе Втором и посвящен богу солнца Амону. Он тянется на четверть километра вдоль набережной. К парадному пилону Луксорского храма примыкает аллея, по обе стороны которой стоят скульптуры сфинксов. Карнакский храм — ещё более грандиозное и сложное сооружение, чем Луксорский. Самое впечатляющее место в храме — колонный зал фараона Сети Первого. Сто тридцать четыре колонны, высотой шестнадцать метров каждая, снизу доверху расписаны цветными барельефами».
Да, это действительно яркое впечатление. Но особенно мне запомнились даже не эти пузатые колонны, а «граффити», которые делали первые «туристы» — английские колонизаторы, французы, ещё
Где ты сейчас, Джеймс Огден, на каком старинном английском — а может, не английском — кладбище покоишься с миром уже сто лет с лишним? А тогда был полон сил, плыл сквозь романтичную дымку по зелёной воде к лесу колонн — единственное, что возвышается впереди, на фоне восхода или заката. И пробковый шлем на голове, и в кармане письмо какой-нибудь Мэри, в другом — томик Байрона, в рюкзаке — подзорная труба, компас, секстант, ещё что-нибудь эдакое, приключенческое, пистолет с длинным дулом. Медленно движется лодка, плещется тёплая вода, летают над ней яркие стрекозы, и обязательно, обязательно время от времени кричит вдали
Банальную нарисовал картинку, даже приторную. Чем она навеяна — понятно. Книгами и фильмами моего детства и юности, от «Похитителей бриллиантов» до «Индианы Джонс». Совпадает ли она с реальностью? Как там писал уважаемый мною Виктор Пелевин по схожему поводу:
«Композиция была настолько перенасыщена романтизмом и вместе с тем до того неромантична, что Татарский, созерцая ее долгими днями, понял: все понятия, на которые пыталась опереться эта фотография, были выработаны
Ну и ладно. Мне нравятся композиции, перенасыщенные романтизмом. Пусть Джеймс Огден вечно плывёт к полузатопленному Карнакоскому храму, чтобы вырезать свой message, и впереди у него целая жизнь, интересная, приключенческая, индиано-джонсоновская.
Продолжу цитировать буклет:
«С южной стороны к Карнакскому храму примыкает небольшое Священное озеро. На его берегу стоит огромный гранитный жук-скарабей, которого египтяне считали священным».
Правильно. Вокруг этого скарабея — приземистого, грубо обтёсанного — положено обходить три раза, и был хоровод туристов. Я к нему не подключился, предпочтя походить вокруг, пофотографировать «камушки», поразмыслить о высоком.
Сияли зори людям — и до нас!
Текли рекою звезды — и до нас!
В комочке праха сером, под ногою,
Ты раздавил сиявший юный глаз.
Само Священное озеро оказалось заросшим тиной и нехорошо пахнущим квадратным прудиком. «Затянуло бурой тиной гладь старинного пруда, ах, была, как Буратино, я
Вот и время возвращаться к автобусу, набравшись впечатлений. Жёлтые камни, белые туристы, коричневые арабы — и марево, знойное марево.
На стоянке суетятся вокруг местные жители в белых и серых хламидах, пытаясь всучить втридорога разную сувенирную белиберду, платки, буклеты. «Ноу, ноу», — бормочу я, загружаясь в автобус. Как тут не вспомнить историю советской фарцовки. Да,
Едем в храм Хатшепсут, который поразил меня ещё больше. Грандиозное сооружение, некий древний вариант мемориального комплекса на Поклонной горе, только масштабнее. Молодец Хатшепсут, первая и единственная женщина-фараон, предпочитавшая искусство войнам и отравленная в нестаром возрасте завистниками. Впрочем, зачем пересказывать своими словами то, что давно описано историками и пересказано в миллионах рекламных проспектов. Цитирую в сокращении, желающие без труда найдут в Интернете более подробную информацию.
«У самого подножия скал Дейр эль-Бахри расположен заупокойный храм знаменитой царицы Хатшепсут. Этот комплекс значительно отличается от храмов других египетских владык. Его архитектура и расположение были так же необычны, как и само появление на исторической арене женщины-фараона.
Дочь Тутмоса I и царицы Яхмес, Хатшепсут была сводной сестрой и великой царской супругой Тутмоса II. Этот царь правил около 7 лет, оставив после себя наследника Тутмоса III, своего сына от младшей супруги Исиды. К моменту смерти отца Тутмос III был слишком юн, и Хатшепсут была назначена регентом маленького правителя. Однако она была слишком горда, чтобы управлять от чьего-либо имени — вскоре она провозгласила себя единственной и полноправной владычицей Египта.
Насколько была необычна женщина-фараон, настолько же необычен ее заупокойный комплекс, и, прежде всего, его расположение и архитектура. Сам храм был поистине чудом инженерной мысли древних египтян. Вырубленный в известняковых скалах, он состоял из трех огромных террас, расположенных одна над другой. На каждой из террас находились открытый двор, крытые помещения с колоннами — портики — и уходившие в толщу скалы святилища. Ярусы храма соединялись пандусами — наклонными дорогами, заменявшими лестницы и разбивавшими террасы на южную и северную части.
Хатшепсут не жалела средств на возведение этого храма, который она строила «из любви к отцу своему Амону». Этот грандиозный замысел был воплощен руками зодчего Сененмута, фаворита царицы и воспитателя ее дочери Нефрура.
После смерти Хатшепсут египетский престол вновь вернулся к Тутмосу III. Стоит ли говорить, как он ненавидел свою мачеху, лишившую его царства на 15 лет? По приказу царя были переписаны все официальные хроники, имя царицы было заменено на имена этого правителя и его предшественников; все деяния и памятники царицы стали отныне приписываться преемнику Хатшепсут.
Тем не менее ее храм оставался важнейшим культовым центром. Террасы храма стали местом захоронения знатных фамилий жрецов Амона и Монту. В греко-римское время в святилище Дейр эль-Бахри, рядом с образами Амона были вырезаны изображения великих мудрецов и целителей Имхотепа и Аменхотепа, сына Хапу. Надежда исцелиться от болезней и вера в святость этого места приводила сюда множество людей; стены этого храма и по сей день хранят древние надписи с просьбами об излечении болезней и избавления от страданий.
В период раннего христианства храм Хатшепсут был превращен в коптскую церковь, а позже пришел в упадок и превратился в руины.
Эдуард Навилль, начавший планомерные исследования этого района в 1891 году, даже не мог предположить, что храм Хатшепсут когда-нибудь удастся восстановить; многие фрагменты скульптуры и рельефов были вывезены за пределы Египта. Тем не менее, в 1961 году польские реставраторы взялись за восстановление этого комплекса, но их работа, продолжается и по сей день. Год за годом они собирают по крупицам и воссоздают рельефы, статуи, архитектурные элементы.
Благодаря стараниям реставраторов, храм вновь обрел третью террасу, откуда сверху вниз глядят на современных туристов осирические пилястры Хатшепсут. Губы царицы застыли в полуулыбке, и с них вот-вот сорвутся слова, начертанные на одном из ее обелисков:
«Вот мечется сердце мое туда и обратно, думая, что же скажут люди, те, что увидят памятники, мной сотворенные, спустя годы и будут говорить о том, что я совершила… Не говори, что это похвальба, Но скажи: «Как похоже это на нее [ее величество Хатшепсут], как достойно отца ее [бога Амона]!».
