Его музыку полюбили — и дали дослужиться до майора. Но узнав, что это буржуазный джаз — отправили в лагеря. Уже на свободе Иосиф Вайнштейн сколотил лучший в Ленинграде оркестр — за смелость, впрочем, пришлось поплатиться.
Иосиф Вайнштейн был настоящим нонконформистом — и по-настоящему любил джаз. Его дочь Элла Брикман не исключала, что отец любил джаз, потому что тот был под запретом. Как бы то ни было, он создал оркестр, который в Ленинграде 50–60-х годов был, безусловно, номером один. В музыкантах там в разное время побывали более 100 человек, и почти все — большие таланты.
«Два валторниста с фамилиями Вилон и Груз блестяще могли «снимать» с магнитофонных записей сложнейшие нагромождения гармоний», — рассказывал Сева Новгородцев, пришедший в оркестр в 1965 году на смену саксофонисту Георгию «Жоржу» Фридману — тот, кстати, через несколько лет стал священником католического храма Святой Екатерины в Петербурге. Пианист Лев Болдырев был из консерваторских: джаз своим призванием не считал, но играл превосходно. Трубач Константин Носов был потомком композитора Георгия Носова — тот, впрочем, отказался от сына, как только прознал о его увлечении буржуазной музыкой.
Сам Вайнштейн выдающимся музыкантом не был — и признавал это. Также он не был и первым джазменом Союза: оркестр Олега Лундстрема стал исполнять свинг намного раньше и выступал куда масштабней. Вайнштейн оставался на теневой стороне — тем и вызывал интерес. Он был продюсером — даром что в СССР в то время не было такой профессии: обладал уникальным чутьём на таланты, умел их объединить, возглавить, вдохновить. Участники оркестра называли его «тренером сборной Ленинграда по джазу».
На трубе Иосиф Вайнштейн стал учиться почти сразу, как они с семьей приехали с оголодавшей Украины в Ленинград в 1931 году. Сам записался в Доме пионеров и школьников Володарского района в нужный класс. Как только освоил инструмент, устроился в духовой оркестр клуба имени Садовского, даже деньги какие-то зарабатывал. Тут его и заприметил капельмейстер «Авроры», зашедший послушать молодых музыкантов, — и пригласил на военную службу на крейсер. Ося согласился, и в декабре 1935 года военкомат Смольненского района призвал его досрочно, несмотря на его 17 лет. Он не хотел военной карьеры, но расставаться с трубой тоже не было желания.
В 1941-м закончил Первое Ленинградское музыкальное училище имени Мусоргского. Войну прошёл капельмейстером оркестра в Кронштадте, в боях тоже имел отличия, награждён орденом Красной Звезды. Закончил войну дирижёром оркестра ВВС Балтийского флота в Таллине, но сразу после демобилизации вернулся в родную стихию: организовал оркестр в ресторане «Крыша» ленинградской гостиницы «Европейская». Репетировали по три раза в день, хотя играли перед обычной подвыпившей публикой. И только слушателям Вайнштейн мог позволить алкоголь: на сцене не терпел вообще никакой чепухи — только работу.
В 1949 году музыкант отказался подписать протокол одного из партийных заседаний, посчитав его сфальсифицированным, за что был уволен из гостиницы и отравлен снова на службу. Подробности размыты, но известно, что он сам добился места дирижёра оркестра Нахимовского училища. Его даже в звании повысили — до майора. Жена писала в воспоминаниях: «Разогнал старых алкоголиков, набрал лучших ленинградских музыкантов и добился того, что оркестр Нахимовского училища на ежегодных смотрах неизменно выходил на первые места». Кроме того — стал участвовать в торжественных парадах на Красной площади.
Стукачей было достаточно, в 1952 году собрали дело и на Вайнштейна. Перед арестом к нему домой пришли три офицера из Нахимовского: изъяли кортик и военное удостоверение. Следствие он запомнил как полноценную аферу, с липовыми свидетелями и уликами. Вместо сцены все следующие 12 лет у него был исправительно-трудовой лагерь. Сослали на Кольский полуостров, работал на одном из апатитовых месторождений. Но и тут джаз оказался востребованным: начальник лагеря был поклонником жанра и разрешил Вайнштейну сколотить небольшой ансамбль.
В то время на воле заболела туберкулёзным менингитом его молодая жена Нинель: терпела чудовищные боли и была на морфии. Родственники дирижёра от невестки и племянницы тут же отказались: то ли заразы испугались, то ли тени врага народа. Известие, что дочь останется без присмотра, если умрёт мать, ему передал начальник лагеря — вместе с письмом от отца, распечатанным без стеснения. Тот писал, что внучка ему не нужна: дочь Вайнштейна потом вспоминала, что ее дед в принципе никого не любил. Он всё же её забрал — на время, и все это время она провела под столом в гостиной: ужасно боялась деда.
Начальник лагеря сказал Вайнштейну, что готов принять девочку в своём доме, но, к счастью, воспользоваться предложением не пришлось. Нинель спас стрептомицин — дочь выросла, семья прожила долгую, пусть и нелегкую жизнь. Знакомы супруги были с детства. Глядя на маленькую Нинель, мать Вайнштейна говорила: «Вот такую жену я и хочу своему сыну». Она не дожила до их свадьбы, умерла ещё во время войны.
В 1954 году Военная коллегия Верховного суда пересмотрела дело Вайнштейна, его оправдали и выпустили на свободу. Руководство Нахимовского училища уже подготовило приказ о присвоении ему звания подполковника. Друзья из Министерства культуры прочили пост руководителя Рижской филармонии, но нет — его по-прежнему тянуло на эстраду. И он вновь собрал оркестр, который успешно гастролировал по советским городам.
Джаз здорово разморило в «оттепель», партийные чиновники напрягались. В 1962-м на пленуме Союза композиторов перед участниками выступили разные музыкальные коллективы, в том числе оркестр Вайнштейна. Они тогда играли настоящий свинг, от которого в танцзалах даже сдержанная советская публика повизгивала. Выступал также известный ансамбль «Дружба»: в 1959-м коллектив чуть было не расформировали за пропаганду всё того же джаза. Красивую как картинку солистку — Эдиту Пьеху — упрекали в «буржуазном акценте», а музыкантов называли стилягами. «Дружба» после этого зазвучала спокойно — исключительно в песнях народов СССР, солистку стало сложно отличить от декорации, и никого больше не тянуло на безумства.
Вот почему тогда, в 1962-м, пленарный концерт был так описан в газете «Правда»: «Оба ансамбля ищут. Где ищет ансамбль «Дружба»? В окружающей жизни, духовном мире советских молодых людей. Где ищет джаз-оркестр под управлением Вайнштейна? В импортных джаз-пластинках, на магнитофонных лентах с записями американского джаза». После такой рецензии коллективу устроили закрытое прослушивание — распоряжение убрать их пластинки с прилавков магазина «Мелодия» последовало тотчас же. За Вайнштейна вступились Дмитрий Шостакович и председатель правления Ленинградского отделения Союза композиторов Андрей Петров. Шостакович в то время, впрочем, тоже был в опале, но предложил Вайнштейну сделать джазовое переложение своей «Ленинградской симфонии». Петров настоял на том, чтобы оркестр сделал обработку «А я иду, шагаю по Москве».
В 1968 году — после того как участники оркестра Константин Носов и Геннадий Гольдштейн переехали в Москву для работы у Лундстрема — у Вайнштейна случился тяжелый инфаркт. Он поправился, и оркестр после ещё гастролировал по СССР. В 1970-х он организовал джазовое кабаре в гостинице «Ленинградская» с танцовщицами в бикини и кокошниках. Смело? Ещё как! В то время у него играли саксофонист Олег Кувайцев, пианист Владислав Панкевич и саксофонист Михаил Костюшкин — успех им был гарантирован.
Пока Вайнштейн поддерживал во всем этом смелом жизнь, он пережил еще три инфаркта. В итоге дочь, уехавшая в какой-то момент в Канаду, настояла на эмиграции родителей. Канада дала Вайнштейну 17 лет жизни, дочь уверена, что останься он на родине, его история кончилась бы раньше и печальней. Это была обеспеченная и очень комфортная старость, но по борьбе за джаз маэстро всё равно тосковал.
Свой 80-й день рождения в 1998 году он отметил в Санкт-Петербурге в Филармонии джазовой музыки. Поприветствовать его собрались все участники всех составов его оркестра — и поклонники, конечно. Исполняли аранжировки вайнштейновского периода: он был в восторге. В финале ему вручили памятную медаль, отлитую по случаю: как возмещение наград, которых правительство СССР лишило дирижера, когда он уезжал из страны. Его по-прежнему помнили и любили, и в Канаду он вернулся с теплом на душе. Он умер на 86-м году жизни. Нинель организовала красивую церемонию: прах развеяли над Невой с борта «Авроры». Играл военный оркестр, развевались приспущенные флаги.
Алена Городецкая
