Читать предыдущую часть:
Туристическая журналистика – родом из Суздаля
Говоря об истинно великих россиянах, в чью судьбу вошла Италия, следует сразу же сказать о Николае Васильевиче Гоголе.
…В 2002 году в одном из уголков римского парка Вилла Боргезе, который называют Аллеей писателей или Садом поэтов, был установлен памятник создателю «Ревизора» работы Зураба Церетели.
Идея воздвигнуть его возникла в 2000 году во время открытия здесь же монумента Александра Пушкина – как дань уважения итальянцев к его творчеству и, возможно, как посмертная реализация его мечты побывать здесь. «Мы никогда не забываем, что итальянцы сделали для развития российской культуры, и мы им за это благодарны», – сказал российский президент, открывая памятник Пушкину.
Памятник Гоголю в Риме
В отличие от Александра Сергеевича, которого Гоголь, кстати, считал человеком будущего, Николай Васильевич, к счастью и для него и для сотен миллионов его читателей, «невыездным» не был. Однажды попав в Италию, он полюбил её всей душой, старался с ней не расставаться, черпая здесь всё новые творческие силы.
Знаменательно, что на постаменте его памятника значится:
О России я могу писать только в Риме, только так она предстоит мне вся, во всей своей громаде.
В Италии он с перерывами на поездки в Европу и Россию жил с 1837 по 1846 год. В Риме была создана основная часть «Мёртвых душ». Работал он и над повестью «Рим».
Мемориальная доска на доме, где работал писатель
Страна на Апеннинах стала его любовью, о чём он, не таясь, говорил в своих письмах.
«Если бы вы знали, с какой радостью я…полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире её не отнимет у меня! Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр – всё это мне снилось! Я проснулся опять на родине..., – писал Гоголь Василию .Жуковскому в 1837 году из Рима. И далее: – …Как будто с целью всемогущая рука промысла бросила меня под сверкающее небо Италии, чтобы я забыл о горе, о людях, о всём и весь впился в её роскошные красы».
Он так восхищён, что стремится поделиться с друзьями и близкими всей этой роскошью и благодатью. Он зовёт сюда свою ученицу Марью Балабину:
О, моя дорогая синьорина, бросьте за окно ваш Петербург, суровый, как альпийский дуб, и приезжайте сюда. Будь я на вашем месте, я бы сейчас же удрал. Если бы вы знали, какая здесь чудная зима. Воздух так нежен, нежнее риса-по-милански,… а небо, о боже, как прекрасно небо!
Звал он сюда и издателя журнала «Современник» Петра Плетнёва:
Бросьте всё! И едем в Рим.
Почти вся его переписка из Италии так или иначе проникнута восхищением её природой и культурой, атмосферой, оказавшейся столь созвучной его внутреннему миру, столь благоприятной для его творчества. Всё прекрасно под этим небом; что ни развалина, то и картина; на человеке какой-то сверкающий колорит; строение, дерево, дело природы, дело искусства, – всё, кажется, дышит и говорит под этим небом, замечает он в одном из писем.
А в другом и вовсе бескомпромиссен:
Вся Европа для того, чтобы смотреть, а Италия для того, чтобы жить.
Увлеченность страной позволила Гоголю быстро выучить итальянский, однако больше он общался с соотечественниками. Особенно охотно бывал в доме княгини Зинаиды Волконской. Здесь он встретился с живописцем Александром Ивановым, прославившемся своим полотном «Явление Христа народу».
Портрет Александра Андреевича Иванова кисти академика С. Постникова
Иванов был один из продолжателей традиции поездок русских художников в Италию для совершенствования мастерства.
Она была заложена ещё во времена Петра I: в 1716 году он отправил на учебу во Флоренцию братьев-художников Никитиных.
Александр Иванов. «Аппиева дорога при закате солнца»
Впоследствии за казённый счет на учёбу направлялись другие подающие надежды молодые художники и скульпторы. После создания в 1757 году в Петербурге Академии художеств, молодым талантам, посылаемым на учебу, стали выделять установленные «пенсии». Молодые «пенсионеры» должны были раз в год письменно сообщать о ходе своих занятий и творческих поездках, сопровождая это созданными этюдами, набросками, эскизами и уже готовыми работами, которые затем экспонировались на академических выставках в Петербурге.
После перерыва, связанного с наполеоновскими войнами, практика стажировок возобновилась. Художников, специализирующихся на пейзаже, жанре и батальных сюжетах, отправляли на три года, исторических живописцев и скульпторов – на шесть лет. 400 червонцев выдавалось на дорогу, по 300 червонцев в год – на проживание в стране.
В 1816 году в Италию был отправлен выпускник петербургской Академии Орест Кипренский. Его живописные произведения вызвали столь высокую оценку общественности и коллег, что он был избран членом Флорентийской Академии художеств.
Орест Кипренский. Автопортрет
Его также удостоили особой чести – написать автопортрет для галереи Уффици во Флоренции, в коллекцию которой входят работы таких грандов, как Рафаэль, Тициан, Рубенс. Этим автопортретом Кипренский создал романтический идеал художника-творца, – так отзывался об этой работе Александр Иванов.
О творчестве самого Иванова говорили, что в нём глубокая жажда истины сочетается с младенческой чистотой души. В 1840-50-х годах он был непререкаемым авторитетом в колонии российских художников-«пенсионеров», насчитывающей более двадцати человек.
Роль неформального лидера Иванов перенял от Карла Брюллова, которую тот играл в 1820-1830-х годах. Наполненное драматизмом его прославленное полотно «Последний день Помпеи» удостоилось лестных оценок Гоголя и Пушкина.
Карл Брюллов. «Последний день Помпеи»
Ещё одна яркая фигура – пейзажист Сильвестр Щедрин. Более десяти лет, проведённых им в Италии, отразили расцвет его творчества. Окружающая пышная природа вдохновляла его на создание прекрасных картин, в частности серии «Гавани в Сорренто».
Художник до конца своих дней так и не смог расстаться со страной, раскрывшей в нём такие творческие силы.
Сильвестр Щедрин. «Новый Рим»
Огромную роль сыграло пребывание в Италии в становлении Ивана Айвазовского не только как крупнейшего мариниста, но и как пейзажиста. Окончив Академию художеств с золотой медалью, он был командирован сюда для совершенствования мастерства. Здесь он много путешествует, знакомясь с творчеством великих в богатейших музеях и вглядываясь в необычную природу. Венеция, Флоренция, Амальфи, Сорренто, Неаполь, Рим.
«Я, как пчела, собираю мёд из цветника», – поделился он в одном из писем. Работая с огромным воодушевлением, Айвазовский создал здесь около пятидесяти крупных полотен.
Иван Айвазовский. «Венеция»
Они экспонировались в Риме и Неаполе, создав вокруг его имени подлинный ореол. Критика отмечала, что до него никто не изображал свет, воздух и воду столь живо и достоверно, а картина «Хаос» была принята в постоянную экспозицию Ватиканского музея.
Папа Григорий XVI наградил художника золотой медалью, а прославленный британский маринист Уильям Тёрнер назвал Айвазовского гением в посвященных ему стихах. Словом, уехав из России на усовершенствование, спустя пять лет Айвазовский вернулся на родину прославленным художником, членом нескольких академий.
Но Италия не отпускала его: всю свою жизнь он возвращался к ней в своих пейзажах, к гармонии моря и человека, которые он ощутил, путешествуя по её побережью. Желание новой встречи не покидало его.
В самом конце жизни, устроив в Петербурге свою выставку, как оказалось, последнюю, он объявил о решении ехать в Италию: «Мое начало озарено этой страной, и теперь я снова хочу встретиться со своей молодостью». Осуществить мечту он уже не успел...
Иван Айвазовский. «Неаполитанский залив»
Для современного человека имена прославленных мастеров кисти – часть великого культурного наследия, они почти что небожители. Но в годы своей молодости большинство из них не только оттачивали талант под южным небом, но и вели себя соответственно своему возрасту.
Конечно же, люди увлекающиеся и молодые, «пенсионеры» далеко не всё свое время стояли у мольбертов. Наблюдательный Гоголь даже едко заметил в одном из писем, что «русские питторы», то есть художники, зачастую проводят время, переходя из одного злачного заведения в другое, завершая вечера в бильярдной.
Для того чтобы как-то контролировать ситуацию, в посольстве России в Риме была учреждена должность старшего секретаря, которому вменялось быть «начальником над русскими художникам». При этом речь шла не о строгом надзоре, а о поддержании постоянного и доверительного контакта с молодыми дарованиями. Более того, заботе об их благоденствии, устранении возникающих проблем.
Много внимания этому уделял и приезжавший в Италию Фёдор Толстой, вице-президент Академии художеств.
Фёдор Толстой. Автопортрет
Сам известный медальер, художник и скульптор, он не только бывал в мастерских молодых коллег, помогая профессиональным советом, но и не раз обращался в Петербург с аргументированными просьбами об увеличении содержания для «пенсионеров».
Прервавшаяся в годы Октябрьской революции традиция спустя десятилетия получила свое продолжение. В «Домике Гарибальди», составной части римской виллы Абамелек – официальной резиденцией посла России в Италии, останавливаются российские художники, скульпторы, представители Российской академии художеств, приезжающие для участия в выставках и других культурных мероприятиях.
Интересна история этой виллы. В 80-х годах XIX века в Рим приехал крупный российский горнозаводчик и помещик, к тому же большой ценитель искусств князь Семён Абамелек-Лазарев.
Князь Семён Абамелек-Лазарев
Ему приглянулась старинная вилла в центре Вечного города. Он стал её владельцем, назвал собственным именем и реставрировал её, украсив ценнейшими произведениями искусств – картинами, скульптурами, антиквариатом.
Супругой князя была дочь князя Павла Демидова и княгини Елены Трубецкой Мария Павловна, не только образованная и красивая женщина, но и замечательная балерина. Княгиня нередко выступала на вечерах балета, которые попеременно с балами и приёмами устраивались на вилле.
Княгиня Мария Абамелек-Лазарева
Принять приглашение князя почитала за честь вся римская знать. На вечерах и балах бывали русские писатели, художники и музыканты и даже члены российского императорского дома.
После кончины князя в 1916 году Мария Павловна, согласно завещанию, получила виллу Абамелек в пожизненное пользование. После её смерти следовало передать виллу в собственность Российской Императорской Академии художеств – здесь должен был быть создан пансион для приезжающих из России художников и скульпторов.
Вилла Абамелек
Революция в России вкупе с юридическими неточностями в завещании привели к тому, что вилла попала в собственность Советского Союза только в 1947 году.
На вилле, как и завещал её изначальный владелец, радушно встречают гостей из России – мастеров кисти и резца, музыкантов, артистов театра и кино. Некоторое время назад на территории виллы произошло важное событие – малое освящение первого в Риме храма Русской православной церкви, носящего имя св. Екатерины.
В числе россиян, в судьбе которых Италия сыграла особую роль, немало людей, связанных с музыкой. Одна из таких фигур – Дмитрий Бортнянский.
Обладатель красивого и чистого голоса, он семилетним мальчиком в 1758 году попадает из Малороссии в придворную певческую капеллу в Петербурге. С детьми вели занятия приглашенные в Россию известные итальянские маэстро.
Одним из них был композитор Бальдассаре Галуппи, заметивший талантливого юношу, к тому времени уже приглашавшегося для исполнений главных партий в оперных спектаклях. Галуппи стал заниматься с Дмитрием индивидуально, а затем рекомендовал его для совершенствования музыкального образования направить в Италию.
Дмитрий Бортнянский
В 1768 году начинается отсчёт проведённого в этой стране десятилетия, определившего всю дальнейшую творческую жизнь Бортнянского. Вначале он продолжает учебу у того же Галуппи, возвратившегося в родную Венецию. Затем набирается мастерства у корифеев оперы Неаполя, Модены, других городов. Спустя несколько лет начинает сочинять и сам.
В 1776 году на итальянских сценах одну за другой ставят три его оперы на античные сюжеты. У искушенных ценителей этого искусства они имеют успех. Впоследствии, после возвращения в Россию, он подробно познакомил со своими произведениями, сочинёнными в этой стране, Екатерину II, удостоившую приёма молодого, но уже известного композитора.
Императрица высказала своё «высочайшее одобрение» плодотворной учёбой и работой, назначив его капельмейстером придворной капеллы.
Бортнянский вошёл в историю музыки как создатель нового типа русского хорового концерта, его произведения исполняли певческие коллективы в храмах и концертных залах по всей России.
В совсем другое время другой россиянин тоже прославился песней, но, правда, особой: «Песней о буревестнике». Помните? …Между тучами и морем гордо реет Буревестник, чёрной молнии подобный... – И апофеоз: – Пусть сильнее грянет буря!..»
Речь, разумеется о «буревестнике революции» – Максиме Горьком, создателе ещё и «Песни о соколе». Пребывание в России после событий 1905 года, в которых он принял самое деятельное участие, для него было чревато серьезными неприятностями, и он поселяется на острове Капри. Это райский уголок, воспетый еще Гомером и полюбившийся римским императорам.
Максим Горький на Капри
Сразу глянулся он и пролетарскому писателю, который даже признался, что местные красоты его пьянили. Однако не настолько, чтобы он не создал здесь партийную школу для передовых рабочих, где обучал их тому, как приблизить «бурю».
Учили в ней, правда, не совсем ленинскому подходу – марксизму с человеческим и даже божественным лицом. Это стало причиной дискуссий между «буревестником революции» и самим Ильичом, дважды приезжавшим на остров в надежде подправить излишне «мягкотелые» воззрения Алексея Максимовича.
Между тем набрать слушателей в «каприйскую школу» было из кого: на острове в отдельные годы скапливалось до тысячи русских эмигрантов.
А вот в России революционерам было нужно не только имя Горького, но и в не меньшей мере мошна. Писатель исправно переводил в Россию значительную долю гонораров, а также часть от щедрот немецкого богатея Круппа, которого ему удалось увлечь возможностью революционных перемен в России.
Для итальянских же властей Горький был не столько членом партии большевиков, готовящих переворот, сколько признанным писателем. В Италии уже были опубликованы многие его рассказы, обе «Песни», литературные журналы помещали о нём благожелательные исследования, в Риме, Неаполе и Палермо ставились его пьесы.
Хотя красок в его ореол добавляло и то, что он был гонимым борцом против «царской тирании». Кое-кто сравнивал его с Гарибальди, вспоминали о рисорджименто – периоде борьбы за объединение Италии. Широким жестом итальянский премьер дал Горькому разрешение беспрепятственно отправлять в Россию большевистскую пропагандистскую печатную продукцию.
Ощутил опасность лишь русский посол в Риме, направивший в1907 году через министерство иностранных дел депешу самому Столыпину, в которой просил обратить внимание на то, что вокруг Горького группируются русские революционеры и итальянские социалисты.
В 1913 году, используя амнистию, писатель возвратился в Россию. Но он вновь приедет сюда – после революции, в разгар потрясшей его гражданской войны, большевистских эксцессов и фактического разрыва с Лениным.
В 1921 году он уедет заграницу, поживет в Германии и Чехословакии, а затем вновь обоснуется в Италии, единственной стране, которая, по его словам «могла в какой-то мере стать его второй родиной».
На сей раз это не только Капри, но и Сорренто. Он станет бывать наездами в СССР, куда его старались заманить всеми способами, но вернётся окончательно лишь в начале 30-х.
Возвращение Горького в СССР. Фото М. Альперта
Дальнейшее известно: под сенью его имени в весьма жёстких формах проводится первый съезд советских писателей, прославляется строительство Беломорско-Балтийского канала, где писатель в упор не видит зеков, с хрустом костей насаждается соцреализм.
Похоже, он уже раскаивается, что сам предложил девиз: «Если враг не сдается, его уничтожают», чем связал своё имя с гонениями на деятелей культуры. Своим растущим неприятием сталинских репрессий он делится лишь с толстой тетрадью в клеёнчатой обложке, которую тщательно прячет.
В 1936 году наступает загадочная смерть. Вскоре появились свидетельства, что он по высочайшему приказу был отравлен.
Недавно память о «буревестнике» в Италии увековечили.
В 2018 году в Сорренто был установлен памятник Горькому
С явным запозданием, в конце 80-х годов завершившегося столетия бард Александр Городницкий адресовал предостережение «буревестнику революции»:
Не возвращайся, Горький, с Капри,
Где виноградная лоза.
Бежит в усы за каплей капля
Твоя горючая слеза...
Поймешь страну родную мало,
Её увидев изнутри.
На трассе Беломорканала
Напрасных слов не говори.
Не возвращайся, Горький, с Капри,
Пей итальянское вино.
Расстрел неправедный, этап ли, -
Тебе там это всё равно.
Не упускай свою удачу,
Попав однажды за рубеж,
Не приглашай вождя на дачу,
Его пирожные не ешь…
Но он в Россию не единожды возвращался – чтобы участвовать в революции. А она вызвала новую волну эмиграции, в том числе и в Италию.
Это заслуживает отдельного разговора.
Владимир Житомирский
