Они живут рядом с нами, но часто мы не замечаем их — хотя не слышат, по особенностям своего организма, именно они. Но слабослышащие и глухие люди тем не менее активно участвуют в жизни общества. К примеру, Полина Синева — сурдопедагог, сценарист, драматург. Короткометражка «Домофон» по ее сценарию была показана в Каннах, а спектакль по пьесе «Чужой голос» с успехом был поставлен в «Электротеатре Станиславский». «Известиям» Полина рассказала о том, как живется сейчас в России творческому человеку, лишенному слуха.
— Скажи, есть разные определения: не такой, как все, слабослышащий, глухой человек, человек с особенностями. Что тебе кажется уместным, а какое определение может обидеть?
— Ой, я спокойно воспринимаю подобные определения. Более чем уверена, что у большинства людей нет намерения задеть или обидеть. Если брать конкретно меня, то я глухая по жизни. А вот родители у меня уже слабослышащие, не глухие. В медицинской классификации выделяют глухих и слабослышащих. Кроме этого, есть также позднооглохшие. Такие вот три большие группы с разной психологией и культурой.
При обращении имеет смысл уточнить, кто перед тобой — глухой или слабослышащий. Я заметила, что слышащие любят называть меня слабослышащей, потому что «глухая» им почему-то претит. Но я не слабослышащая, хотя и похожа. А вот слово «глухонемой» для меня выглядит неуместно.
— Жестовый язык — он скорее функциональный или ему тоже присущи категории красноречия, изыска или, напротив, бедности или косноязычия? По нему одному можно многое понять про человека?
— О, жестовый язык разный! Он может быть всем, что ты перечислила: и прекрасным, и косным, и богатым, и бедным. Зависит от того, кто говорит.
— Обозначь периметр — что для тебя допустимо, деликатно, а что кажется бестактным и бесцеремонным?
— Деликатность для меня — это когда учитывают мои потребности. Например, на мероприятии автоматически есть переводчик жестового языка. Или дают возможность сидеть в первых рядах перед переводчиком — вот за это всегда спасибо большое. Или когда в случае чего записывают мне информацию или лекцию — это тоже очень ценно. Что касается бестактности — она обычно от незнания и страха. Как-то я ездила на вечер к одному аниматору, позвали всех, кто участвовал в краудфандинге его мультфильма. Там каждого стали вызывать и давать ему подарки. Вызвали меня, я с переводчицей пошла. Ведущий что-то стал говорить, а я заметила, что переводчица мнется. Оказывается, ведущий представил меня, как «девушку, которая не говорит на нашем, человеческом языке», а переводчица думала, как мне перевести этот стыд.
Но сейчас среда гораздо дружелюбнее к глухим и слабослышащим, чем в СССР. Есть интерес к жестовому языку и культуре глухих, субтитры на ТВ, мессенджеры и так далее. А раньше… Однажды мама гуляла со мной маленькой во дворе, к ней подошла соседка и сказала, чтобы она уезжала отсюда, здесь не место глухонемым. Маму это поразило: мы жили очень тихо.
— Насколько я понимаю, ты не пряталась дома, у тебя было вполне социализированное детство?
— Вполне: я ходила в детсад и две школы для глухих, после окончания поступила в группу для глухих в Педагогический университет. Это был девочковый шабаш: в тот год в потоке почему-то не было парней. С однокурсницами я до сих пор общаюсь. Во время учебы у нас была нехватка переводчиков, хотя это была спецгруппа. На одних лекциях мы записывали, считывая с губ, на других нам переводила однокурсница, и только изредка приходили переводчики. Параллельно я тогда подрабатывала в газете «Мир глухих».
— Тебе сложно было найти работу после выпуска?
— Я защитила диплом про развитие творческих способностей глухих детей, походила по школам в поисках основного места работы, но не было подходящей вакансии. Вспомнила про старое желание поучиться на сценариста и решила попробовать получить еще профессию. Курс тогда набирал Александр Эммануилович Бородянский. Он засомневался, что я смогу получать информацию наравне со всеми, но все-таки взял меня, спасибо ему большое. Он научил меня замечать ошибки в сценариях и отличать, где литература, а где кино. Самое главное его правило я запомнила: надо, чтобы было всё время интересно смотреть! У меня было много очень интересных учителей, но Александр Эммануилович занимает особое место в сердце. Он реально классный мужик, и чувство юмора у него убойное. Я поддерживаю отношения с группой, мы периодически собираемся у мастера.
После ВГИКа я какое-то время продолжала писать в газете, потом в журнале глухих «В едином строю», параллельно писала сценарии. Что-то экранизировали, что-то заморозили. Как ты знаешь, у каждого сценариста есть свое кладбище проектов, и я не исключение.
Связалась с «Гаражом», мне предложили поучаствовать в выставке. Потом и с другими музеями познакомилась: с Музеем русского импрессионизма, Политехническим, Историческим, Пушкинским, а также с организацией ICOM — люди там отличные. Музейная сфера сейчас очень активно развивается, в плане инклюзии она впереди всех. Пандемия внесла свои коррективы: я планировала провести цикл экскурсий по выставке Анненкова весной, например, но успела провести только одну.
— С какими неудобствами и сложностями в обычной жизни ты сталкиваешься сегодня?
— Неудобства и сложности по большей части связаны как раз с коммуникацией. Но в наше время бытовые вопросы достаточно просто решаются — через мессенджеры, письма и записки, а также диспетчерские службы для глухих и переводчиков жестового языка. Есть, конечно, совсем дремучие люди, которые перезванивают, не обращая внимание на предупреждение о глухоте, но таких единицы. Про реальные опасности, при подписании договоров например, есть смысл иметь рядом переводчика или юриста.
— А есть опасности физического свойства?
— Есть перечень профессий, которые запрещены глухим, но, например, попытки запретить водить машины — это, конечно, абсурд: у меня куча глухих друзей ездит на авто. На Западе есть глухие дальнобойщики и пилоты, до этого у нас ой как далеко. А в остальном всё ровно так же, как и у слышащих. Смотреть по сторонам на улицах или внимательно и в положенных местах переходить железнодорожные пути — это общая норма.
— А, например, глухой водитель такси — это не опасно?
— Уметь водить машину — это вообще от слуха не зависит. Важны мозги, внимательность и хорошая реакция. Моя покойная мама, кстати, была в одной из первых групп глухих автомобилистов, рассказывала, что их, как первопроходцев, проверяли на уровне космонавтов. Ужас! И ничего, все справились, и после этого глухим стали свободно давать права на вождение. А про таксистов — сегодня система заказа устроена так, что можно и не общаться напрямую: адрес заранее вписан при заказе. Если надо что-то уточнить, всегда есть телефон и навигатор. И, кстати, у меня полно слышащих знакомых, которые ненавидят разговорчивых таксистов, так что для них глухой водитель — подарок небес.
— Как ты считаешь, такая ли большая потеря жить, не зная, как звучит 40-я симфония Моцарта или как поют птицы или цикады?
— Вообще-то, это стереотип, что глухой вообще ничего не слышит. Тотальная глухота очень редко встречается. Те глухие, которые носят слуховые аппараты или КИ (кохлеарный имплант), могут слушать любую музыку, многие танцуют и вполне знают, как поют птицы. Я слушаю музыку в наушниках, но нечасто. Нет такой потребности, я не музыкальный человек, но смогу отличить вальс от марша и знаю, кто такие Nirvana или, там, Леди Гага.
— А есть ли что-то, чего, наоборот, нет в мире слышащих людей, но есть в мире глухих?
— Есть жестовый язык, есть своя культура. Ну и более широкий угол обзора, лучшее чувство вибрации, хорошая считываемость настроения.
— Тебе важен человеческий контакт с переводчиком или достаточно, чтобы он профессионально исполнял свои обязанности?
— Хороший вопрос. И очень болезненный. Его обсуждают в обществе глухих кучу лет и будут еще обсуждать. В смысле кто такой переводчик жестового языка для глухого человека — только переводчик или еще нянька-юрист-психолог – задушевный друг. Это о границах.
Лично я всегда прошу от переводчика только одну вещь: наиболее корректно перевести мне информацию. Всё. Переводчик, конечно, является важной частью моей жизни, я уважаю его работу, но я не думаю о нем как об «особенном человеке». Контакт всегда важен, особенно при обратном переводе: если переводчик не будет хорошо понимать меня визуально, то как он сможет аутентично перевести меня? У меня среди переводчиков есть друзья, но когда мы работаем, то только работаем, понимаешь?
— Как ты оказалась в кинематографе?
— Думаю, это мама повлияла. Она в молодости ходила в любительскую киностудию, училась там снимать, у нас дома было много литературы про кино и стопка «Киносценариев». Одна короткометражка с маминым участием «Я вижу музыку» даже ездила по каким-то фестивалям.
Дома смотрели фильмы на пленке — знаешь, были такие кинопроекторы. Папа ставил мне «Праздник святого Иоргена» Протазанова и «Ну, погоди!» Котеночкина. А в старшей школе я серьезно подсела на американское кино — тогда стали продавать кассеты с субтитрами в клубе глухих на Первомайской, засматривала до дыр «Скорость», «Правдивую ложь», «Привидение», «Без лица» и «Назад в будущее».
Тогда я и поняла, что хочу попробовать делать киноистории — после педагогического института пошла учиться во ВГИК к Бородянскому.
— Чего бы тебе хотелось достичь в кинопрофессии?
—Мастерства, большего понимания того, что я делаю. А так я пишу сценарии, пьесы, рассказы, читаю лекции про репрезентацию глухих в кино и сторителлинг для глухих и иногда веду экскурсии в музеях. Если будет еще что-то интересное — займусь и этим.
Своя игра
— Скажи, у тебя юридически оформлен статус инвалидности?
—Да, у меня есть инвалидность. Это дает мне возможность бесплатного проезда в метро и автобусе и пенсию, а еще льготы на билеты в музеях, к примеру. Поскольку у меня третья группа, я могу работать. За всё это спасибо государству. Но для меня понятие «инвалидность» — это все-таки более умозрительная вещь.
Есть культурная концепция глухоты. Это о том, что глухие — лингвистическое меньшинство со своим языком и культурой, и наполовину пустой стакан там — наполовину полный. То есть это не о потере слуха, а о приобретении глухоты. Эта идея мне кажется самой психологически перспективной, потому что она о спокойном принятии себя таким, какой ты есть, и развитии того, что есть. Я чаще всего репрезентирую себя в первую очередь как Полину, которая что-то там делает, а потом уже как глухую, но иногда мне проще сообщить сразу, что я глухая. Глухота — важная часть меня, мне с ней окей, я не представляю себя слышащей, если честно.
— У тебя никогда не возникает знаменитый вопрос: «Ну и за что мне всё это?» и мысли и мечты о том, что жизнь со слухом была бы намного проще?
— Нет. Я мечтаю о других вещах, а об этом — нет. Зачем? Вопрос: «За что мне всё это?» — поскольку я с детства не слышу и общаюсь дома на жестовом языке, не возникает. Он может всплывать только в других ситуациях, не связанных со слухом, но его всегда можно переиначить в другой: «Для чего?»
— Что бы ты, имея сейчас такую возможность, посоветовала бы тем людям, которые общаются с глухими? Что упростило бы коммуникацию и взаимопонимание для обеих сторон?
— Не бойтесь общаться. Всеми возможными способами. Когда глухой сообщает: «Я не слышу, пишите мне, пожалуйста», это вовсе не значит, что надо орать ему в ухо: он всё равно не услышит. Если спокойно объяснить суть на бумаге, или через переводчика, или жестами, то никто не будет нервничать. И если есть желание и возможность, учите русский жестовый язык, он интересный и реально развивает мозг.
Этери Чаландзия
