В последней главе полемики о реставрации собора Парижской Богоматери точку поставил Елисейский дворец — администрация президента Франции. Произошло это после того, как глава государства лично ознакомился с вердиктом Национальной комиссии по историческому наследию и архитектуре (CNPA).
Напомним: в июле этого года главный архитектор Парижа Филипп Вильнев представил специалистам высшей архитектурной инстанции страны досье на 3 тысячи страниц, в котором благополучно доказал: необходимо вернуть остову (несущей конструкции), крыше и знаменитому готическому шпилю храма исторический облик.
Вердикт значимый. Чтобы представить, что, собственно, было тогда на кону, стоит перечислить ряд наиболее дерзких проектов восстановления исчезнувшей части собора, поступивших от европейских архитекторов. Среди них, в частности, фигурировали такие предложения: заменить готический шпиль на тонкую башню с прожектором, луч которого растворялся бы в небе, на конструкцию из хрусталя с подсветкой в ночное время суток и даже на абстрактную золотую фигуру, которая напоминала бы языки пламени и позволяла бы, таким образом, «запечатлеть» трагический момент в его, собора, истории.
И вот новая глава полемической саги. Ее открыла епархиальная комиссия под руководством парижского архиепископа Мишеля Опети. Пару недель назад в беседе с журналистом газеты Le Parisien ее представитель священник Жиль Друэн озвучил предложение задуматься о том, как бы заменить в соборе витражи XIX века произведениями современных художников. А также дополнить его строгое внутреннее убранство и другими «штрихами современности».
Больше всего шума, само собой, вызвала идея церковной комиссии заменить на работы современных художников самые «молодые» на данный момент витражи собора. Речь идет о витражах, датированных XIX веком и украшенных ветхозаветными или евангельскими сюжетами, в том числе и Древом Иесеевым (родословием Христа), созданным знаменитым французским художником-витражистом Эдуаром Дидроном. Другое ноу-хау касается интерьера. Речь о том, чтобы установить в соборе Парижской Богоматери дизайнерские скамейки с подсветкой, оборудовать современные гардеробы и туалеты для посетителей.
«Мы ничем себя не ограничиваем» — так подытожил этот набор идей в беседе с журналистами священнослужитель.
Специалисты оценили ситуацию быстро и резко: основные изменения, инициированные комиссией, направлены на ликвидацию последствий самой масштабной реставрации в истории собора, которая протекала под руководством Эжена Виолле-ле-Дюка в 1840–1850-е годы и отчасти была вдохновлена одноименным романом Виктора Гюго. К слову, эта реставрационная кампания позапрошлого века породила во французском обществе едва ли меньше споров, чем сегодняшняя.
Дело в том, что архитектор не только вернул собору его исторический облик и стер с него следы революционных событий конца XVIII столетия, но и дополнил его башенками, витражами, розетками, шпилем, горгульями и химерами, часть которых восстановлена Виолле-ле-Дюком интуитивно, а другая была просто домыслена в духе эпохи. Будучи не только архитектором, но и теоретиком, Виолле-ле-Дюк так объяснял свою логику: «Реставрировать здание — это не значит его поддерживать, чинить или укреплять прочность его конструкций, это значит его восстанавливать в законченном виде, который, возможно, никогда реально не существовал». Тому, что такая позиция вызвала (да и продолжает вызывать) споры, можно не удивляться: она и называется «стилистической реставрацией». Но с тем условием, что общий смысл — как у того же Гюго: стремиться к постижению оригинала.
А вот последние предложения по реновации Нотр-Дама вызвали реакцию гораздо более единодушную. Теле- и радиоведущий Стефан Берн, назначенный государством в 2017 году ответственным за ревизию национальных памятников, призвал восстанавливать собор в таком виде, в котором он был признан памятником исторического наследия, то есть с учетом реставрации Виолле-ле-Дюка. Главный редактор сетевого издания об историческом наследии La Tribune de l’Art Дидье Рикнер был еще более прямолинеен в оценке ситуации: охарактеризовав саму идею модернизировать собор таким образом как «скандальный» и «невообразимый» «постмодернистский бред», в статье для Le Figaro журналист не поскупился даже на термин «вандализм».
Пока полемика не приобрела международный масштаб, в нее сочла нужным вмешаться министр культуры Франции Розлин Башло. Напомнив, что, согласно законам Пятой республики, владельцем собора Парижской Богоматери является французское правительство, она подчеркнула, что именно оно и будет принимать все решения касательно изменения облика исторического памятника.
Министр отметила, что витражи являются не элементом внутреннего убранства собора, а именно частью самого здания, которое охраняется как исторический памятник. И пояснила:
— Чтобы внести ясность, напомню: Франция подписала Венецианскую хартию 1964 года (Венецианская хартия по вопросам сохранения и реставрации памятников и достопримечательных мест закрепляет профессиональные стандарты в области охраны и реставрации материального наследия.— «О»), которая не допускает демонтаж упомянутых витражей и их замену современными произведениями. Это не мешает нам, при условии согласования с властями, задумываться о других декоративных элементах, которые еще требуют обсуждения, поскольку на данный момент существуют лишь в черновом варианте. Меня,— подчеркнула министр культуры,— совершенно не шокирует, что в соборе, часовне могут появиться элементы убранства, более современные, более актуальные… Но поскольку споры развернулись именно вокруг витражей, отмечу, что сама идея (об их замене на современные произведения.— «О») для меня неприемлема, и она противоречит подписанным нами соглашениям.
Скорее поставив дискуссию на паузу, чем положив ей конец, министр Башло невольно дала повод для целого ряда вопросов гораздо более сложных и глобальных, чем благоустройство собора, которым озабочена церковь. Вот только некоторые.
И, собственно, какой облик средневекового памятника, неоднократно менявшийся в течение всего времени его существования, реставраторы должны считать каноническим, если каждый век добавляет к нему что-то свое?
Какой век взять точкой отсчета
На самом деле едва ли не в каждом средневековом соборе Франции (и в этом смысле ее культурно-историческое наследие, конечно, не исключение) можно заметить следы, оставленные современностью. Вот только в большинстве случаев эти «штрихи современности» являются не дивертисментом для туристов, а, напротив, «печатью времен» — напоминанием о тех разрушениях, которые выпали на долю исторического памятника в годы войн и революций.
Одним из самых ярких примеров является Реймсский собор: в алтарной части храма, который с XI века принимал коронации французских монархов, установлены огромные окна, расписанные Марком Шагалом на библейские сюжеты и сцены из жизни правителей Франции. В ХХ веке ими заменили средневековые витражи, значительная часть которых была уничтожена в храме бомбежками и последовавшим за ними пожаром в годы Первой мировой войны (кайзеровская армия выпустила в это «чудо готики» несколько сот снарядов). Примерно таким же образом из-за немецкого артобстрела в марте 1918-го существенной части витражей лишился Амьенский собор, который по объему превосходит все готические соборы Франции. В Руанском соборе, выдержавшем бомбардировки союзников перед высадкой в Нормандии в 1944 году, также можно заметить витражи работы художника Макса Инграна — в 1950-е годы ими тоже решили заменить утраченные средневековые.
Парадокс нынешней ситуации с парижским Нотр-Дамом заключается в том, что менять витражи, которые уцелели в пожаре 15 апреля 2019 года, предлагает сама церковь.
— Их состояние не такое уж плохое,— поясняет в разговоре с «Огоньком» Дидье Рикнер.— Конечно, они загрязнены, необходимы чистка и реставрация, но они не так сильно пострадали в пожаре, чтобы их нельзя было оставить на своем месте, их состояние вполне достойное. Более того, витражи отдельно классифицированы как исторический памятник: их можно реставрировать, но нельзя заменить. Таков закон. Что касается внутреннего убранства, то и в нем определена часть, которую нельзя трогать. Можно, правда, избавиться от исповедален, но я полагаю, да и не я один, что они тоже являются частью исторического убранства…
Так в чем же причина стремления самой церкви к такому радикальному вмешательству в облик исторических памятников? Неужели только в неприятии реставрационного наследия Виолле-ле-Дюка?
— Члены комиссии говорят, что хотят улучшить качество приема верующих в храме,— объясняет «Огоньку» историк искусства.— Безусловно, это их право, но нельзя осуществлять его, попутно отбрасывая собственное прошлое. Понимаете, это ведь было не личное предложение архиепископа Опети. Целая комиссия с ним во главе планомерно работает над тем, чтобы изменить интерьер собора. Речь идет о возможности замены не только витражей XIX века, но и алтаря, скульптур, исповедален, созданных под руководством Виолле-ле-Дюка. Сам не знаю, чем их планируют заменить — я не видел финального проекта. Но суть в том, что епархия хочет избавиться от того исторического наследия, которое мы имеем сегодня.
Невольно напрашивается вывод, комментирует французская пресса, комиссия по разработке будущего интерьера собора, инициированная архиепископом Парижа, руководствуется распространенным тезисом. Звучит он примерно так: раз каждый век привносит что-то свое в облик собора, значит, и XXI столетие имеет право на свое «авторское прочтение» Нотр-Дама, попросту говоря, модернизацию его интерьеров под современные вкусы и нужды верующих. Вот только скамьи с подсветкой и новые витражи при «живых» старых — это отнюдь не модернизация.
— На самом деле как раз это и есть устаревший взгляд на проблему,— утверждает Дидье Рикнер.— Напротив, охрана исторических памятников, подразумевающая запрет на дополнение их облика какими-либо современными деталями, идея молодая — она принадлежит XIX и даже в большей степени XX веку. А вот считать себя современным человеком и относиться к памятникам, как в былые времена, достраивая и подстраивая их под себя,— это позиция ретроградная. Я против нее, да и закон должен ей препятствовать.
Понятно, что здание и убранство собора менялись на протяжении столетий, продолжает историк, но как единый исторический памятник собор Парижской Богоматери стал рассматриваться как раз после всех работ, проведенных Виолле-ле-Дюком в середине XIX века. Вот она точка отсчета — он был классифицирован как памятник, облик которого нельзя менять.
— А если и менять, то лишь при наличии официального разрешения, которое получить во Франции крайне сложно,— подчеркивает эксперт «Огонька».— Знаете, у нас в стране даже уничтожить исторический памятник можно (что, конечно, вызовет возмущение!), ну если только министр культуры лишит этот памятник статуса исторического. К счастью, таких примеров мы практически не наблюдаем.
Иными словами, идея охраны памятника — более современная, чем новодел. И это закреплено во французском законе. А вот насколько прочно, узнаем в ближайшие пять-шесть лет. Примерно столько, по предположениям специалистов, продлится еще реставрация Нотр-Дама, каждый виток которой будет погружать нас в жаркие споры с привлечением аргументов, которым, как выясняется по ходу полемики, как правило, уже не первый век…
Анна Сабова
