Справедливо ли правосудие без смертной казни

Лидия МАТВЕЕВА, профессор факультета психологии МГУ им. Ломоносова:

— Тут может быть несколько позиций. Если человек убил другого по неосторожности, то никакой смертной казни к нему не должно применяться. Но если он задумал убийство и при этом ещё издевался над жертвой, такой человек не достоин жить просто в силу того, что опасен для окружающих, — такова моя женская и гражданская позиция. Как психолог и как верующий человек я вижу здесь две парадигмы. Одна парадигма из Ветхого Завета — «око за око, зуб за зуб». Там всё очень просто: если ты убил, то должен умереть сам. Вторая парадигма: когда мы говорим, что нужна смертная казнь, это не значит, что завтра же мы будем применять её к каждому второму. Мы должны ввести такую меру устрашения, которая остановит человека, посягнувшего на чужую жизнь. А так получается странная ситуация: в камере тепло, сухо, убийцу кормят, водят гулять, даже охраняют от мести родственников убитого. Он кучу людей положил ни за что ни про что, а для него такое «убежище» организовали. По-моему, это просто вопиющая социальная несправедливость. Ещё один момент: люди, которые стремятся к убийству других, как правило, поступают так из страха собственной смерти. И вот таких-то людей введение смертной казни может остановить. При этом суд имеет право вообще не применять высшую меру, но её наличие в государстве и введение в законодательство делает этот дамоклов меч висящим. Наличие подобной меры вводит высшую иерархию ценностей — если ты лишаешь другого жизни, то отвечаешь собственной жизнью. Такова понятная для людей граница, останавливающая потенциальных преступников.

Руслан КИРЕЕВ, писатель:

— Я считаю, что смертную казнь не нужно вводить. Полагаю, что эту проблему можно решить иным путём. Педофилов, например, можно нейтрализовать при помощи медицины. Они неизлечимы, всё их поведение уже запрограммировано — неоднократно были случаи, когда люди, которых отпускали, опять попадались на том же. И если точно доказано, что речь идёт о педофиле, не нужно дожидаться рецидивов; нужно сразу же применять к нему медицинские меры. То есть здесь я сторонник самого жёсткого наказания, и, возможно, оно даже более жестокое, чем смертная казнь, но тем не менее таково моё мнение. Поведение серийного убийцы опять-таки связано с сексуальными аспектами. С другими убийцами ситуация иная. Мне кажется, в отношении таких применимо бессрочное наказание... И, может быть, общество даже должно их содержать. Как семья содержит родившегося больным ребёнка всю жизнь, так и общество, у которого родился больной человек, обязано его содержать.

Дмитрий ОРЕШКИН, политолог:

— Мне кажется, наше правосудие без применения к убийцам смертной казни, безусловно, может быть справедливым. Для любого преступника, если он, конечно, вменяем, главным обстоятельством является внутренняя убеждённость, что его не найдут. И в случае со смертной казнью мы поддаёмся типично русскому соблазну подменить суть понятий. Проблема не в том, что будет с преступниками после того, как их поймают, а в том, что значительную их часть просто не находят. У нас в стране минимум две тысячи детей в год просто бесследно исчезает, и есть смертная казнь, нет её — разницы абсолютно никакой. То есть мы себя обманываем, когда говорим: вот мы наконец с этими сволочами расправимся — теперь будем их казнить. Да ничего подобного! Как раньше ловили каждого пятого, так и сейчас будут ловить. Но это поменяет ментальную ситуацию — «мы же сделали всё, что могли, добились смертной казни». Народ у нас очень любит суровые слова, а тут нужны не слова, не жёсткая риторика, а очень долгая тяжёлая работа по улучшению деятельности правоохранительных органов. Часто бывает ситуация, когда быстренько находят кого-нибудь и казнят, лишь бы народ был доволен. Широко известен пример с Чикатило: двоих казнили до того, как его поймали, а он продолжал тем временем «функционировать». Другая сторона дела: педофил, убийца, человек, который вывел себя за пределы нормального человеческого общества, делает это для того, чтобы поднять себя в своих собственных глазах. Такие убийцы о себе всегда чрезвычайно высокого мнения, они уверены, что их никогда не найдут. И если бы они точно знали, что их найдут и посадят... неважно, на пятнадцать или на двадцать пять лет, они бы себя чувствовали по-другому. И потом ещё такой аргумент: смертная казнь есть в странах, с которыми не хотелось бы становиться в один ряд. В европейских же странах её нет, и там две тысячи детей в год не пропадают, потому что они решают другую проблему — как найти и изолировать преступников. Есть ещё Соединённые Штаты, где в некоторых штатах применяется смертная казнь, но принципиальной разницы в количестве преступлений между этими штатами и другими нет. Насколько я знаю, в городе Нью-Йорке нет смертной казни, но зато этот город, бывший 20 лет назад центром преступности, сегодня один из самых спокойных городов мира. Просто потому, что там всерьёз работали с полицией и обеспечивали раскрываемость. Не боролись за то, чтобы ужесточить наказание, а боролись за то, чтобы сделать его неотвратимым.

Даниил ГРАНИН, писатель:

— Честно признаюсь: приезжал тут недавно Владимир Петрович Лукин, мой старый приятель, и мы провели с ним полдня, обсуждая этот вопрос, но я ничего определённого так и не мог сказать. Есть аргументы за, есть — против. С одной стороны, конечно, ужасно ошибиться, приговорив к смерти невиновного, а от ошибок мы с нашим следственным аппаратом и нашим судопроизводством не гарантированы. С другой стороны, мне доказывают, что пожизненное заключение ещё хуже смертной казни. Нет, я не верю. Всё-таки пожизненное заключение оставляет какие-то надежды на то, что будут реформы, будут какие-то изменения порядков — всегда надежда, пусть даже слабая, остаётся. Кроме того, даже жизнь в одиночной камере — всё равно жизнь...

Мы, к сожалению, не занимаемся социальной психологией, судебной психиатрией, очень мало знаем об этом. Данную проблему надо было бы обсудить, организовать какие-то круглые столы, где должны были бы выступить специалисты, знающие люди. Я же чувствую себя несведущим в этом вопросе.

Борис СРЕБНИК, экономист, профессор Финансовой академии:

— А с применением смертной казни наше правосудие разве может быть справедливым? Конечно, я против смертной казни, потому что, к сожалению, очень часто правоохранительные органы ошибаются. Я сам из Белоруссии, и у меня родственники ещё в советское время были на больших прокурорских должностях. Был у них один прокурор по особо важным делам, у которого была очень высокая раскрываемость, и с его подачи расстреляли немало людей. А потом оказалось, что всё это были натянутые дела, сфальсифицированные ради хорошей отчётности. Это даже не ошибки, а преступления против правосудия!.. Я бывал в колониях, где содержат преступников-убийц, и могу только одно сказать: смертная казнь для них желанна. Они вынуждены в соответствии с режимом сидеть в камере целый день, не работая. Их убого кормят, убого содержат — в таких условиях, что они сами просят оборвать их жизнь. Просто у многих из них не хватает мужества самим покончить с собой.

Я не эксперт в области криминалистики. Но по крайней мере те специалисты, мнение которых мне известно, в один голос говорят: суровость наказания не уменьшает количество преступлений. Конечно, если бы меня спросили, что тогда делать для уменьшения количества преступлений, я бы сказал: в первую очередь нужна нормальная профилактика. И нужно так наладить работу следственных органов, чтобы подлинные преступники не уходили от наказания.

Андрей КУРАЕВ, профессор Московской духовной академии:

— Безусловно, наше правосудие может быть справедливым без применения смертной казни. Потому что не надо сводить понятие справедливости к ветхозаветному правилу «око за око, зуб за зуб». Не очевидно, что убийцу надо именно убивать от имени государства. Если государство не будет убивать убийц, это ещё не означает, что в нём исчезнет всякая справедливость. Я по крайней мере стараюсь ставить себя на место подсудимого, и если бы дело касалось моей судьбы и у меня был выбор — смертная казнь или пожизненное заключение, для меня страшнее было бы пожизненное заключение. И очень многие люди, которые реально такое заключение отбывают, так и считают.

А большинство всегда за смертную казнь. И я полагаю, что даже в западных странах отмена смертной казни была не демократическим решением, а решением гуманистической элиты общества, навязанным всем остальным.

Михаил ВЕЛЛЕР, писатель:

— Следует говорить не о смертной казни, потому что смертная казнь означает, что вот сейчас я вас поймаю и на плахе топором обрублю руки, ноги. Мы должны говорить о том, должна ли оставаться священной и неприкосновенной жизнь детоубийц, маньяков и серийных садистов. А современный закон цинично подменяет понятия «человек» и «убийца». Декларируя — «право человека на жизнь священно» применительно к убийце, закон имеет в виду не жизнь жертвы или любого другого человека, а именно убийцы. Тогда следует сформулировать прямо: «Право убийцы на жизнь священно». Далее: полагать пожизненное заключение сравнимым с казнью убийцы — величайшая глупость или величайшее лицемерие. Разница между Бытием и Небытием, Жизнью и Смертью принципиально несравнима с разницей между хорошей жизнью и плохой. Пожизненно заключённый дышит, видит, слышит, он думает, чувствует, он ест и пьёт, у него есть воспоминания и фантазии. Он живёт! И когда миллионы честных людей нищенствуют на грани голода, нам предписывают заботиться о сытости и тепле для убийц. Что касается справедливости. Смерть убийцы успокаивает душу жертвы. Во все времена и у всех народов это почиталось за справедливость.

А когда платный адвокат за деньги спасает жизнь изувера и публично объявляет извечные представления людей о справедливости атавизмом — такому закону и такому государству недолго осталось жить.

Наталья ВЕСЕЛОВА