Этот текст Кристины Французовой-Януш, представляющий собой стенографию монолога Годара, написан в формате, который использовал журнал Story. Поводом и возможностью стал приезд Жана-Люка Годара в Россию по случаю выхода фильма «Прощай, речь 3D» в 2014 году. Этот фильм значится предпоследним в карьере режиссёра. Последний — под названием «Образ и речь» — вышел в 2018 году. 13 сентября 2022 года Годар ушёл из жизни по собственному желанию — он сделал эвтаназию. Ему был 91 год. Этот текст можно считать посвящённым его памяти...
Жан-Люк Годар
Жан-Люк Годар, классик французского кино, критик «Les Cahiers du cinéma», зачинатель «новой волны», новатор и мятежник, различающий кино и кинематограф, проникающий профессиональным взглядом сквозь наст человеческого цинизма и себялюбия. Его фильмы очень неудобные, потому что над ними надо думать, надо выстраивать логическую цепочку от начала до конца, иногда наоборот, от конца до начала. В его фильмах нет привычной структуры драматургического сюжета, потому что кино не театр. Кино — это: театр, музей, литература, небо и земля, Каин и Авель. Кино, как больной с температурой за 40 градусов. Он дрожит и пылает изнутри, и эта эмоциональная лава выплескивается в зал, где сидят относительно здоровые люди. Возникает химическая реакция: режиссер смотрит на незнакомца-зрителя почти с любовью. Незнакомец просит добавки…
Годар не любит сервировку и трактовки. «Приходите и смотрите». Он не любит сценарии, зато любит интервьюировать актеров прямо на съемочной площадке. В его жизни и рабочем кабинете — хирургический порядок, скальпель — слева, нитки — справа, четко посередине — монтажная установка, обрезать края надо аккуратно, швы по-авторски красивые, ни с какими другими не спутаешь. Годар суров к бесталанности, «это преступление, мы ведь не идем в балет, если не умеем танцевать, но почему-то считается, что снимать фильмы могут все, был бы мобильный телефон под рукой...». Его гнев понять можно. Он слишком много вложил в каждый свой трактат, почти столько же труда, сколько Толкиен во «Властелина колец», а Булгаков в «Мастера и Маргариту». Речь не о сроках, о человеческой энергии, недостаток которой нас старит, а переизбыток молодит.
Фото со съёмок фильма «Приветствую тебя, Мария»
Один из самых пронзительных фильмов мсье Годара — «Прощай, речь 3D» — грустная и лирическая элегия. Есть ощущение, что Мастер прощается не только с Речью, но и со зрителем. Он снимал его два года. В главной роли — роли переводчика с мужского на женский и наоборот — пес. Собака самого режиссера. Бессловесное существо, помогающее двум людям, одаренным способностью говорить, но лишенным таланта понимать, найти дорогу друг к другу. Три премии Каннского фестиваля, одна из которых, совершенно оригинальная, Премия Пальмовой собаки. Но премии — это так, поклон тщеславию, таких, как Годар, этим не подкупишь. Он каждый раз идет к своему зрителю как по битому стеклу, осторожно, но отважно. И путь этот порождает благодарность, как и все, что было им сотворено за годы его бытия в кинематографе. Прав Мастер, кинематограф затухает, ему на смену приходит кино.
Одна волна сменяет другую, пляж покрывается мелкими ракушками, водорослями, смывая следы тех, кто прошел здесь мгновение назад. Мгновение, длинной в полвека...
Jean-Luc Godard
На последнем дыхании
Я пришел в кинематограф как критик Les Cahiers du cinéma, и довольно долго занимался тем, что препарировал то, что делали другие. До тех пор, пока я не понял истину: прежде чем ругать фильмы других, научись снимать сам. В наше время было совершенно особое отношение к фильмам, почти религиозное, может, потому что кинематограф был относительно молодым, а может мы себя ощущали мудрецами. Но сегодня я констатирую: в свои годы я снимаю молодое кино, потому что выбрал правильную точку съемки, то есть, взгляда на происходящее. Мне многое не нравится в нашем сегодняшнем обществе, многое утрачено навсегда, некоторые вещи погибают прямо на наших глазах и с этим ничего нельзя сделать. На пресс-конференции приходят странные люди и задают еще более странные вопросы, и ты чувствуешь себя неудобно — вроде надо ответить, но что? Поэтому я нашел выход: на некоторые вопросы ответов нет. Пусть лучше так, чем давать ответ, который всех поставит в глупое положение и тебя, в первую очередь.
Сегодня мы очень небрежно обращаемся со словами. Много говорим, но речь наша не имеет рисунка, драматургии, подтекста. Мы не умеем строить долгие, плавные предложения, предпочитая словосочетания. Про знаки препинания я вообще не говорю. Люди разучились читать серьезную литературу, и из этого вырастает беда — духовная неграмотность. Духовная и душевная. Мы не привыкли к долгому пути, нам нужна развязка непременно за поворотом, за ближайшим поворотом, на большее мы не согласны. А раньше мы, снимая фильмы, проводили целые раскопки, шли в библиотеки и сидели там дни напролет, ехали в заповедник, чтобы наблюдать за полетом ястреба, и использовать это в фильме.
Поймите, кинематограф, при условии, что он хороший, это крамола. Потому что если ты будешь говорить то, что и остальные, если твой голос будет в составе хора, то кому ты вообще нужен, и кто будет смотреть то, что ты сотворил. Только бунтуя и находясь в латентном протесте, ты имеешь возможность быть услышанным. Но сегодняшнее кино мне напоминает дешевые трюки заезжего иллюзиониста, который приехал в какой-то крошечный городок и решил всех удивить. Мы почему-то все время хотим удивляться, - не думать, плакать, вспоминать, анализировать, — а есть попкорн, хохотать и удивляться тому, как мертвые машины создают имитацию жизни на экране. Вы когда-нибудь видели в жизни людей с голубой кожей? Не видели, и даст Бог, не увидите. Так зачем морочить людям голову?
Я прочитал где-то недавно, и человек, написавший это, был вполне себе умным, — что кино привлекательно своей сказочностью, мол, у нас такая трудная жизнь, что в кинотеатр мы идем за сказкой. Возникает вопрос, может, нам еще соски и памперсы прихватить? Что за инфантильность? Где ее корни? Почему поколение современной молодежи не видит ничего зазорного в совместном проживании с родителями? Я вам скажу, почему. Современное поколение не понимает, что такое труд. Они хотят жить на всем готовом, они не понимают, что жизнь отдельно от папы и мамы чревата бытовыми трудностями, что когда ты живешь вне родительского дома, у тебя вырабатывается стойкость и характер, ты на мир начинаешь смотреть иначе. И возникает вопрос: какое кино будет снимать это поколение, которому всю эту демоническую технику купили родители?
Кто сказал, что я не люблю технические новшества? Это не так. Если они помогают тебе высказаться на полную мощь, и сделать это в той тональности, которая тебе нужна, почему бы нет? Но есть эти современные, — как они называются, — гаджеты, они делают нас ленивыми. Все машины, в чью задачу входит облегчить нам жизнь, вредны, а те, что расширяют наш кругозор и дарят нам больше возможностей, — да будет так! Люди удивляются, — те, кто меня не знают, — «мсье Годар, вы действительно печатаете на машинке свои тексты?». А почему их это удивляет? Можно подумать, что писать дельные вещи можно только на компьютере. Пусть они подумают о том, что 99,9 великой литературы написано гусиными перьями, шариковыми ручками и на печатной машинке.
Когда я слышу: «Актеры — это инструмент, актеры — это средство выразительности в руках режиссера, они подневольные люди» и так далее, я прихожу в ужас. Как можно? Вы рассуждаете об этих волшебниках, как о сковородке или папье-маше. Без актеров не будет ничего. Это режиссер — как бы так, а актеры — соль. С актерами надо быть очень бережными. Почему? Представьте себе ситуацию. Вы хотите, чтобы у вас дома было тепло, вы нанимаете специального человека, который будет приносить дрова в дом и топить ими печь. Немного примитивная аналогия, но близкая. Дрова — это и есть актеры, от которых зависит, будет ли вам тепло и уютно. Но если дрова сырые, как бы человек ни старался, тепла не будет. Актеры для меня почти родственники, я с ними разговариваю так, будто мы из одной семьи. Если это, конечно, мои актеры.
Вся наша жизнь, весь физический мир выстроен по схеме «причина — следствие». Все имеет свои истоки, и все имеет свои последствия. Ничто не проходит безнаказанно. Это касается абсолютно всех. Если ты сегодня плюнул в кого-то, завтра весь мир плюнет в тебя. То же самое в кино. Меня часто спрашивают: «Зачем вы снимаете кино для избранных?». Ну, если умные люди — это избранные, то тогда наш мир в беде. Мои фильмы для тех, кто не просто смотрит, но видит. Каждый кадр вытекает из предыдущего, но иногда бывает так, что в начале я задаю загадку, в середине фильма прячу ключ, и если зритель внимательно смотрел, в конце фильма он совместит ключ и дверь. А дальше все просто.
Есть кино и кинематограф. Кинематограф — это Чаплин, Эйзенштэйн, Мельес. Это течение, природа, подтекст. А то, что продается сегодня в кинотеатрах и в маленьких магазинчиках в виде DVD, это продукт, который создается для того, чтобы его потребляли. На одном фестивале, не буду говорить, на каком именно, мне сказали: «А сейчас у нас особая программа, мы будем смотреть фильмы, снятые посредством мобильного телефона». В этот момент я понял, что мы все имеем в виду под термином «кино». Это одноразовый продукт, жвачка, которую мы покупаем, чтобы немного освежить дыхание, а потом выбрасываем в ближайший мусорный бак. Вы хотите снимать кино, или создавать кинематограф?
Определитесь, прежде чем брать в руки камеру. Нажать кнопку — дело не хитрое, но подумайте о тех, в чье сознание вы проникаете вашими «произведениями». И еще. Любой фильм нуждается в монтаже, но можно монтировать кадр с кадром или фрагменты жизни, мне кажется, второе интереснее. Когда я был маленьким, я очень много читал, можно сказать, читал с упоением. Особенное чувство, вобравшее в себя восхищение, защищенность, восторг, движение незримого внутри тебя. Позже с таким же чувством я смотрел некоторые фильмы. С тех пор «упоение» стало для меня своеобразной мерой, если оно ко мне приходит в процессе, значит, все правильно, если нет, пора заканчивать.
Фильм состоит из звука, шума, картинки, голоса. Все просто. Но, кроме этого, он состоит из всего, что между — между звуками, между голосами, картинками, звуком шагов. Наша цивилизация приучила нас воспринимать явное, то, что обращено к нам, но почему вы думаете, что, если человек идет мимо вас, вы не имеет друг к другу отношение? Это иллюзия. Или кто-то говорит: «Это меня не касается», а кто тебе сказал, что это так? Нас касается все. И мы касаемся всего. И когда мой ассистент кричит прохожим, попавшим в кадр: «Отойдите, вы мешаете», я начинаю думать, что он не понимает происходящего.
Когда молодые режиссеры спрашивают меня: «Что нужно для того, чтобы стать хорошим режиссером», я отвечаю: «Желание». Они удивляются: «И только, а как же дар?». И тогда я объясняю им, что желание вмещает в себя много позиций, и дар — одна из них. Ведь что значит желать? Это значит быть собранным, целеустремленным, открытым миру, обладать верой в то, что ты делаешь. И еще. Когда человек очень сильно чего-то желает, внутри него желаемое сбывается раньше, чем он приступает к реализации проекта, просто он об этом не догадывается. Это вопрос времени, которое в нас течет иначе, чем вне нас. Мы думаем, что исполнение замысла еще в будущем, на самом деле все сбылось в нас самих. Симпатичная уловка, правда? Если вы это осознаете, у вас абсолютно все будет получаться. Всегда. Обещаю.
Я часто думаю: как современное кино будет переходить в руки будущих поколений? Это очень важный момент. Знаете, почему меня это беспокоит? В конце 30-х Ланглуа, без которого не было бы «новой волны», хранил фильмы в ванной, и лишь потом, спустя время, основал Синематеку. Вы понимаете, что это такое? Создать банк хранения произведений искусства? Только представьте себе, что на Земле есть место, куда бы можно было поместить все живописные полотна, от которых у нас захватывает дух. Или всю музыку, весь кинематограф. Я думаю, с любым вошедшим произойдет то же, что с туристами, пытающимися прикоснуться к египетским пирамидам. Или к гигантской солнечной батарее. Энергия всего мирового кинематографа, — я имею в виду, энергию людей, делавших эти фильмы и зрителей, могла бы воздействовать на нашу Планету. В позитивном ключе, конечно. Поэтому я спрашиваю себя: как кинематограф будет храниться в ожидании тех, кто будет способен понять и оценить его. Мне хотелось бы, чтобы кроме аудиовизуального ряда и титров, еще осталось то «между», про которое я говорил.
Структура фильма — тема особая. Чтобы я ни снимал, я руководствуюсь духом экспромта. Многие актеры, работавшие со мной, наверняка говорили, что у меня никогда нет сценария. На самом деле, сценарии были, просто я никогда их не показывал. Актер думает: «Раз у него в этой бумажке все написано, значит от меня требуется лишь одно — следовать этой бумажке...». Это неправильно. Поэтому я никогда не говорю актеру, что он должен сделать. Конечно, в голове у меня есть схемы и предложения относительно того или иного эпизода, но одно дело, как я это представляю, и совсем иное, как актер будет в этом жить. Часто происходит нечто совсем неожиданное, что, например, меняет финал фильма. А во время просмотра зрители говорят: «Где у него финал? Чем все закончилось?». Мы привыкли, что фильм начинается, развивается и заканчивается». В этом есть что-то тривиальное. Финал там, где его видит зритель, в конце концов, фильм может не заканчиваться, а прерываться. Точно так же, как наш день, когда мы ложимся спать. Мы ведь не думаем, что наша жизнь закончилась, она лишь прерывается на несколько часов, чтобы утром начаться снова.
На одном из кинопоказов со мной произошел случай: я долго стоял среди людей из сферы кино, они окружали меня плотной толпой, а потом вдруг все резко расступились, и я оказался в зрительном зале. Тут подходит человек и говорит: «Извините, я не знаю, кто вы такой, но позвольте мне сфотографироваться с вами». И в этот момент я осознал, какую удивительную метафору открыл мне этот незнакомец. Именно так режиссер выходит к зрителю со своими фильмами, говоря: «Извините, я не знаю, кто вы такие, но позвольте вам показать то, что я сделал...». И так повторяется много-много раз. Тот режиссер счастливец, кто знает своего зрителя, чувствует его. Хотя у меня все иначе, мне всегда трудно показывать сделанное своим знакомым, потому что с ними меня связывают личные отношения, которые напрочь лишают обе стороны объективности. Только чужому человеку можно рассказать о себе все. В кино эффект чужака очень хорошо срабатывает. Можно одну и ту же историю рассказать по-разному, в зависимости от того, кто вас слушает.
Можно ли родиться кинорежиссером? Можно. Точно так же, как можно родиться плотником, летчиком, пилотом, врачом, писателем. Наши родители думают, что сделали нас режиссерами, плотниками, писателями и так далее... Это заблуждение. Нельзя сделать человека плотником, если он им уже является. В душе. Хоть и не успел еще сколотить ни одной табуретки. Я был режиссером уже тогда, когда в глаза не видел камеры.
По сути, мы все очень одинокие люди. Искусство мы придумали затем, чтобы создать иллюзию, что мы кому-то нужны — возлюбленным, друзьям, коллегам, самим себе. С этой точки зрения, искусство — иллюзия, потому что, выйдя из музея или кинотеатра, мы снова становимся одинокими. Но, с другой стороны, это все никуда не уходит. Мы все закончимся, а мальчик из Лиона в полутемном кинотеатре на последнем ряду повторит наш путь. Он будет чувствовать почти тоже, что и мы, он будет плакать и смеяться, и плыть между кадрами и репликами. И в это мгновение он станет вами и мной, нас ничто не будет разделять.
Беседовала Кристина Французова-Януш
Другие тексты наших авторов:
-
Бритва, оскопившая современность
Принцип «бритвы Оккама» в философскую и научную моду ввели позитивисты, не будучи способными смотреть дальше своего носа. Мог ли придумать принцип «экономии мышления» здоровый человек, не испытывающий комплексов по поводу маломощности своего рассудка? -
Художница, бестия и стратегия крокодила
Мне повезло иметь незамужних подруг. Почему повезло? Потому что незамужняя женщина свободна во всех смыслах, но не всякая понимает ценность этой свободы, мои подруги понимали, и это прекрасное время общения с ценящими свою свободу женщинами я не забуду никогда... -
Бесплатный музей под открытым небом
В запутанных переулках бродить, выбирать, прикасаться к подсвечникам, подстаканникам, шкатулкам и бусам столетних красавиц. Скопление богатых и бедных, как среди продавцов, так и среди покупателей. Торговые ряды обычно размещаются прямо на земле, асфальте или железнодорожных путях...
