«Мне 95 лет, я многое пережила, многое помню, у меня сохранились разные документы, я подумала - может быть это будет кому-нибудь интересно…» - однажды сказала мне бабушка.
-? Илюшка, у тебя сегодня есть свободное время?
-? Я сегодня целый день свободен.
-? Тогда возьми диктофон, кассеты и иди к бабушке. Вот листик – я записала вопросы. Она будет рассказывать, а ты записывать на диктофон. Потом я все напечатаю. Хорошо?
Вечером Илюша пришел домой, принес записанную кассету.
Я села слушать. И не могла оторваться.
-? Илюшка, какой ты молодец!
-? Я буду записывать, сколько нужно – мне самому интересно. Я так и сказал – это только начало, я еще приду. Я бабушку не перебивал. Как рассказывала, так и рассказывала.
Мои первые вопросы были о детстве.
- Что рассказывать? Ничего такого не было…
Но… рассказ уже начался, и Илюшка включил диктофон.
- Мать умерла очень рано. Ей было 40 лет. Это было в 18-ом году. Она пошла на похороны – сосед заболел сыпным тифом. И заразилась.
В Новозлатополе был один врач, а в колонии – 120 дворов.
(Бабушка родилась в 1906 году в еврейской колонии, называлась она Новозлатополь. Это село есть и сейчас.)
Мне исполнилось 6 лет, у меня было 2 сестры – двойнята. Они плохо занимались, а я все, что им задавали – знала. Отец пошел в школу – примите мою дочь, она будет хорошо учиться. И меня взяли. Я в самом деле очень хорошо занималась.
Мы еврейский не учили. Это была украинская школа. Пели «Боже, царя храни».
Я была небольшого роста.
Когда надо было подойти к карте, показывать, мне подставляли скамейку – я не доставала.
Училась я 4 года.
Закончила отлично.
В колонии было 2 улицы. Одна – прямая.
А вторая называлась немецкой – там жила немецкая семья.
Во всей колонии отличалась – чистота, порядок. Образцовый дом.
Это – немцы. Они чистоплотные. А евреи – такие…
14-й год. Брата взяли в армию. У сестры взяли мужа – а у нее 5 детей. Оба погибли.
(В заметке, написанной бабушкой, и опубликованной 10 лет назад в одной газете, я прочитала, что после гибели мужа сестре нечем было кормить детей, и она отдала их в детдом.)
Позже - махновщина. Махно ездил через нашу колонию с тачанкой. Сзади – пулемет. Расстреляли целую семью, двое детей. У меня есть статья – там лучше написано, могу тебе дать.
(Была махновщина.
Махно ездил через нашу колонию с тачанкой, сзади пулемет…
Помню, как будто это вчера было.
Они расстреляли целую семью – 7 человек, двое детей, прямо в постели их расстреляли…
Мы выехали в Запорожье…)
Мать была вдовой. У нее была одна дочь. Жила в Днепропетровске.
А у отца умерла жена. Они познакомились в Днепропетровске.
И почему-то мать вышла замуж за такого старика – 6 душ детей, взрослые дети..
(Отец бабушки родился в 1860-ом году. Когда они встретились с ее мамой, ему не было и 40 лет. Но бабушка помнит его старым, с окладистой бородой. Он прожил 78 лет.)
Брат был женат, сестра замужем.
Семья большая: взрослые дети, маленькие дети.
Мать родила двойню… Трудно себе представить такое детство. Но жили… Мне кажется, ничего такого особенного – записывать не надо.
Жили бедно. Из того, что собирали с огорода – картошка, капуста, буряки. В погребе стояли две бочки с соленьями. Две коровы, куры, индюки, утки.
Неважное детство было. Нечего записывать.
Меня любили - я выделялась. Мне было 7-8 лет, я выучила 2 стихотворения Шолом-Алейхема. Могу рассказать и сейчас.
-? Расскажи.
- Это на еврейском.
-? Все равно расскажи.
Бабушка читает на идиш.
Потом переводит.
«Я не богач, но радости от детей я имею больше, чем самый большой богач…
У меня 8 душ детей – сыновья, дочери, а еще – зятья, невестки…»
Дальше он про праздник говорит – есть такой еврейский праздник – пурим.
«Что за вкус, если он один собирается за столом один с женой?
А у меня собирается семья…»
«У меня 8 душ детей – все женаты, замужем.
А вы бы посмотрели, какие у меня внуки! Это что-то необыкновенное: они знают русский язык, еврейский язык, французский язык…
А если вы спрашиваете, насчет заработка, жизни, то я вам отвечу - есть большой Бог, он руководит: иногда лучше, иногда хуже…
Как вы думаете? Лишь бы здоровье…
Но в горечи предела нет…»
Потом – второе стихотворение.
«Красивая ночь… Тысячей бриллиантов разукрашено небо… Всюду огонек зажженой пасхальной свечи…»
«И так далее…» - почему-то бабушка не переводит до конца.
Она вспоминает о другом.
Меня спрашивали все – взрослые люди: «Сименька, расскажи!»
И я им рассказывала эти стихотворения.
На Пасху отец читал молитву. Так надо же! Надо же, чтобы я недавно вспомнила эту молитву, мотив, слова.
Бабушка пропела небольшой кусочек молитвы.
- А перевести можешь? Что это?
Что это, я не знаю – это древнееврейский.
Я живу самостоятельно с 24 года.
В 20-ом году мы уехали в Запорожье, а потом в 25 году Америка дала деньги и все вернулись в Новозлатополь, я осталась в Запорожье.
Я закончила 4 класса школы.
Вначале я работала на спичечной фабрике.
Мы набивали эти спички серой. А потом перекладывали в коробки. И хорошо зарабатывали.
А потом спичечная фабрика закрылась, я устроилась в «Комборбез швейников».
Потом фабрика закрылась и я стала безработной. Получала пособие – 10 рублей.
Потом пошла на завод «Коммунар», работала в литейном цеху. Шишильницей.
Мы делали изделия – выливается деталь, но там должно быть, как колесо, дыра. Туда ставились шишки. Шишки делались – там мука, песок, потом давали в сушку. Потом деталь выливалась в опоку. И выбивались шишки. И там, где они были, получалась дыра.
Материально я жила хорошо. Я уже жила одна.
В 26-ом году вступила в комсомол.
В 27-м стала кандидатом в члены партии.
В 28-ом году меня приняли в партию.
На заводе «Коммунар» - там была большая партийная организация.
Меня вызвали: «Медведь!»
Я стала на скамеечку, чтоб меня было видно.
В 29-ом году я поехала на рабфак в Киев и с тех пор осталась в Киеве.
Потом поступила в институт.
Со второго курса института меня взяли парторгом в село Семенцы Киевской области.
Был голодомор. Я там проработала года два.
Одна ко мне подходит и говорит: «Ей-богу, никому не скажу. Помремо вси?»
А я ей говорю: «Мы еще будет есть пирожки с маком.»
И на второй год, когда уже был урожай, я подошла к Калинюку - председателю колхоза и говорю: «Давай устроим день урожая!» – «Давай!»
Закололи кабана…
Потом зову Мокрину и говорю: «Шо я вам казала?»
«А Вы казали, що будем йисти пырижки з маком.»
«Так завтра день урожая, закололи кабана. Надо спечь пирожки с маком, а мака нема.»
Принесла мак, спекли пирожки.
Выпила, не знаю что. Я выпила, как все. И пошла танцевать гопака навприсядки.
Они говорят:
«Сгорила б, вона така серьезна була, николи не засмиеться, диви як витанцьовуе!»
Потом меня послали в политотдел МТС.
По женработе.
После политотдела МТС осталась работать в этом же районе инструктором райкома партии.
Я очень поздно вышла замуж. В 35-году вышла замуж.
Потом началась война.
Я эвакуировалась в Новосибирск.
Жила там, как у бога за пазухой.
Проработала
Ко мне приехали 7 душ колхозников – это 3 сестры и 2 племянницы и племянники.
Они со скотом эвакуировались из Новозлатополя. Со скотом!
По дороге мне написала племянница Фаня:
«Симочка, петля уже на шее, а так хочется жить!» Он были уже где-то на Кавказе. У нее ребенку был год, а муж на фронте.
Я дала телеграмму «Немедленно приезжайте ко мне!»
Они добирались 3 месяца…
Приехали… А в Новозлатополе бани нет. Купались в корыте.
Так я говорю сестре:
-? Слава, вам придется идти в баню.
-? А баня далеко?
-? Полкилометра.
-? Сименьке мы ничего твоего не возьмем, мы никуда не пойдем…
А в это время в ванной наливалась горячая вода.
Все скупались.
А потом я пошла мыться, и потеряла сознание…
А когда я уже жила в Запорожье, я ходила на курсы. Мечтала об институте. Ходила в вечернюю школу. Один раз сказал преподавателю на рабфаке:
-? Когда я ехала сюда, я думала, что я очень подготовленный человек.
-? Товарищ Медведь, для того, чтобы Вы поняли, что ничего не знаете, надо очень много учиться.
Ничего развлекательного в колонии не было.
Была еврейская синагога. Так после революции ее забрали.
Клуба не было.
Организовали его уже потом, когда я училась на рабфаке.
Тогда я уже приезжала, могла что-то рассказать. Учавствовала в танцах – я очень любила танцевать.
Было одна лавка – частная.
Сахар покупали. Подсолнечное масло делали сами – из семечек подсолнуха. Сливочное тоже делали сами.
Привозили подсолнухи Володе во двор, выбивали семечки, потом везли на маслозавод.
Резали курей, относительно жили неплохо.
Воспоминания о детстве неважные.
Как-то, ты понимаешь, ничего такого радостного не испытали.
Одежду – перешивали, из старших на младших.
Я выделялась в семье, и меня окружали особо.
Магазина в колонии не было.
Город – Гуляйполе, там можно было что-то купить.
Я была маленькой, и меня научили печь хлеб.
Была большая печь, нагревали дровами.
Я брала тесто, мне дали лопатку длинную, и я хлеб садила в печь.
Пол был земляной.
Брала после лошадей, коров навоз, смешивала с песком и смазывала полы.
Это было на субботу.
Смазывала стены белым – побелкой, а потом мазали пол – и был праздник.
В этой колонии жили 3 брата отца. У нас во дворе жил один брат отца.
У него были дети нашего возраста. Но мы редко общались. А со второй семьей мы начали встречаться, когда жили в Запорожье. И сестра мне говорила – Сима, почему я не знала тебя, что ты такая?
Алла Аркадьевна Азарх
