В конце войны некий мамин поклонник, служивший в каком-то штабе в Москве, сообщил, что летит в краткую командировку в Тбилиси и готов привезти всё, что она пожелает. «Привезите мне мою подругу Руфину», – заказала мама.
Так её близкая приятельница и недавняя однокашница по филфаку Тбилисского университета оказалась в Москве. Потом Руфа Арнштейн станет Руфой Тоидзе, и эта семья сделается ближайшими нашими друзьями. Обаятельная улыбчивая блондинка с карими глазами и кожей цвета перламутра, Руфа стала одной из последних веточек большого генеалогического древа: часть родственников погибли в варшавском гетто, часть – на печально знаменитом «Титанике».
Руфа Тоидзе
Всю войну она ждала своего мужественного курчавого красавца – грузина Гоги, Георгия Тоидзе. Вначале весточки приходили откуда-то из причерноморских мест. Конечно, он не писал о кошмаре керченской эвакуации – вплавь, под бомбами, среди тонущих людей и перевёрнутых понтонов. Как потом, выбравшись на сушу, четыре ночи полз среди погибших, днём притворяясь тоже убитым. О Новороссийске и Моздоке. О двух полученных контузиях…
Ближе к концу войны письма стали бодрее. По описанию пейзажей и окружающей растительности Гоги, похоже, был в каких-то южных краях. Так оно потом и выяснится: из-за контузий его направили в более спокойное место – в Иран, оформлять газету с многозначительным названием «Друг Ирана».
Об этой странице его военной эпопеи он иногда рассказывал. О том, как по соглашению с союзниками выводили наши части оттуда, а в другом месте границы тут же вводили новые. О том, что иногда с другими бойцами отправлялся на пополнение провианта – охотиться на диких свиней. И о выполнении ответственейшего, как потом окажется, задания: ему как художнику было приказано придать праздничный вид главным апартаментам посольства.
Там вскоре состоялась встреча трёх глав антигитлеровской коалиции, получившая название Тегеранской конференции. Я вспомню его рассказ, когда много десятилетий спустя буду бродить по этим залам, опасаясь в многочисленных зеркалах увидеть призраков прошлого. Лучше скорее выйти на воздух, в гигантский парк, окружающий здание, полюбоваться стаями крупных ярко-зелёных, крикливых попугаев, населяющих кроны деревьях. Об этой летающей экзотике, кстати, тоже когда-то вспоминал Тоидзе, но тогда я не мог себе и представить эти проносящиеся мимо яркие стаи.
Георгий Моисеевич Тоидзе был представителем очень уважаемой в Грузии семьи. Его отец – Мосе, Моисей Иванович по-русски, был художником, талант которого разглядел сам Репин, всячески опекавший приехавшего из Тифлиса поступать в Петербургскую Академию художеств молодого человека. И Илья Ефимович не ошибся: полотна прекрасного колориста и лирика с огромной любовью будут рассказывать о разных сторонах жизни Грузии – сперва дореволюционной, затем уже советской. Народный художник, Герой Труда, он немало сделал для подготовки новых поколений грузинских художников.
Мосе Тоидзе
Среди его пятерых детей двое пошли по его стопам: старший, Ираклий Моисеевич, стал известным графиком, создавшим знаменитый плакат «Родина-мать зовёт!» и иллюстрации к «Витязю в тигровой шкуре», младший, Гоги, Георгий Моисеевич, – прославленным скульптором, хотя одновременно тоже графиком.
Уж не знаю, известно ли было старшему брату, что младший сражается в преддверье Кавказа, что чуть не погиб, плывя через пролив между бомбовыми разрывами, а быть может, просто по наитию, но для нового своего плаката «Отстоим Кавказ!» – решительный кавалерист в бурке и неукротимый матрос в бескозырке с автоматом, – прообразом второго ему послужил брат Георгий. Вышел действительно похожим на молодого Гоги.
Младший брат стал прообразом героического матроса на плакате Ираклия Тоидзе
Именно Георгию, как бы по наследству, Моисей Иванович передал выделенную ему мастерскую в Москве на Поварской улице, в бывшей домовой церкви видного сановника, с высотой потолка целых семь метров. Рядом была жилая комната, позволившая создать в ней второй этаж. Плотному общению с семьёй моих родителей, конечно, способствовало десятиминутное расстояние между нашими домами, но гораздо важнее были общность интересов, взглядов на искусство, да и мамина с Руфой студенческая дружба тоже.
Читать Часть 2
Владимир Житомирский
