Благодаря дружившим с нашей семьёй композитору Илье Мееровичу и его супруге Зинаиде Либерчук, работавшими в Театре имени Маяковского, начиная со второй половины 50-х я был знаком почти со всем репертуаром их театра. Не раз видел на сцене и Льва Свердлина.
Запомнился драматичный образ писателя в «Побеге из ночи», тяготившегося эмиграцией, но опасавшегося возвращения на Родину, и всё же принявшего такое решение.
Прототипом главного героя был реальный человек – писатель Александр Куприн, и это делало задачу артиста ещё более трудной.
Свердлин в образе Куприна
Критики признавали: это была одна из его наиболее сложных и успешных театральных работ. Равно, как и роль Полония, хитроватого царедворца и любителя радостей жизни, бесславно завершившего свою бурную деятельность, наткнувшись на шпагу Гамлета – молодого и уже блистательного Михаила Козакова.
Вот что актёр рассказывает о собственном видении шекспировского персонажа, которое у него сложилось в ходе работы над ролью:
Вся его деятельность направлена на благо государственных интересов и семьи, он хлопочет, он поучает, он печётся, он следит за своими детьми и в результате – что же? Катастрофа, полная трагическая гибель их всех! Глупый умник!.. Он все знает, все предвидит. И… ничего не понимает и предстает пред всеми как шут гороховый и гибнет глупо и бесславно.
Лепя сложный образ этого вельможи, актёр решил нарушить вековую традицию. Полоний всегда умирает за кулисами, а Свердлин предложил явить смерть непосредственно глазам зрителя.
Аргументы его оказались убедительны для Николая Охлопкова: он показал главрежу продуманную им пантомиму убийства.
Цепляясь за жизнь, Полоний пробует вырвать у Гамлета орудие убийства и кинуться на него. Но боль от раны слишком сильна, и, выбросив руки вперёд, он делает шаг к противнику в желании его задушить. Но с ужасным криком валится на пол. По мысли Свердлина, «смерть останавливает его кипучую и бесславную деятельность. Он верил в себя. В свой ум, в свой талант, а на деле – пустота, ничто».
Как-то, рассказывая о работе над этой ролью, привел характеристику, данную этому персонажу Белинским: «Старый ребёнок, глупый умник». Это и стало для Свердлина отправной точкой при начале работы над сложнейшей ролью. Не случайно найденный Белинским яркий оксюморон был им прямо повторён при очерчивании сложного сценического образа.
По словам многолетнего коллеги по сцене Бориса Толмазова, существовало два Свердлина. Один был человеком снисходительным, по природе ласковым, доброжелательным, старался, никак этого не афишируя, всем чем-то помочь – уладить конфликт, выручить из беды, посодействовать с получением квартиры. А в работе совершенно иной – трудный, колкий, нервозный, из тех, кого называют «неудобным партнёром».
Даже со своим другом Охлопковым, с которым в молодости осваивал актёрские азы у Мейерхольда, он чуть не на каждой репетиции вступал в пререкания. К свердлинской манере работать приходилось привыкать, никто не мог играть с ним, небрежно выговаривая текст, все работали по максимуму. Стресс при игре с ним долгое время, например, ощущала тогда начинающая, а ныне прославленная Светлана Немоляева.
В память ей врезалось, как после сыгранного вместе со Свердлиным-Полонием куска в «Гамлете» она стремительно бежит к лифту, пытаясь не наступить на шлейф и развевающийся длинный шарф. И всё же её догоняет её «отец» в алом плаще. Останавливает, хватая за руку. На неё накатывает чувство страха. И тут начинается:
Ты сегодня нервно играла. Ты должна рассказать мне, своему отцу, конкретно, во всех подробностях про свою встречу с Гамлетом, а ты занималась собой, лила слёзы, смотрела в пустоту и даже не видела, как я реагирую на твои слова в это время. А это важно: ведь ты пришла ко мне за помощью, за советом. Так нельзя! Подумай об этом.
«Мне тогда только что исполнилось двадцать лет, – вспоминает Светлана Владимировна, – и всё это было страшно и одновременно – прекрасно. Я училась: училась играть верно, училась думать над тем, что делаю, училась относиться с высокой требовательностью к себе… Потому что так всегда играл Лев Наумович. Он священнодействовал».
О другой грани его актёрского таланта с чисто профессиональной точки зрения однажды поделился своими наблюдениями Илья Меерович.
Композитор и дирижёр оркестра Театра Маяковского, он заведовал здесь и музыкальной частью. Уже изначально, после прихода в театр в 1943 году Лев Наумович проявил исключительную требовательность на грани придирчивости в отношении музыкального оформления.
В одной из сцен спектакля, носившего название «Свидание, хотя и состоялось, но…» где-то вдалеке должен был прозвучать старинный вальс. Исполнять его предстояло на мандолине, причём, по мысли режиссёра, явному дилетанту-неумехе.
Свердлин наставлял оркестранта:
Играет любитель, а не профессионал. Играет вяло. Ему жарко и скучно.
По настоятельной просьбе Свердлина этот музыкант, постоянно играющий в театральном оркестре, перед каждым спектаклем являлся в гримёрную артиста и воспроизводил мелодию. Причём ему, профессионалу, оказывалось непросто обнаруживать требуемую «неумелость» и «вялость».
Но актёр упорно добивался замысленного. Поначалу, выходя из гримуборной, музыкант бурчал, что, мол, даже дирижёр оркестра не требует подобного. Однако со временем почувствовал: замечания, советы актёра, его тонкая музыкальность принесли результат. И мандолинист стал с восторгом всем и каждому рассказывать об удивительном понимании музыки этим актёром.
В некоторых спектаклях Льву Наумовичу доставалось исполнение какой-нибудь песни под аккомпанемент оркестра. И он буквально изводил оркестрантов непременными дополнительными «прогонами» впритык к спектаклю. Иногда такие репетиции мог прервать только второй звонок для зрителей, томящихся в ожидании возможности войти в зал. Но зато его вокал в «Весенних скрипках» и «Душе поэта» встречали с восторгом – вопреки всем нормам зрители требовали от драматического актёра бисировать.
Выдающиеся образы, созданными на сцене Свердлиным, вывели его в театре на первый план. На новогодний приём в Кремле один год приглашали главрежа Охлопкова, а в следующий раз – Свердлина.
Николай Охлопков среди артистов театра имени Маяковского
И всё же эта была слава среди театралов. А вот широчайшую популярность и любовь он завоевал своими работами в кино. Мало того, что они были убедительными, но даже отрицательные персонажи привлекали своей органичностью, неожиданно мимолётно сверкнув найденной актёром в них человеческой черточкой.
Свою невероятную способность к перевоплощению он доказал, создав целую галерею представителей самых разных народов и народностей – японцев, китайцев, узбеков, монголов, корейцев, азербайджанцев, украинцев, татар, американцев, кубинцев и даже чукчей. Это наряду с Карлом Марксом, Григорием Орловым, Будённым и незабвенным военным фотокорреспондентом из «Жди меня»…
Окончание следует
Владимир Житомирский
