Дом в Трубниковском переулке в Москве, где прошло моё довоенное и послевоенное детство
Достоинством нашей комнаты с окнами было то, что она выходила на просторный выпуклый балкон. Вдалеке, особенно в солнечную погоду, виднелся Кремль. Очень ранним утром, до начала уличного движения, можно было услышать мелодичный перезвон курантов. А днём было интересно стоять, опершись на балконный барьерчик и, глядя вниз, наблюдать жизнь с нашего четвёртого этажа.
Проезжали машины, иногда видавшие виды полуторки, чаще чёрные «эмки», реже солидные «зисы-101» с запасными колесами у капота, и еще бывшие в диковинку крошечные «москвичи». К правой арке нашего дома (той, со словами «Винная база №2») подъезжали маленькие машинки с закрытым деревянным кузовом, что-то перевозившие в своих скромных недрах, видимо, ленд-лизовские, в левую арку, где значилось, что в доме находится представительство Якутской АССР, утром и вечером неторопливо въезжали только появившиеся солидные «победы». В конце дня на большом чёрном трофейном «хорьхе» приезжал человек из соседнего двора.
Центральный пузатый балкон на 4-м этаже – наш
Однажды мимо меня что-то тяжело пролетело с пятого этажа и с жутковатым звуком шмякнулось о тротуар. В следующий миг человек в трусах и майке уже неподвижно лежал с противоестественно вывороченной ногой. Собралась толпа, милиция. С помощью сирены «скорая» пробилась к телу самоубийцы. Пока его грузили в окружении огромной толпы, перегородившей переулок, возможности проехать терпеливо ждала роскошная американская машина.
Сквозь скошенное ветровое стекло была видна сидевшая рядом с водителем дама в красном платье и меховом боа. У меня было время разглядеть её. Я ещё подумал, что это машина одного из многочисленных посольств, расположенных в нашем районе. Потом «скорая» со своим скорбным грузом двинулась в одну сторону. Шикарная посольская дама в красном – в другую.
Я тогда подумал:
жизнь и смерть противоположны друг другу…
С началом хрущёвского массового домостроительства, у нас появилась отдельная квартира в одном из далеких московских районов. Правда, родной переулок стал жертвой этого, в целом человечного дела, вырвавшего массу людей из подвалов и коммуналок. Для создания любимого детища Хрущёва – Проспекта Калинина (впоследствии – Нового Арбата, с лёгкой руки Юрия Нагибина окрещённого «вставной челюстью Москвы») центральная часть Трубниковского, равно как и соседние проулки, была снесена, оказавшись на пути нового проспекта. Переулок оказался рассечён надвое.
Мой отец – Александр Житомирский
В очень далёком будущем судьба вновь приведёт нас сюда, в один из высотных новоарбатских домов. Из окон нашей квартиры на одном из верхних этажей будет просматриваться незабываемый дом №19 по Трубниковскому. К тому времени он будет капитально перестроен под нужды чиновников, жители давно расселены. А само здание из исконного серого зачем-то выкрасят в песочный.
В ельцинское время, похоже, не без исторических параллелей с Наркомнацем, сюда въехало Министерство по делам национальностей. Однажды я встретил приятеля, который, как оказалось, работал советником руководителя этого министерства. Хотел напроситься в гости на работу к нему, поглядеть, что да как, благо кабинет был, как я понял, на месте нашей квартиры. Но раздумал: пусть в памяти останется не перестроенная коммуналка, какой бы она ни была. Детство всё же там прошло.
Трубка для отца
Рассказ о дошкольных годах был бы не полным, если бы я не вспомнил об Ольге Иннокентьевне. Немолодая сухопарая женщина была похожа на отставных учительниц, как их изображали в советских фильмах и каковой была она сама. Жила она через два дома, в старинном особнячке, естественно, в коммуналке. И организовала так называемую «группу» для пяти-шести дошколят. Меня тоже приводили сюда утром.
Весь день мы проводили за разнообразными занятиями в комнате Ольги Иннокентьевны. Она рассказывала нам что-то интересное, рисовала и лепила с нами, много нам читала. Запомнились «Серебряные коньки», про Ханса и Гретель, брата и сестру из Голландии. Бедных, но очень добрых и оттого в итоге одарённых дорогими коньками. Девочка из нашей группы по имени Розита даже расплакалась от жалости к ним, а мальчик Сеня начал было над ней смеяться, но осёкся под пристальным взором нашей воспитательницы...
Двери особнячка выходили в заросший зеленью двор, и мы подолгу там гуляли. Бегали, конечно, играли в салочки, не обходилось без скакалок. Но исподволь узнавали и немало нового: нам рассказывалось о цветах, растущих на газонах, о деревьях и кустарниках, их названии, о том, что ягоды бывают съедобные и ядовитые, а заодно и о том, как и из каких злаков делают хлеб, и что на особых деревьях живут червячки, с помощью которых создают шёлковую ткань.
Летом 47-го отец договорился с Ольгой Иннокентьевной, что она поедет со мной на Рижское взморье, а спустя время он её сменит. И вот там произошёл эпизод, за который мне и теперь стыдно.
Я и Ольга Иннокентьевна
У нас с собой была книга Бориса Житкова «Что я видел»: жёлтая обложка, сверху изображён поезд, в середине самолёт, а внизу старый речной пароход, какой можно теперь видеть разве что в фильме «Волга-Волга». Вот он-то и стал причиной дурацкой ситуации. 
Я уже умел читать и вот дошёл до фразы: «Пароход колёсами очень шлепал». Причём второе и четвёртое слово прочитал так, как там было написано: «колесАми», «шлЕпал». На все объяснения моей временной бонны, что в книгах не ставят точки над «ё», я твердил: «А тут так написано!» Беда была в том, что аргументов в пользу обделения несчастной буквы у неё не находилось. Да и имелись ли они в природе? Сцена была, как я теперь понимаю, крайне неприглядная, урок чтения пришлось прервать и заменить прогулкой по дюнам.
Не так давно на книжном развале я увидел новое, невесть какое по счёту переиздание книжки Житкова. Полистал её, убедился: действительно, очень познавательная, написанная хорошим языком, понятным начинающему читателю книга. Разыскал ставшую в детстве камнем преткновения фразу о пароходе. И с облегчением увидел, что «ё» оснащено точками. Так что новым поколениям юных читателей (буде таковые не исчезнут) не придётся, подобно мне, делать вывод, что не всё написанное в книгах соответствует действительности. А ведь подобная мысль тогда закралась…
Владимир Житомирский
