Читать Часть 1. С подачи Мопассана и Флобера
У нас был оплачен так называемый полупансион – завтрак и ужин. Закрепили за нами и столик на двоих с нашими именами-фамилиями на английском на белой картонке, всунутой в прозрачную пластмассовую подставку для бумажных салфеток. На другой день на углу картонки появились две косые жирные чёрные полосы, сделанные маркером.
Не поленившись наутро прийти к завтраку чуть пораньше, мы обошли весь ещё пустой огромный ресторан, рассчитанный на шестьсот человек. Подобные «чёрные метки» были обнаружены ещё на двух двухместных столиках. На первом фамилия оканчивалась на “stein”, на втором значилось что-то вроде Abramowitz. Явно «не-арийские» фамилии в глазах авторов меток. Как, видимо, и наша.
Удивительно ли, что через пару дней у нас с Ольгой случилось серьёзное отравление, чего не бывало ни в одной из прежних поездок. При этом в Тунисе вообще, а в ресторане нашем, в частности, мы соблюдали особую осторожность: не брали со шведского стола неизвестно как помытых фруктов и винограда, избегали тортов и прочей выпечки отельных кондитеров и ели только горячее.
Единственное, что мы заказывали, был не входивший в полупансион чай. Ну, и иногда к ужину пиво в маленьких закупоренных бутылках.
«Чёрная метка» для №79
Но кто-то и где-то нам наливал этот чай, который приносил закрепленный за нами официант в бордовых феске и жилете. Коренастый и стремительный, но забывчивый – когда дело касалось сдачи с крупной купюры за тот же чай или пиво…
А может быть, это было лишь совпадение – «чёрная метка» и последующее отравление? Ведь всякое же бывает.
Вот в очень давние времена я ловил машину на Арбатской площади. Остановился ЗиМ. Этих длинных чёрных машин много ездило по Москве. Сев рядом с водителем, случайно глянул на служебную картонку, приткнутую к правому нижнему углу ветрового стекла. На оборотной её стороне карандашом там было выведено: «Житомирский».
После третьего курса моего Иняза у нас была двухмесячная языковая практика в Интуристе, работали гидами-переводчиками. Надо было иногда заказывать машину для экскурсионных поездок с «подшефными» англо-говорящими туристами. Но, во-первых, если это была одна из интуристовских машин, то к чему было писать мою фамилию на картонке? А, во-вторых, если она и была непонятно зачем написана, то, что заставило сохранять много месяцев карандашную надпись? Ластика не нашлось?
Переводческая практика, в которой было задействовано много десятков студентов, закончилась давным-давно. И во время неё, и потом постоянно заказывали машины множество других гидов. Пока я обо всём этом раздумывал, мы доехали до нужного места, и я понял, что так и не сподобился спросить шофёра о происхождении надписи…
Удивительные вещи стали происходить, когда стечение обстоятельств привело меня в начале 90-х к редактированию российско-южноафриканской газеты. Сейчас это трудно представить, но было и такое: именовавшаяся «New Bridge», она выходила двумя изданиями – на русском и английском, распространялась не только в России и ЮАР, но и в авиалайнерах по всему миру.
Так вот, сразу же я стал сталкиваться с потенциальными авторами – на станциях метро, в подземных переходах, на улицах, в разных редакциях, каких-то фирмах, просто в компаниях, даже в тайваньском представительстве. Это были коллеги-журналисты, предприниматели, дипломаты, имеющие отношение к южноафриканской проблематике.
Такая была газета…
Кто-то стал постоянным автором, кто-то печатался раз-другой, с заинтересованными в контактах с ЮАР тайваньцами я сделал несколько интервью.
После закрытия редакции в 1996 году ни одной подобной встречи у меня больше не было…
А теперь о более важных вещах. В конце 40-х в Москву из Тбилиси перебрались мамины родители. Для них удалось купить комнату в одном из первых кооперативов, на Новопесчаной улице. Это стало моим вторым домом. В субботу после школы я приезжал к бабушке и дедушке, купался, и здесь же ночевал на раскладушке.
В нашей коммуналке в Трубниковском переулке теоретически тоже была ванна, но когда число жильцов далеко переваливает за три десятка, использовать её по назначению отваживалась только одна, довольно странная супружеская чета. К слову, и горячей воды-то у нас не было...
Из дома маминых родителей я совершал вылазки – в книжный магазин за углом, на площади Марины Расковой, на почту – позвонить из автомата: квартирный телефон появится у них не скоро. Тогда ещё были так называемые «таксофоны» с кнопкой – её следовало нажать после соединения, когда раздастся голос вызываемого, после этого твоя монетка, вначале гривенник, потом пятиалтынный, а после реформы 1961 года – «двушка», проваливалась в недра автомата.
Сквозь стеклянную дверь кабинки я пару раз видел неподвижно сидевшую на стуле крохотную девочку. Спустя очень много лет выяснится, что девочку приводила с собой её мама и пока стояла в очереди с квитанциями, сажала на стул напротив телефонной кабинки.
Мама девочки, Нина Андреевна, впоследствии станет моей тёщей. С её дочерью спустя годы мы встретимся в редакции журнала «Журналист», куда Ольга придёт на временную работу. Пройдёт еще пару лет, и мы случайно снова увидимся на нашем 11 этаже журнального корпуса «Правды». И теперь уже больше не расстанемся.
Фото почти полувековой давности
Проходя как-то мимо здания «Почты» на Новопесчаной, выясним, что и я, и она с мамой частенько заходила сюда. И что мама сажала её на стул против телефонной кабины. А в ответ я расскажу, что моя бабушка иногда возила меня погулять, как она говорила, «в Химку». Она устраивалась на лавочке, а я обследовал окружающую природу. Может, в это время, а возможно, чуть позднее, именно в Химках (живущие в Москве её родители в этот момент гостили там) появится на свет та самая девочка, с «Почты».
Всё это случайности? Совпадения? Что ж, вероятно.
Во всяком случае, будем так думать до тех пор, пока не проникнем во «всемирный банк данных», в ноосферу, где должна храниться информация о каждом…
Опять эти аллюзии…
А между тем мы продолжили освоение нашего Ясмина. Для тех, кому недосуг выбираться в исторический Карфаген, здесь имеется «Карфаген-лайт» –
большой тематический развлекательный парк «Карфаген лэнд».
«Карфаген-лайт»
На пяти гектарах запечатлены страницы истории страны времен Карфагена. О том, что его создатели отнеслись к делу серьезно, свидетельствуют уже многочисленные фигуры боевых слонов с восседающими на них воинами. Все в натуральную величину.
А для любителей не столь древней, но все равно истории рядом воссоздана медина – традиционное для многих арабских городов старое городское ядро. Стилизованные под укрепления какого-нибудь Х века стены, узкие улочки, традиционный базар.
Таким был Карфаген?
Ну и, конечно, отель для сегодняшних гостей, рестораны с кафе.
Но для того, чтобы повстречаться с истинной, а не фейковой стариной, надо ехать в лежащий в двадцати километрах Хаммамет, древний город, который поделился собственным именем со своим юным спутником-курортом.
Добраться туда можно прямиком на такси. А можно для разнообразия на полпути пересесть на игрушечный, продуваемый со всех сторон поезд из трех розовых вагончиков, влекомых смешным паровозиком. И привезет он вас вовсе не в Ромашково, а к стенам мощной древней крепости, касбы, как тут такие называют.
«В Ромашково? Вам на другой поезд!»
Бесхитростное наименование существовавшей с древних времен рыбацкой деревушки свидетельствовало о ее приморском расположении. «Хаммамет» – «место для купания», вспомните слово «хаммам». Но это место называлось так не всегда.
В глубокой древности обосновавшиеся здесь финикийцы именовали его Пуппутом. От предыстории остались фундаменты и руины домов, да кое-где фрагменты мозаичных полов. Новая страница истории – приход арабов и появление нынешнего названия города. И – многовековое строительство на берегу залива мощной крепости для защиты от набегов пиратов и прочих завоевателей. Хотя и мощные укрепления не всегда уберегали от беды, о чём мне станет известно уже скоро.
В касбе
А пока что вы будете бродить по внутренним переходам, подниматься по каменным лестницам, между зубчаткой стен любоваться лукоморьем, представляя, как защитники касбы некогда отбивали неприятельские набеги. А их хватало.
…В небольшом музее, размещённом здесь же, в результате приватной договоренности со смотрителем мне удалось сфотографировать старинный документ. В нем приводятся датированные 1602 годом страницы из дневника «авантюриста» (как он сам себя именует) Альфонсо Контрераса. Он примкнул к флотилии из пяти галер, пяти фрегатов и пяти фелук под командованием мальтийских корсаров.
«Когда перед самым рассветом в виду показался город Хаммамет, – не без бахвальства описывает он хитрость пиратов, – мы подняли турецкие флаги, повязали головы тюрбанами, и несколько человек стали играть турецкие мелодии на тамбуринах и гобоях. (Тунис тогда входил в Османскую империю). Нас действительно приняли за галиоты османского флотоводца, что позволило встать на якорь вблизи берега, а всё население города, включая женщин и детей, высыпало нас приветствовать, продолжает Контрерас. Я был одним из трёх сотен, кому было приказано высадиться на берег».
Дальше он описывает, как были захвачены обманутые жители Хаммамета («женщины и дети, и несколько мужчин»), как корсары, «взломав ворота» касбы, «ворвались внутрь города и разграбили его». Не уточняя, скольких жителей они убили, пишет, что на свои суда они погрузили «семь сотен душ». А узнав о спешащем на выручку жителям большом отряде мавров, подожгли Хаммамет и благополучно отплыли в сторону своей базы. Завершает свой рассказ он большим восклицательным знаком – как, мол, умело они флибустьерствовали на сей раз…
Иногда эти стены уберегали от пиратов
Рассказ «писателя-авантюриста» придал объёмность чисто туристическим поначалу впечатлениям. Ведь вот в те ворота вламывались пираты, вон на той площади убивали сопротивляющихся, в тех домиках хватали будущих рабов.
В размышлении обо всех этих мрачных событиях исподволь подходим к тому месту, откуда сверху хорошо виден базарчик с традиционными местными поделками, в основном изделиями из кожи и керамикой.
Хаммаметский базар
Но мы знаем: главные керамические богатства сосредоточены в другом городе – Набёле. Запланируем же туда вылазку, хотя пока что мы всё ещё не расстались с древним Хаммаметом…
Владимир Житомирский
