Ирина Линдт надеется сыграть Любовь Орлову. Уверена, что не сопьется из-за отсутствия работы, потому что всегда ее найдет. И знает, что пришло время начать новую жизнь. Об этом актриса рассказала «Известиям», готовясь к сезону в труппе МХАТ имени Горького.
— Вы более 20 лет прослужили в Театре на Таганке. Но с нового сезона войдете в труппу МХАТ имени Горького. Кто сделал вам предложение, от которого вы не смогли отказаться?
— Руководство театра во главе с Эдуардом Бояковым. Мне предложили, я согласилась. Думала, правда, долго. На карантине времени хватало, так что решение было взвешенным и продуманным. У меня уже есть опыт работы с этим коллективом, и я пошла туда с легким сердцем, надеждой и даже с радостью.
Прошлой осенью на третьей сцене МХАТа был запущен очень интересный проект «Сезон стихов». Мне там предложили прочесть стихи Дмитрия Воденникова. Это был интересный формат: сначала литературный критик знакомил зрителя с творчеством поэта, потом сам поэт читал свои произведения, и, наконец, его поэзия звучала в исполнении драматического актера.
После «Сезона стихов» получила приглашение принять участие в спектакле «Сочинские жены», премьера состоялась на фестивале Юрия Башмета в Сочи. Там мы пересеклись с Алисой Гребенщиковой и Аликой Смеховой, они с нового сезона тоже будут актрисами МХАТ имени Горького. В марте должны были играть этот спектакль в Москве, но все мы знаем, что случилось.
— Если вас берут в труппу, наверняка есть роли?
— В планах — постановка музыкального спектакля «Красный Моцарт» по творчеству Исаака Дунаевского, пьеса Дмитрия Минчонка. Он родился из музыкального проекта «Коллайдер счастья», где оперные исполнители и артисты МХАТ пели песни Дунаевского. В одном эпизоде я за Любовь Орлову спела «Журчат ручьи». Вечер имел успех. Поэтому решили ставить полноценный спектакль. Буду играть Любовь Орлову, уже начали репетировать. Премьера состоится в сентябре.
— С Таганкой вы расстанетесь?
— Всегда мечтала работать в одном театре и не изменять ему. Мне казалось, артист должен всю жизнь служить одной сцене. Но ты можешь мечтать об одном, а театр тем временем строит другие планы.
— Вам не давали ролей?
— Юрий Любимов давал мне роли, ну а кто-то нет. Поэтому чего сидеть, собственно?
— А как же спектакль «Басня», вышедший пару лет назад?
— Он уже снят с репертуара. Да и роль там была, прямо скажем, не самая интересная… Спектаклей, где у меня были хорошие, интересные роли, нет в афише Таганки. Если руководство не видит меня в репертуаре, то и нет смысла работать. Всё-таки театр должен быть твоим домом, твоей энергией.
— Вы не обсуждали ситуацию с директором Ириной Апексимовой?
— Нет. Зачем? Даже не представляю себе такого разговора. Вот я бы пришла и спросила: «Ирина Викторовна, почему вы мне ролей не даете?» Это для меня неприемлемые вещи. Никогда не ходила по кабинетам, не выпрашивала ролей, не выясняла ни с кем отношения. Если так происходит — значит, есть причины. Сколько себя помню, я всегда работала в нескольких театрах. Меня это устраивало. Даже было немного жаль артистов, которые привязаны к труппе.
— Вы бегали на сторону, служа в труппе?
— Отлучалась. Да, были у меня международные проекты, мюзиклы, случалась работа в других театрах, и я спокойно совмещала. Поскольку у меня никогда не было глобальной занятости в Таганке, успевала всё, даже снималась в кино.
— И строгий Любимов смотрел на это снисходительно?
— Любимов был глыбой, для которого авторитетов не существовало в хорошем смысле. Он сам определял политику театра. Мне он всегда разрешал работать в других проектах. Даже мог поменять репертуар, когда я отпрашивалась. Помню, был мюзикл Tomorrowland. Англичане ставили его в «Новой опере». Я, молодая актриса, пришла к Любимову, еще сама не понимая, что это за поступок, ведь в театре уже был сверстан репертуар. Тем не менее Юрий Петрович меня отпустил. Я отработала проект и вернулась
Хотя про Любимова говорят разные вещи. Мол, кому-то он закрывал дорогу в кино. Могли позвонить в театр, попросить артиста на съемки. А он говорил: «О, нет-нет, он занят». И артист даже мог не знать, что такой звонок был. Ему просто отказывали, потому что он был нужен Любимову.
— Про Эдуарда Боякова тоже разное говорят. Кто-то разделяет его рвение к обновлению театра, а кто-то считает, что он со своим уставом в чужой монастырь пришел. Вам нравится то, что сейчас происходит во МХАТе?
— В любой театр новый руководитель приходит со своим уставом. Другое дело, что кто-то чужой монастырь уважает, а кто-то разгоняет. У меня масса знакомых артистов, которые несправедливо, незаслуженно остались без работы. Потому что новый руководитель сказал: «Ты мне не нравишься. Ты уходишь». Такое было в том числе и на Таганке. Со многими артистами не продлили договоры.
Не вижу ничего странного, когда человек приводит свою команду. У начальника должны быть люди, которым он доверяет, с которыми уже прошел многое. Работая руководителем в Культурном фонде Валерия Золотухина, я тоже прекрасно понимаю, что буду всегда окружать себя своими людьми. Это важно. Другое дело, что уважать надо всех.
— А если не сложится на новом месте, не боитесь остаться без работы?
— У нас такая профессия — можно долго сидеть, ждать роли, съемок. Знаю артистов, которые, оставшись без работы, так и не смогли найти новую, хотя их увольняли молодыми, талантливыми, абсолютно способными к работе. У меня не было такого, чтобы я сидела и плакала в подушку. Нет работы — найду ее сама. Поработаешь тут, потом там, глядишь, и хорошая роль придет. Но спиваться от отчаяния — это не мой путь. К тому же я иду во МХАТ, чтобы честно работать, поэтому верю: всё сложится.
Там сейчас много интересных проектов. Восстановили «Синюю птицу» и «Три сестры». Такие спектакли сохранить — тоже миссия. Кто не помнит прошлого, у того нет будущего, здесь абсолютно это работает. Может, кто-то скажет, что с точки зрения современных подходов и технологий это прошлый век. Но когда сидишь и четыре часа смотришь Чехова, понимаешь: вот такой был театр, и это особые ощущения. Невозможно всё время ходить на мюзиклы, иногда хочется и подумать.
В разговоре с Эдуардом Бояковым я услышала такую фразу: «Хочу созидать, а не разрушать». А это вообще мой девиз по жизни. В общении с людьми, в творчестве — только созидание. Разрушения и негатива столько в мире накопилось, что он сел на карантин
Бояков предлагает артистам работать, а я еще застала период, когда целый год режиссер мог репетировать один спектакль с утра до вечера и в конце сезона представлять премьеру. Это роскошь по нынешним временам. Так можно работать только для удовольствия. А театр — нечто другое…
Одним словом, я почувствовала, что наши направления совпадают, и я хотела бы работать в такой команде и такой атмосфере.
— Последние несколько лет вы мало снимаетесь. Почему?
— У всех артисток после сорока количество ролей резко уменьшается.
— Агенты смотрят анкетные данные?
— Не агенты — персонажи все молодые. Последняя большая работа была в 2013 году — долгий сериал «Курортная полиция». Но зато я сама снимала как режиссер. Есть картина — Eins, Zwei, Drei, совместный проект Культурного фонда Валерия Золотухина и Международного союза немецкой культуры. Это семейная кинотрилогия о двух детях — русском мальчике и немецкой девочке. Завязываются отношения, и они проносят их через годы. Снимали в Германии и России, на Алтае. А следующим летом планируем съемки продолжения. Пока мы готовимся, наши юные герои должны вырасти, ведь им предстоит сыграть первую любовь. Я бы не стала режиссером, если бы к нам не обратились с просьбой снять 15-минутный ролик для рекламы детских лагерей, где изучают немецкий язык. Я наполовину немка, давно сотрудничаю с этой культурной организацией. Но как только мы воодушевились идеей, нас занесло. Получился не ролик, а фильм, который пошел по фестивалям, стал брать призы. Я говорю «мы», потому что у картины два режиссера: снимаю этот фильм вместе с коллегой Анной Багмет, у нас за плечами уже не один творческий проект.
— Чем занимается ваш сын Иван? Не планирует ли стать актером?
— А куда ему деваться? Ваня продолжит династию. Ему сейчас 15. Он человек творческий, увлекающийся. И поет, и танцует. Сейчас осваивает электрогитару. Целыми днями музицирует.
— Достойно ли, на ваш взгляд, сохраняется память о вашем муже — народном артисте России Валерии Золотухине?
— В Барнауле есть Молодежный театр Алтая, который он, можно сказать, строил. На его родине, в Быстром Истоке, совершенно потрясающий музей и культурный центр. Два театральных фестиваля носят имя Золотухина. Ну и, конечно же, работает наш фонд здесь, в Москве. В этом году нам предстоит большая и интересная работа: мы стали победителями конкурса президентских грантов. И вместе с командой художников, композиторов, хореографов поставим музыкальный спектакль «Истории одного городка», в котором будут играть ребята детского театрального центра «Премьера». Это одно из структурных подразделений нашего фонда. Почему-то многим кажется, что если театр детский, то всё в нем должно быть дешево и не по-настоящему. Это огромное заблуждение. Детям надо отдавать лучшее, не экономить. Только тогда они увидят, что театр бывает настоящим, интересным, захватывающим.
— О памятнике Валерию Сергеевичу вы не задумывались?
— С такими предложениями ко мне обращались не раз. Но я точно знаю: он бы не хотел никаких изваяний. Его похоронили на родине, в селе Быстрый Исток, на Алтае. На могиле стоит деревянный крест. А рядом храм Покрова Пресвятой Богородицы, который он построил на собственные сбережения. Это и есть ему настоящий памятник.
Зоя Игумнова
