Сценарист сериала «Екатерина» Ариф Алиев — об исторической правде в кино, сирийской Пальмире и о том, почему Россия не Америка.
— Стоит в России выйти историческому фильму или сериалу, как сразу начинается скандал. Не избежала упреков в исторической недостоверности и «Екатерина». Что не так с нашим историческим кино?
— Когда проект «Екатерина» только начинался, продюсеры с трудом представляли себе, каким он должен быть. Было предложение сделать экранизацию книги Анри Труайя «Екатерина Великая». Но мой мастер во ВГИКе Николай Николаевич Фигуровский завещал по возможности не делать экранизаций. В шестидесятых годах он написал сценарий для «Преступления и наказания» с Тараторкиным в роли Раскольникова. Стоило прислушаться. Так вот, он утверждал, что в русской литературе можно экранизировать две книги: «Тихий Дон» и «Хождение по мукам». Во всех прочих нет годного сюжета. Причина? Романистам дела нет до драматургии, они понятия не имеют, что это такое. Сюжет придется придумывать, используя чужих героев, маяться в драматургических тупиках, и непременно получится что-то непохожее на источник или, скорее, ничего путного не выйдет. Если рассматривать классическое произведение, то в экранизации еще есть смысл, но экранизировать скучных, устаревших путаников, вроде Труайя? В общем, я отказался.
— Похоже, не окончательно…
— Мне предложили писать самому. Но сюжет-то все равно надо придумать. Это и есть главная проблема любого фильма, основанного на исторических, реальных событиях, любой биографической картины. В романе нет киносюжета, а в жизни — тем более. Надо сочинять, но едва начнешь сочинять, сразу произвольно перемешиваются события, даты, персонажи бунтуют. Невозможно рассказать о каждом дне героя, невозможно рассказать обо всех занятиях и заботах, о всех сомнениях, раскаяниях, любовях, грехах, поражениях и победах. Приходится сгущать время, убирать лишних персонажей.
Шуваловых было три — оставим одного, Паниных — два, обойдемся без одного, Орловых четверо — двое останутся в стороне. Воронцову не нашлось места, Дашкова исчезла без следа.
Также и с драматургическими деталями, то есть с деталями, которые двигают, закручивают сюжет, необратимо меняют судьбу. В жизни великого человека их множество, а останется какая-нибудь табакерка турецкая.
Поясню. Я еще до этого проекта где-то прочел, что граф Никита Иванович Панин подарил своей невесте, Анне Шереметевой, турецкую табакерку. Тогда предпочитали не курить и даже не жевать, а нюхать табак. Анна Шереметева, понюхав, заболела оспой и умерла. Это факт, к неудовольствию насмешливых историков, подтверждает «Википедия». И я начинаю сочинять. Вот что получается: в начале 1768 года посол России в Османском государстве предупреждает Панина, что турки ищут повод для войны, просит выделить из казны двести тысяч на подкуп, а Панин казенные деньги проигрывает. Панин был самым известным игроком империи, проигрывал сотни тысяч рублей — все равно что сейчас миллиарды долларов. Он государственник, патриот на свой лад, но нечистоплотен в связях и делах, ради денег мог пойти на многое, в частности мог украсть табакерку из турецких подарков. А все события происходят накануне войны. Так вот турки посылают Екатерине табакерку с оспой, но она попадает не к ней, а через Панина к его невесте, которая и умирает, заразившись. Тогда Екатерина первой в России делает себе прививку и, чтобы все видели отметины, просит сделать укол в плечо, разрезав ради этого платье, с тех пор в России прививку от оспы делали в плечо, а не куда-то еще. Справедливо назвать это не сочинительством даже, а созданием художественной правды.
Вы спросили про специфические российские проблемы исторического кино. Есть английский фильм «Молодая Екатерина» с Джулией Ормонд, и там безжалостно перепутано все: даты, личности, последовательность событий, цели героев. Сделано неплохо, актеры талантливо играют, фильм получился. Но мы не можем быть настолько свободными и безответственными, у нас Григорий Орлов не может встретить юную Екатерину на границе, мы не можем утаить тот факт, что Иоанн Антонович задушен из-за приказа Екатерины, много чего не можем — ведь живем в России и думаем по-русски. Конечно, диванный эксперт отловит неточности, потому что мы всматриваемся в восемнадцатый век из двадцать первого и могли что-то во мгле не разглядеть, могли что-то не услышать. Но если реальная Шереметева умерла накануне Турецкой войны от оспы, то и у меня она умрет не раньше и не позже. И Бецкой оденет в гранит Неву, и княжна Тараканова погибнет в Петропавловской крепости, и Суворов привезет Пугачева на казнь в железной клетке.
— О чем вы писали «Екатерину»?
— Эта история о золушке, которую из нищей немецкой дыры привозят в блистательный Петербург. У золушки есть хрустальные башмачки — два старых платья. Но ее принц оказался с изъяном, и с ним она семь лет после свадьбы оставалась девственницей. Она хочет женского счастья, она хочет семью, но для достижения такой простой цели ей придется победить врагов, совершить плохие поступки, стать императрицей. Став императрицей, семейного счастья она не получила. Она пытается, надеется, но нет ей ни счастья, ни покоя, любимые мужчины оставляют ее, а врагов все больше, и дальние они, и ближние, и даже от сына — опасность.
Когда сценарий написан вчерне, сочинительство уступает первенство редактированию. Работаю над структурой, по сто раз переписываю. Как удержать зрительский интерес? Чтобы не переключили канал, чтобы всякую минуту зрителю было интересно, чтобы вопрос держал: а что же дальше?
Драматургам в помощь — правила, ремесленные способы удержать интерес. Например, нужен антагонист — в сериале он, пожалуй, важнее главного героя. Не враг, как иногда ошибочно понимают, а соперник, противник, это прямой перевод с греческого. В сериале антагонист должен быть рядом с главным героем. Какие могут быть пары? Он — она, муж — жена, друг — лучший друг, свекровь — невестка, мать — сын. Для Екатерины антагонист — не турецкий султан, не Пугачев и не княжна Тараканова, даже не Петр Федорович. В первом сезоне — Елизавета Петровна, во втором и третьем — Павел Петрович. Это наша, сценарная кухня, она не видна зрителю. Но она есть.
Впрочем, сочинительство — занятие таинственное. В Москве, помимо ВГИКа и Высших курсов, больше двадцати сценарных школ, факультетов и сект, а еще периодически наезжают американские проповедники, болтуны и шарлатаны. Кроме ВГИКа и Высших курсов, везде обманывают малых сих, учат не сочинительству, а одним лишь правилам, диктуют рецепты, советуют придерживаться строгих структурных схем, которые непременно сработают, преподают НЛП для сценаристов, я не шучу. Но схемы не работают, хитрованов с опытом НЛП дальше приемной не пускают. На кухне главное не посуда и фирменная плита, а повар.
— Хейтеров в интернете читаете?
— Нет, не знаю, где они обитают. И фильмы, к которым пишу сценарии, стараюсь не смотреть, чтобы не горевать. Россия — страна начальников, для любого дела сначала ищут не того, кто будет дело делать, а начальника. Кино у нас продюсерское. Продюсер может вмешаться в фильм на любом этапе и сделать все, что считает нужным. Может выкинуть ключевую сцену, убрать линию важную. Например, на канале запретили упоминать в сериале о крепостных. Дескать, зритель не хочет ничего знать о них, у них кровь не голубая, а красная. А потом на том же канале вдруг вышел сериал «Кровавая барыня», вполне успешный и любимый зрителями.
Другая проблема исторического кино — русофобия. Да-да, именно это слово подходит. Вот пара примеров. В сериале «Пером и шпагой» первое появление Елизаветы Петровны: просыпается в безумном мятом пеньюаре, в ногах карлик спал, Разумовский похмельный на ногах не стоит, фингал под глазом. Елизавета Петровна — выдающаяся императрица, это она Петербург построила, а не Петр и не Екатерина, при ней выиграли тяжелейшую Семилетнюю войну, взяли Берлин и Кенигсберг, навсегда отбили охоту у Фридриха Великого лезть в Россию, она ни одного человека не казнила за двадцать лет. Это не ошибка авторов и не глупость, это мировоззрение такое, ненависть к стране, в которой живут. Хейтеры смотрели «Пером и шпагой»? Наверно, понравился сериал.
А сколько фильмов, где Петр Федорович не просыхает. А он — и свидетельств тому предостаточно — пить просто не мог, была физиологическая непереносимость. У нас в сериале он пьяный всего один раз, и это вынужденная условность, чтобы у Екатерины Павел Петрович родился именно от него. Хотя кто его знает, от кого он на самом деле родился. По легенде, Александр III, узнав, что Екатерина родила Павла Петровича от Салтыкова, воскликнул: «Слава Богу, я русский».
— На экранах уже третий сезон «Екатерины», она превратилась во франшизу. Получается, вы — шоураннер, отвечающий за основное направление и развитие проекта?
— В Америке это так и было бы. В современных западных сериалах настолько большой объем смыслов, настолько большая ответственность перед зрителем и перед кассой, что тот, кто пишет сценарий, тот всем и руководит — вплоть до подбора актеров. Это называется created by, что у нас неправильно переводят, как «идея такого-то». Нет, не идея, а — все. Шоураннер — не начальник, а именно создатель.
Но в российских сериалах такое представить трудно. У нас актеров утверждают даже не продюсеры, а руководство канала. Есть книжка «Почему Россия не Америка»…
— Да, бестселлер Андрея Паршева!
— Вот потому и не Америка. Не из-за климата, как пишет Паршев, а из-за того, что последнее слово всегда за начальством. Вот в США давно поняли, что мастеру надо доверять, потому что это принесет прибыль. Поэтому у них формула created by многое значит. У нас даже когда сценарист выбивается в руководители, все меняется — он просто перестает писать и начинает руководить, нанимает сценаристов.
— Вы как-то говорили, что на сценарий одного сезона «Екатерины» потратили год…
— Не просто год. А год тяжелейшей работы, без выходных. По 10–12 часов в день. И это я еще быстро пишу и простудами не болею.
— Можете подсчитать, какой процент вашего сценария остается в готовом продукте?
— Я не смотрю фильмы по своим сценариям — иначе потом спать не могу, когда вижу, что сделано с написанным. Так происходит всегда.
У меня был случай, когда из моего сценария выбросили любовную сцену в трамвае, потому что арендовать трамвай было слишком дорого: это должен был быть старый трамвай образца 1941 года. Ключевая сцена, завязка сюжета. Я узнал об этом, когда сериал уже вышел. Почему не сказали? Я бы переделал, была бы сцена на остановке. Отвратительная ситуация. Это был украинский сериал, и с тех пор слово «Украина» имеет для меня особый смысл — причем произошло это задолго до известных событий. Или вот еще пример: в сценарии наш разведчик получает американскую медаль «Пурпурное сердце». Важная драматургическая деталь, крайне необходимая в сюжете. Художник сделал ее из пластилина за 500 долларов, вот только медаль взяла да и растаяла на солнце. А на e-bay можно было купить настоящую — за 95. Ну как это называется?! Украина это называется.
— С полнометражными фильмами у вас было так же?
— Не всегда, есть исключения. Наиболее уважительно к сценарию Владимир Хотиненко снял «1612». Мне очень понравился этот фильм. Но там была другая проблема. Планировалось четыре серии, а остался только один полный метр. Поэтому половины сценария там нет, хотя это все было снято. То есть Пожарский у нас есть, а Минина — нет.
— Некоторые ваши сценарии существуют в виде романов, там уж, наверное, вам удалось сказать все, что хотелось.
— В книгу можно добавить больше, избавиться от накопившегося груза. Но это имело смысл, когда книги еще читали.
— Так ведь и сейчас читают…
— Вы посмотрите, какие тиражи у серьезных книг. Я как-то разговаривал с Юрием Николаевичем Арабовым, спросил про тираж его новой книги. Оказалось, две тысячи. У Арабова! Значит, не читают. И не говорите про скачивания, скачиваний еще меньше. Кроме того, есть удивительная взаимосвязь: люди перестали читать — и качество литературы катастрофически упало. То, что я читаю сегодня, — это очень плохо. Конечно, есть исключения, но их все меньше. В советское время даже средний, малоизвестный автор владел ремеслом так, как сегодня не владеет никто. При этом люди пишут, пишут. Каждый получил возможность что-нибудь написать. И не всегда это тексты о приготовлении яиц в мешочек. Я сам провожу время на интернет-форумах, где собираются специалисты, там мне интересно. И не важно, что это не литература, бывает, текст безграмотный, а впечатление сильное. Еще и видео в придачу, да такое, что душу вывернет.
Ученикам, студентам и праздным читателям пока достаточно. А кто хочет современных смыслов, для того — блоги, форумы. Там реальные эмоции, споры, оскорбления.
— Сценарий «Пальмиры» — это ваш первый полный метр за десять лет после «Новой земли». Почему решили вернуться к полнометражной форме?
— Я от нее и не уходил, сценариев для фильмов за последнее время написано немало, только эти фильмы так и не сняты. Мне даже гонорары выплачивали, но проекты лопались, откладывались. И несколько сериалов написал, которых тоже нет и не будет. Не повезло. Где-то продюсер не договорился о деньгах, где-то произошло еще что-то мне неведомое. Капитализм. У нас в роте была стенгазета «Там, где мычит золотой телец», о жизни на загнивающем Западе. Сорок лет прошло, теперь золотой телец мычит в Москве.
— А что скажете о коллегах? Нравится что-то из увиденного?
— Я в советские времена работал звукорежиссером, это профессия по первому образованию. Помню, как Станислав Иосифович Ростоцкий на съемках фильма «И на камнях растут деревья» зарубил дорогостоящий дубль, потому что актер в кадре «хлопотал лицом». А сейчас в сериалах сплошь «хлопочут», это считается нормальным. Актрисы визжат зачем-то, истерят. Спрашиваю знакомого продюсера про актрису: «Почему она у тебя визжит все время?» — «Зрителям нравится». А мне не нравится, я работать не могу после этих истерик.
Когда я работал над «1612», Хотиненко сказал, что его ученица сняла сериал «Золотой теленок». Я вечером решил отдохнуть, включил телевизор, выдержал полчаса — мне не понравилось. А был самый разгар работы — переписывания, сроки. Сажусь за компьютер — не получается, не пишется. А так не бывает. Стал думать, в чем дело? Оказалось (раньше не замечал), что, когда пишешь сценарий, герои разговаривают с соответствующими интонациями. А тут они начали разговаривать с чудовищными интонациями персонажей «Золотого теленка». Я позвонил Хотиненко, сказал, не могу работать. А он сразу понял причину: «Ты отравился».
Так что, когда работаю, фильмы смотрю с осторожностью.
Что понравилось из нового у коллег? «Монах и бес» — очень, очень хороший фильм. «Лето» — фильм-праздник.
— Они не про современность…
— Это для вас не современность. А для меня — современность, начало 1980-х, я тогда в Ленинграде учился, летом 1982 года уже в армии был, но все равно это и мое лето тоже. А в «Монахе и бесе» время условное, как будто его остановили. Вроде XIX век, а вроде — и наша жизнь.
— Ну а какие современные темы, на ваш взгляд, в кино можно было бы описать? #metoo, Сирия, митинги оппозиции, экология, экономический кризис… То, что сейчас все обсуждают. Из этого можно сделать кино?
— Считаете, все только и делают, что спорят о митингах и о том, кто кого дубинкой побил? Открою страшную тайну: это никому не интересно, кроме сотой доли одного процента жителей центра Москвы. Потому что слишком мелко. В Чили недавно случилось восстание, погибли 10 человек. А все потому, что на 3,5 процента повысили плату за метро (в Сантьяго, кстати, лучшее метро в Америке — колеса на резиновом ходу, чистота и порядок). Стоило ли это того? Вот и у нас... Выборы в Мосгордуму. Тот ли повод, чтобы протестовать? И тот ли повод, чтобы снимать кино?
Вот Сирия — это да, там судьбоносные события. Те, кто пришел служить в советскую армию в 1980-х или в 1990-х, от безденежья собирали металлолом, спивались, чем только не занимались. Советские времена тоже не надо идеализировать, тогда от безделья спивались, командиры от скуки издевались над подчиненными, все сплошь бабники и балагуры пустые. А сейчас посмотрите — там профессионалы, патриоты, семья, дети — на первом месте. Современная русская армия стала ядром государства.
Что до протестов… Мне кажется, люди протестуют от недостатка информации. Я о тех, кто не лукавит. Не знают, как живут, например, в США. А там не кино.
Мы в 2019 году вдруг очутились в лучшей во всех смыслах стране. Я много поездил и могу сказать: успокойтесь, вам Бог дал жить в России — живите и не ищите лучшего. Не найдете. Работы бы еще побольше да начальников поменьше. Но на земле идеала не найти, идеал — на небе.
— Есть же безработица, нищета, упадок сельского хозяйства, индустрии...
— Вы плохо информированы. Слетайте в Сочи. Начиная от Воронежа, все аккуратнейшим образом распахано, цветные лоскуты не хуже Западной Европы. Сельское хозяйство стало невероятно прибыльным и эффективным, там тоже расцвет. Никакого упадка нет. Где выгодно, пашут, где невыгодно — строят птицефабрики и фермы. Уже и дороги стали попадаться, как в ЮАР. Индустрия на подъеме, качество строительства не сравнить с нулевыми, если говорить о вооружении, то брака меньше, чем даже в советские времена, теперь делают надежнее.
— Вернемся к кино. Статистика показывает, что доверие зрителя к отечественным фильмам не растет. Если у кинокартины нет массированной поддержки федерального канала и масштабной рекламной кампании, то аудитория скорее выберет западный блокбастер…
— Не соглашусь. Я смотрел «Т-34» в Хмеймиме, это военная база в Сирии. Там были офицеры, солдаты после дежурства, после выходов, кто-то из Пальмиры вернулся, кто-то — из Алеппо. Всем понравился фильм. И мне понравился. Причем его не воспринимали как сказку. Его и пересмотреть можно, он получился. А вот американское кино… Я не могу назвать с начала года ни одного американского фильма, который я бы смотрел, не пересиливая себя. «Однажды в Голливуде»? Еще не смотрел, надеюсь.
У меня сын работал в университете в пригороде Вашингтона. У них несколько лет назад было пять кинотеатров, а теперь ни одного. Огромный пригород, 10 тысяч студентов. Невыгодно, закрылись. Не знаю, где они зарабатывают, может, в Китае, но не в Вашингтоне. Роман умер, и кино скоро умрет, правда, в Америке быстрее, чем у нас.
А сериалы американские, напротив, живы, их все смотрят. И я смотрю.
— Что, например?
— Вот мне заказали сценарий про миллиардера. Я посмотрел американский сериал «Наследники» — и никак не могу теперь начать писать. Настолько хорошо сделан, что полностью отбивает желание что-то сочинять. Лучше я не напишу. Нечеловеческое мастерство. Кстати, шоураннером (created by) там указан сценарист.
Хотя могу вас успокоить. В сценариях мы давно наравне с американцами. «Екатерина» от HBO — вампука серая. Кто на что-то жалуется, тот не понимает, в какую бездну мы можем упасть вслед за литературой.
— Когда ваш фильм про Пальмиру будет готов?
— Не знаю. Но сценарий не какая-то американская ерунда. Они про войну в последнее время плохо делают. Из относительно новых — только «Повелитель бури» хорош и «Падение "Черного ястреба"». А так — без творческого восторга, на штампах слеплено.
Какие хорошие американские фильмы вышли в десятые годы? Полсотни наберется фильмов, которые можно пересмотреть. «Выживший», «Жизнь Пи», «Три дня на побег», «Убийца», «Убийца-2», «В сердце моря», «Джанго освобожденный», «Омерзительная восьмерка», «Пассажиры»... Список собственный, пестрый, спорный. Пустых лет не было, но с каждым годом все меньше, что добавить. Коппола и Скорсезе не зря выступили против марвеловских фильмов. Выходишь из зала и не понимаешь, что там делал. В 1990-е выходили фильмы, которые поднимали искусство, меняли стиль и вкусы: «Криминальное чтиво», «Форрест Гамп». А нулевые и вовсе расцвет. Сегодня утешаемся сериалами.
— Зато у нас в то время было больше свободы, актуальности…
— В девяностые? Хотите сказать, что Балабанов умер? Да, умер. И точка. Что тут скажешь? «Брата» и «Брата-2» смотрят и пересматривают. Он — остался. Еще — «Особенности национальной охоты», «Окраина». А остальные — остались? «Кавказского пленника» показывали в Сент-Винсенте (государство Сент-Винсент и Гренадины в Карибском море.— «О») по телевизору в пять утра.
Сейчас в России благоприятное время и для зрительского кино, и для сериалов. Денег много, заказов много, свобода, как и выбор тем, ограничена заказами, продюсеры сплошь циники и озабочены собственным благополучием, но зато все бурлит. Вход в индустрию свободный, не как в СССР, когда попасть в профессию со стороны было невозможно. Создается много чего интересного, много чего пустого. Куда наше искусство вырулит — посмотрим.
Сергей Сычев
