Из уважения к Карамзину, не признававшего слова «сувенир», назовём эту кружку его словом «памятник». И память отсылает к поездкам в Румынию.
Кружка для пива украшена изображением герба: черный орёл, устрашающе раскинувший крылья, повернул голову в сторону стилизованного солнца, по другое крыло – серебристый месяц, ниже, на золотистом фоне – семь крепостей, олицетворяющие столько же укрепленных городов, основанных немецкими переселенцами – саксами (саксонцами).
Это старинный герб исторической области Трансильвания, на северо-западе Румынии, откуда и прибыл «памятник».
Кружка-«памятник»
Сказать, что эта область – «исторический проходной двор», было бы неуважительно. Скажем мягче: географическое положение в значительной мере определило её судьбу.
В древнеримские времена тут прочно обосновались даки, народ воинственный, получивший право от всемогущих римских кесарей именовать свою землю «провинция Дакия». Но впоследствии, в ходе Великого переселения народов, кого здесь только не перебывало.
Наиболее заметный след оставили мадьяры, в конце концов силой оружия присоединившие её к Венгрии. После непродолжительной самостоятельности область попала во власть турецких султанов. Потом здесь утвердились Габсбурги. Следующий этап – вынужденное вхождение в состав Венгрии.
По итогам Первой мировой войны Трансильвания была передана Румынии. После начала Второй мировой северная часть области была отдана Венгрии. Однако и после её окончания в силу исторических причин немецкая община составляла тут большинство населения.
В прошлом главный город области, Сибиу, даже и назывался на немецкий лад – Германштадт, о чём напоминают изящные крышки канализационных люков, где значатся немецкое и румынское имя города. В послевоенные годы немецкая община радикально сократилась – частично вследствие массового отъезда на историческую родину, частично из-за не добровольного перемещения на работы в СССР.
Сохранившееся в Трансильвании венгерское меньшинство ощутило на себе тяжёлую длань диктаторства Николае Чаушеску, проводившего националистическую политику... Следы же исторических катаклизмов можно разглядеть в облике здешних городов, в первую очередь в Сибиу.
Готика Сибиу. Рисунок Александра Житомирского
На фоне красочных пиков, окаймляющих город, из довольно плоской череды черепичных крыш в нескольких местах вырываются старинные готические и барочные «высотки».
Прямо из средних веков предстаёт перед вами устремившийся ввысь своим шпилем лютеранский Собор Святой Марии. Некогда его паству составляли обитавшие здесь саксонцы.
Самый большой во всей области орган своими низкими тонами постарается поселить гармонию в вашей душе. В умиротворении вы неторопливо пройдете вдоль нефа, задерживаясь около уцелевших деталей разрушенных временем алтарей, постоите возле огромной фрески, живописующей жизненный путь и страдания Спасителя. И не преминете прикоснуться рукой к купели – любопытно, что некогда металл, из которого она отлита, использовался для изготовления отбитой у османов пушки.
В эпоху средневековых баталий вас вернут внушительные крепостные стены с башнями и бастионами. Даже то, что уцелело в бесконечных сражениях и осадах, даёт представление о мощи фортификаций, умениях и мастерстве строителей ушедших времен.
Одна из древнейших построек – Башня Советов, ей не менее восьми веков. Можно не только восхититься высотой и основательностью, но и воспользоваться возможностью, миновав семь уровней, взобраться на смотровую площадку, оценить роскошь панорамы города на фоне окруживших его горных цепей.
Сибиу. Закат
О том, что православие, имеющее в Трансильвании глубокие исторические корни, сегодня стало доминирующей религией, свидетельствует величественный Свято-Троицкий кафедральный собор.
Плоский купол заставляет вспомнить о греческих храмах и даже о соборе Святой Софии в Стамбуле – несомненное влияние византийского стиля. Светлый камень вынесенных вперёд двух башен празднично украшают многочисленные горизонтальные тёмно-розовые линии.
Сибиу. В старом квартале. Рисунок Александра Житомирского
А вот дворец Брукенталь, сохранивший имя своего создателя и владельца – губернатора Трансильвании в XVIII веке, привлекает не столько своим внешним обликом, сколько содержимым. Коллекционер произведений искусства, он открыл свои сокровища для публики, создав первый в стране общедоступный музей. Среди имен живописцев – Тициан, Рубенс, Питер Брейгель, Снайдерс…
Естественно, я прошёлся по прославленному Мосту Лжецов. Ажурный переход над широким проездом, связывающим две части Сибиу – так называемые Верхний и Нижний город. Мост из чугуна, более того, первый подобный в стране, он вовсе не смотрится тяжеловесным. Перекинутый высоко над каменным проездом в середине XIX века, он быстро оброс легендами. Якобы с него сбрасывали торговцев, обманывающих или обсчитывающих покупателей. Отсюда и название.
Но создатели апокрифов на этом не остановились: утвердилось убеждение, что мост не потерпит ни одного сказанного на нём неправдивого слова – треснет, а то и вовсе рухнет вместе с виновником.
Вот и повелось среди влюблённых давать заверения в вечных чувствах у его чугунных перил над камнями далёкой мостовой. И так уже более полутора веков Мост Лжецов, этот своеобразный полиграф, действует без сбоев…
Мост Лжецов на рисунке Александра Житомирского
В качестве постскриптума стоит напомнить, что задолго до возведения этого путепровода и тем паче до обретения им ауры легенд наш Иван Крылов написал басню «Лжец» – как раз о мосте, с которого якобы проваливаются лгуны и брехуны. И, услыхав об этом, первостатейный враль, нагородивший «сорок бочек арестантов», предложил от греха подальше поискать брод через речку…
Как и в некоторых других случаях, баснописец сюжет позаимствовал, на сей раз у Александра Сумарокова. Тот написал аналогичную басню «Хвастун» ещё раньше, где-то в середине XVIII века. Но и сам при этом вдохновился французским переводом («Крестьянин и его сын») Эмбера басни немецкого автора Геллерта…
Так что мечта о появлении детектора лжи жила в веках.
…Для получения, насколько было возможно, более объёмного впечатления о стране я избрал лежащий, подобно Риму, на семи холмах город Яссы. Он заметно отличается от трансильванского Сибиу – и обликом, и, разумеется, историей.
О городе, ныне находящемся у границы с Молдовой, а в то время – с Советским Союзом, известно с начала XVI века. В следующем столетии он стал столицей существовавшего тогда самостоятельного Молдавского княжества. Но даже когда в XIX веке столицей Румынии сделался Бухарест, Яссы сохранили свой статус крупного культурного и экономического центра.
Здесь была открыта первая в стране школа с преподаванием на румынском языке, вышла первая газета на румынском, были открыты первый университет и первый национальный театр Румынии.
Из школьного учебника истории всплывал в памяти и Ясский мирный договор, завершивший одну из бесчисленных русско-турецких войн.
Действительно, тут было что посмотреть. В первую голову, огромный квадрат комплекса с названием, имеющим для нас несуразную коннотацию, – Дворец культуры. Ведь это понятие у нас прочно связано с праздничными псевдо-оптимистичными «мероприятиями» и «кружка́ми по интересам». В Яссах же это нечто грандиозное, отчасти неоготическое, отчасти просто эклектичное, украшенное бесчисленными башенками и пинаклями.
Яссы. Дворец культуры
Если вы войдете в проход под центральной башней, то сможете побродить по залам крупнейшего в стране музея национального искусства, с экспозициями музеев этнографии и истории. И уж точно не минуете так называемый «Готический зал», с его мозаичными изображениями грифонов и драконов.
Вообще-то, когда только затевалось строительство – на развалинах прежде существовавшего замка, сгоревшего, после восстановленного, а затем разобранного, – планировалось нафаршировать его 365 помещениями, по числу дней в году. Однако пороху хватило, чтобы приблизиться лишь к трем сотням, что, согласитесь, тоже немало.
Но вот уж где эклектика торжествует в полной мере, так это в архитектуре и декоре на фасадах Базилики Трёх иерархов (Трёх святителей).
Базилика Трёх иерархов
Специалисты разглядят тут смесь готики, ренессанса, турецкой, грузинской, армянской, персидской архитектурных традиций. Сочетание столь необычно, а мастерство камнерезов было столь высоким, что приземистая двухбашенная церковь была взята ЮНЕСКО под своё крыло…
В Яссах есть ещё немало старинных церквей, монастырей, конных и «пеших» памятников господарям, полководцам и людям культуры. Чтят и память своего самого прославленного земляка – великого поэта-романтика Михая Эминеску, беломраморный бюст которого установлен возле Базилики Трёх иерархов. Есть у него строки, весьма точно наложившиеся на тогдашнюю румынскую действительность:
Ведёте, дипломаты, народ тропой знакомой,
Корректнее и суше нельзя, пожалуй, быть.
Мерзавцы, я пленился безмолвной аксиомой:
"Народы существуют, чтоб за нос их водить".
В России, как и во всём мире, чтят Эминеску. К годовщине его смерти был выпущен юбилейный рубль.
Монета в честь румынского классика
…Последняя встреча с этой страной произошла у меня в годы тамошней диктатуры.
Безудержно шиковавший Чаушеску вместе с супругой Еленой и сынком Нику своим авантюристическим стремлением жить в долг уже довели экономику страны до бедственного состояния. Мясо в ресторанах значилось в меню через день. На улицах было очень много плохо одетых людей. Даже столица скверно освещалась.
Всякое недовольство подавлялось железной рукой. Каждый в любой момент мог оказаться в застенке либо попросту бесследно исчезнуть. Неспроста в ходе краткого судебного процесса после революции 1989 года чете Чаушеску главным обвинением будет геноцид собственного народа.
За два часа, пока длилось заседание военного трибунала, Елена Чаушеску не менее десяти раз задавала вопрос: «Что означает слово “геноцид”?». Она, между прочим, в дополнение к членству в политбюро и вице-премьерству (премьером был, разумеется, её супруг) возглавляла Академию наук… И носила почти официальный титул – «Направляющий луч культуры и науки». Короче, «Товарищ Лена, вы большой ученый…»
Помню, как в 1989 году, стоя с несколькими коллегами-нововременцами в толпе на Пушкинской площади, я слушал репортаж о революционных событиях в Румынии, который разносился из репродуктора, установленного в распахнутом окне «Московских новостей». При словах «Тиран бежал!» площадь огласилась восторженными возгласами и аплодисментами.
Вообще, атмосфера в Румынии в годы правления Чаушеску была своеобразной. С одной стороны, насаждалась пуританская «коммунистическая мораль». С другой…
В тех же Яссах при поселении в местный отель администратор на ресепшене вместе с ключом вручил рекламку этого отеля, какие в изобилии лежали на стойке, столах, красовались на стенде. Я немного удивился, но зайдя в номер, увидел, что на рекламке этой написаны от руки два женских имени с номерами телефонов. Неотступный сопровождающий после ужина деликатно покинул меня, видимо, давая возможность насладиться обществом местных «ночных бабочек».
Я не преминул выбраться на улицу и приобщиться к здешнему бочковому пиву. К слову, вовсе недурного вкуса. Пару кружек пенного влекли гораздо сильнее, нежели общество загадочных и весьма сомнительных обладательниц телефонных номеров.
Должен сказать, что путешествовал я по Румынии в тот раз в качестве гостя здешнего журнала–побратима моего «Нового времени», в эпоху, как уже говорилось, достославного Николае Чаушеску. Местная пресса и младшие коллеги по партии подобострастно придумывали для него бесконечные эпитеты – «гений Карпат», «небесное тело», «светский бог», «прекрасный принц», ставя его на одну доску с Юлием Цезарем, Наполеоном, Петром I и Линкольном. Да и родное государство не отставало, раз за разом награждая высокими государственными регалиями. Последний орден Ленина он заработал незадолго до своего печального конца.
…Я настойчиво старался собрать материал для очерка, что на сей раз оказалось крайне затруднительно. Неотступно находившийся рядом пожилой переводчик, главным образом, затевал какие-то полупровокационные разговоры, а вовсе не старался помочь с организацией встреч и бесед. Добившись с огромным трудом разрешения посетить сельскохозяйственный кооператив, я оказался где-то за городом, в некоем служебном доме, в окружении группы доброжелательных и гостеприимных людей.
Представители кооператива нарисовали мне картину его цветения и прогресса. При этом балагурили и упорно наливали одну за одной рюмки цуйки. Более того, один из моих хозяев, неплохо изъяснявшийся по-русски, жил какое-то время в Союзе, где освоил даже некоторый застольный жаргон. В чем я убедился, когда, кивнув на стоявшую на углу стола стайку бутылок пива, он предложил: «Может, отполируем?»
У меня была задача пройти по угодьям, увидеть своими глазами, что и как здесь выращивают, перекинуться хотя бы словом с теми, кто там трудится. Но у моих хозяев, как я понял, был иной, противоположный наказ. И вот следовали новые тосты за наше сотрудничество, за коллег в Москве, за бог весть что, даже за греческого патриота Манолиса Глезоса, поскольку фамилия одного из моих новых знакомых-весельчаков была Манолиу.
Я всё настойчивее напоминал о своём. В ответ слышал: «Да успеется… Вот лучше за дорогого московского гостя ещё тост». В итоге, видимо, когда, по мнению моих охранителей, я уже достиг требуемой кондиции, самый из них главный после очередного моего демарша, крепко взяв меня за предплечье, вывел на воздух.
Мы сделали несколько шагов, и мой спутник, обведя рукой окрест, сообщил:
Вот это и есть наш кооператив, который ты хотел посмотреть. Пойдем назад, а то ребята заждались.
И почти силой повёл обратно в гостевой дом...
Замечу, что с подобным мне не приходилось сталкиваться в других командировках в «братские страны». В Чехословакии, собирая материал о прославленном чешском стекле, я целый день провел на заводе в Карловых Варах, имел возможность поговорить со стеклодувами и, прожарившись возле печей, в деталях рассмотреть весь процесс создания ваз, бокалов, других изделий. А потом ещё и побывать в мастерской художника, работающего со стеклом.
В Словакии – мотался по химическим предприятиям, постепенно привык к запаху аммиака, но материал был собран. В Венгрии вплотную познакомился с крупнейшим сталелитейным предприятием в Мишкольце, побывал на электроламповом заводе, провел многочасовую беседу с крупным экономистом, даже смешная ситуация с дегустацией «Бычьей крови», о которой рассказывалось в прежних очерках, произошла после обстоятельного знакомства с работой винодельческого хозяйства. Но тут…
Информацию для журнальной статьи мне пришлось собирать буквально по крупицам. До гласности было ещё далеко, и материал родился не только беззубый, как и было только возможно тогда писать о «братских странах», но и малоинформативный.
Владимир Житомирский
