Предыдущая часть: Отчего наклонён крестик на короне
Если самая первая встреча с Венгрией, в 60-м, застала её зализывающей военные раны, то последняя оказалась куда тревожнее.
Конечно, Будапешт был прекрасен. Особенно виды сверху – на великую реку, перехваченную мостами, на снующие прогулочные суда, огромный, но ажурный парламент, на помпезный, как водится, Королевский дворец, готические шпили, заросший зеленью остров Маргит.
Королевский дворец. Вечер
Но мы оказались не просто в прекрасном городе, но и в эпицентре драмы, грозящей захлестнуть не только страну, но и всю Европу. Забронировав отель, как обычно, неподалеку от вокзала для удобства совершения вылазок в разные части страны, мы столкнулись (и в физическом плане тоже) с проблемой мигрантов из Сирии.
Они заполнили огромный подземный холл, соединяющий две линии метро и имеющий более десятка выходов на улицы, в том числе и к вокзалу. Мы несколько раз в день проходили сквозь этот грандиозный бивуак.
Постепенно заметили, что семьи с детьми, постоянно окружённые массой репортеров, составляют крохотные вкрапления в массу крепких, напружиненных, явно тренированных людей в возрасте где-то от 20 до 30 лет. Однажды мы ощутили их крепкие мышцы на себе.
Подземная площадь заполнена мигрантами
Нам нужно было пересечь огромный подземный зал, соединяющий метро с вокзалом. Поперёк него стояла монолитная очередь-толпа шириной метров 15. Обойти её было невозможно, но полицейский приказал дать нам проход, и эти ребята стали нехотя отлепляться друг от друга, чтобы мы с Ольгой могли протиснуться.
Все спортивные, атлетичные, по большей части в черных футболках.
Но европейских телевизионщиков интересовали не они, а считанные семьи с детьми, на которые они набрасывались коршунами, создавая превратную картину происходящего.
Тут же постоянно вились волонтёры, принося еду и подержанную одежду. Поначалу, по рассказам свидетелей, принесённые ими бутерброды летели обратно в дарителей.
Но вот, что мы видели сами по местному ТВ: в созданном в Венгрии лагере для мигрантов эти добры молодцы демонстративно, перед камерой выливали розданные им бутыли с водой – «мол, нам от вас нужно только одно, чтобы пустили в Австрию, а там и в Германию». И тут же в кадре показывали мучающегося от жажды маленького ребенка.
Гуманисты, одним словом. И психологи.
Все – к поезду на Вену!
Не исключено, что мы присутствовали при новом историческом этапе развития (или деградации) Старого света.
В один из дней всё вокруг нашего вокзала изменилось: власти закрыли границу с Сербией, прежде за небольшую мзду подвозившей непрошеных гостей в автобусах к венгерскому кордону, который те и пересекали. Был возведён серьёзный забор, принят закон об уголовном преследовании за его порчу и нелегальное пересечение рубежа.
Правда, у Венгрии – первой страны ЕС на пути мигрантов – есть и другие границы. Но вопрос решался не в Будапеште. И, похоже, делалось немало, чтобы подпилить сук...
Ведь замаячили уже не сотни тысяч, а миллионы носителей далеко не европейских ценностей. А среди них, как считается, немало тех, кто готов эти ценности похерить вместе с теми, кто их создавал.
Закрадывалась мысль: уж не присутствуем ли мы при начале конца европейской цивилизации? А Венгрия – её неотъемлемая часть.
С тех пор ситуация продолжает обостряться. А теперь ещё и афганский катаклизм…
Помимо пищи для размышлений эта поездка привнесла пополнение в коллекцию «памятников» – в виде симпатичной керамики каштанового цвета с изображением основных архитектурных будапештских жемчужин. В трёх местах – герб страны, каждый бережно поддерживает пара ангелов.
Красоты Будапешта на каштановой керамике
Думается, каштановый колер избран для кружки не случайно. Таких могучих одноимённых деревьев, как на дунайском острове Маргит, ещё поискать. Соответствующие габариты и у падающих с них каштанов, разбросанных по земле. К тому же плоды-орехи отличаются столь насыщенным блеском, словно их начистили и отполировали. К слову, и платаны там наблюдаются.
Вот такие деревья на острове Маргит
По острову лучше погулять в будний день – поменьше народа. Посидеть в тени огромных раскидистых платанов-каштанов на вмурованных в асфальт, рассчитанных на пару (или дуэт) скамейках, умиротворенно наслаждаясь музыкой и извивающимися в такт с ней разновысокими и сильными струями огромного фонтана. Он так и называется – «музыкальный».
Миновать какие-то развлекательные комплексы, чтобы остановиться и войти внутрь живописных каменных руин доминиканского монастыря. Он связан с именем той, в честь кого носит название этот романтический остров – Маргит.
Подле развалин высится скульптура девочки, играющей на флейте. Хотя официальное название памятника нейтральное: «Обелиск Мадам», не исключено, что при его создании скульптор вдохновлялся образом прекрасной Маргит.
«Обелиск Мадам»
Дочь венгерского короля, она стала жертвой отцовской клятвы: отдать её в монастырь, если страна освободится от нашествия татаро-монголов, сметавших всё на своем пути.
Завоеватели, видимо, насытившись, ушли бесчинствовать дальше, а государю Бела IV не оставалось ничего, как выполнить клятву сделать свою малолетнюю дочь Маргит «невестой бога», монахиней. Для неё был даже возведён монастырь доминиканцев.
Монахиня с годами прославилась не только набожностью, но и красотой. Однако, несмотря на разрешение царствующего родителя и даже ватиканского понтифика не согласилась на предложение руки и сердца правителя соседней Богемии, продолжив служение Вседержителю…
Вот в этих стенах, среди руин которых вы бродите, всё это и происходило в XIII веке. На могильной плите принцессы вы видите свежие цветы. Их приносят влюбленные, чтобы хоть так поделиться с ней собственным счастьем, которого она добровольно себя лишила.
Остров, до того именовавшийся Заячьим, в честь Маргит стал носить её имя. Произошло это гораздо позднее, при Габсбургах, когда образ несравненной принцессы-монахини плотно окутали романтические легенды.
Увековечил её имя один из Габсбургов, попавший под обаяние и легенд, и красоты островной природы. Он внёс и свою лепту, приказав разбить пышный сад и большой виноградник. Среди этих цветов и деревьев потом гуляли приглашённые им венценосные победители Наполеона.
Особенно впечатлился природой острова наш Александр I, уже наслышанный о местных красотах от старшей сестры Александры Павловны, выданной замуж за эрцгерцога из дома Габсбургов.
Александра Павловна, Палатина Венгрии
В одном из писем австрийская эрцгерцогиня, получившая в Венгрии второй после королевского титул «Палатины», делилась рассказом о жизни в венгерской столице и на острове-курорте:
«Я состоянiемъ своимъ совершенно довольна и щастлива; место положенiе здесь безподобное, коимъ возхищаюсь…».
А ведь в её-то время на острове Маргит ещё не было термальных купален и пляжа, вошедшего в десятку лучших городских пляжей мира.
Купальня на острове Маргит
Для смены впечатлений мы на день расстаёмся с прекрасным Будапештом, чтобы отправиться в «винную столицу» страны, славный город Эгер.
Наиболее яркие страницы его истории связаны с отчаянной обороной от турок в давние времена. Об этом напоминают многофигурные памятники в центре, мощные крепостные укрепления на холме.
Памятник защитникам Эгера
Тогда же родился и следующий красивый апокриф.
…Защитники города в спешке подкрепляли силы местным красным вином, которое ненароком попадало им на лицо и бороды. Осадившие город янычары относили на счет этого ярость, с которой отбивались их атаки.
Какому-то осману с буйным воображением пришла в голову мысль, что эгерцы пьют бычью кровь, сообщающую им невиданные силы. Объяснение быстро распространилось среди нападавших, было благосклонно принято их военачальниками и послужило хорошим поводом к снятию затянувшейся осады.
Не будем разрушать милый миф холодной информацией о том, что ещё минимум пару веков после тех бурных событий в здешних краях производилось лишь белое вино.
Иштван Добо – герой борьбы с османами
Так или иначе, но красное купажное, то есть полученное из нескольких сортов винограда, вино стало официально называться Egri Bikavér («Эгерская бычья кровь»).
И это заставляет меня вспомнить о предыдущем приезде в «винную столицу». Вместе с коллегой-фотокорреспондентом мы должны были создать очерк для туристического журнала.
…Насыщенный рабочий день должен был завершиться вечерней трапезой в охотничьем ресторане Feherszarvas Vadasztanya. Стены тут неспроста украшают оленьи рога, кабаньи головы, шкуры и прочие охотничьи трофеи – это прямая иллюстрация его меню. Несмотря на моё сдержанное отношение к мясу, заказываю филе козлёнка.
«Egri Bikavér?» – полуутвердительно вопрошает официант, не без оснований полагая, что лучше вина, чем «Эгерская бычья кровь», к мясу и быть не может. – «Если не возражаете, белое вино. В любом случае, не «Бычью кровь», – мой ответ повергает его в смятение и, несмотря на вышколенность, он произносит: «К мясу? Белое?». Сошлись на розовом. «А не знаете ли вы известного винодела по фамилии Тот?», – спрашиваю я чуть позднее. – «Как же, бывал у нас этот супертяжеловес. Известный гурман, а в винах любому сомелье даст сто очков вперед».
Между тем моя нелюбовь к «Бычьей крови» как раз и связана с этим незаурядным человеком.
Марка в честь «Бычьей крови»
…Было это в глухие брежневские времена. Корреспондент советского политического еженедельника, я собирал материал о жизни социалистической Венгрии. Целые дни проводил на заводах, в том числе в горячих цехах металлургического гиганта в городе Мишкольце, плотно знакомился со столичным электроламповым Tungsram, где производством были заняты 35 тысяч человек, брал интервью у экономистов, чьи взгляды настолько отличались от наших канонов, что статью с интервью не смог переварить родной журнал.
Согласно утвержденному редакцией плану предстояло написать и об известном винодельческом кооперативе под Эгером. После путешествия по виноградникам и обстоятельного знакомства с производственными мощностями и житьём-бытьём работников меня пригласили в сводчатый каменный подвал, где предстояла дегустация продукции.
Я был «журналистом из СССР», которому в «братских странах» следовало оказывать особое гостеприимство. А оно порой принимало гротесковые формы.
За длинным столом я был посажен визави с председателем кооператива товарищем Тотом – чудовищных габаритов молодым мужчиной, не без гордости сообщившим, что весит 150 кило. Рядом с ним возник важный представитель областной власти, а подле меня уселся, как выяснилось, партийный руководитель кооператива, неплохо говоривший по-русски.
Я уже знал, что в хозяйстве изготавливают два сорта белого вина и «Egri Bikavér». И первые два 100-граммовых стаканчика с легкими белыми винами стало пустой формальностью – хотя одно из них оказалось отменного вкуса и аромата. Хозяева были абсолютно убеждены, что нет ничего прекраснее их крепкого красного.
Глядя мне в глаза, гороподобный председатель объявил, что пить мы будем «один в один» и наливать до края. Я и прежде-то не был поклонником этого вина, появлявшегося и у нас, а теперь начал его тихо ненавидеть. Но не тут-то было.
За дело взялся мой партийный сосед: он конспективно излагал мне на ухо одну из проблем кооператива и просил, чтобы я мгновенно придумал тост, где мог бы невзначай упомянуть о ней. Здесь ведь сидел областной начальник, для которого мнение «человека из Москвы» было почти что директивным.
Так в один из тостов я вплел что-то о недостроенном цехе №3, в другой о каком-то договоре, который почему-то ещё не продлён, в третий о выделении средств на ремонт школы... Обо всём этом мне якобы стало известно во время знакомства с жизнью кооператива.
Мне было всё труднее и труднее придумывать спичи. Сосед же в связке с председателем Тотом, сочетавшим облик Гаргантюа с функциями Ганимеда, похоже, вознамерился разом решить проблемы кооператива. И неважно, что – за счет моего здоровья.
Последнее, что мне запомнилось, это то, как я мастерски, – так мне тогда казалось, – ввинтил нечто об устаревших закупочных ценах.
Последующий путь в гостиницу в Эгере по ночному шоссе был нелёгким...
Будь я тогда в лучшей форме, по дороге из Эгера в Будапешт, мне было бы о чем подумать.
К примеру, о том, что было бы хорошо, чтобы из Москвы сюда можно было бы приезжать запросто, без всякой помпы.
И что в Венгрии свет клином не сошёлся на «Egri Bikavér» – здесь ещё много других хороших вин.
Например, почитаемое россиянами токайское. Ведь во время одной из поездок в Венгрию довелось узнать, что симпатии к этому вину имеют в России глубокие корни.
Началось, как водится, с политики. В надежде обзавестись влиятельными покровителями некий венгерский князь стал присылать ко дворам европейских монархов небольшие партии этого вина. Золотистого цвета, чуть сладковатое, оно разительно отличалось своими вкусовыми и ароматическими качествами от других иностранных вин.
Любитель новинок, в том числе и из алкогольного ряда, Петр I отрядил группу военных непосредственно в Токай с предписанием закупить ни много ни мало триста бочек тамошнего вина. У императора даже возникла мысль создать в России собственное производство, завезя из Венгрии соответствующие сорта виноградных лоз. К этой идее вернулись гораздо позже, во времена правления Екатерины Великой, в 80-е годы XVIII века, после присоединения Крыма к России.
А до того шли массированные закупки полюбившегося вина. Активно этим занималась племянница Петра, большая любительница пиров, балов, охоты и шутовских забав императрица Анна Иоанновна.
Василий Суриков. «Императрица Анна Иоанновна стреляет оленей»
Одно из немногих дел, к чему она отнеслась со всей серьезностью, было увеличение поставок токайского. Она даже создала особую «комиссию венгерских вин»: специальные люди были отряжены в район токайских виноградников, чтобы контролировать процесс производства.
Вначале из местного винограда готовилось базовое вино, а часть ягод собирали после первых морозов. Они оказывались сморщенными, но лишёнными влаги и сахаристыми. Их давили и добавляли к базовому вину. Спустя три-четыре года рождалось настоящее токайское. И вооруженные гренадеры и казаки везли вожделенные бочки в далекий Петербург.
Анна Иоанновна добилась того, что Россия стала получать две трети всего производимого в Токайской долине вина. Постепенно часть тамошних виноградников была передана в качестве залога «комиссии венгерских вин» и оказалась под её контролем. Это вызывало недовольство местных правителей, и в конце концов, в годы царствования Петра III, «русские контролёры» были отправлены восвояси, а заложенные земли выкуплены.
Но вот крымский эксперимент Екатерины, к сожалению, не удался: 20 тысяч лоз, высаженных на землях Таврии, даже с помощью нескольких мадьярских виноградарей не смогли произвести на свет уникального золотистого вина. Иной климат, иные почвы, да и, говорят, некая благотворная плесень, имеющаяся в Токайской долине, абсолютно уникальна…
В последний приезд в Эгер мы, конечно, побродили по крепостной брусчатке, прошлись под сводами арок, потрогали древние камни стен, постояли у монументальных скульптурных композиций, снаружи и изнутри полюбовались барокко архиепископского дворца, храма святого Антония и цистерианской церкви, рассмотрели иглу минарета, считающегося самым северным в Европе. Долго ли он будет удерживать это первенство?
Церковь соседствует с минаретом
Обеденное время привело в затемнённый ресторан: на улице, где также стояли столики, было слишком ветрено. Сразу же принесли высокие бокалы с заказанным светлым пивом Soproni.
А вот форель на гриле повлекла целое действо. Спустя время, она, уже явно готовая, показалась на подносе в руках солидного официанта. Но не была подана нам. Поднос с ней установили на служебный столик, в метре от нас. Официант – возможно, даже метрдотель – созвал четырёх юных девушек-коллег и стал священнодействовать.
Взяв специальный нож, он отсек голову, а затем плоско расчленил рыбину, начиная с хвоста. Отложив лопаточкой верхнюю часть, осторожно извлёк хребет, после чего той же лопаточкой соединил обе части форели, превратив её в подобие филе. Всё это сопровождалось пояснениями, о содержании коих можно было лишь догадываться, поскольку произносились они на недоступном венгерском.
Наконец бесхребетная форель была подана на наш столик, и оказалось, что мы не зря пережидали случившийся мастер-класс.
Загадкой осталось, отчего обучением разделке не занялся повар. И почему это делалось рядом с теми, кто пребывал в полуголодном состоянии? Возможно для того, чтобы наша готовность к поглощению уже почти доставленного блюда ещё больше возросла?
В центре Эгера
…Память о нескольких визитах в Эгер – стеклянная кружка с притороченным к ней велосипедным звонком. Это местный сувенирный специалитет, воспитывающий, как я поначалу подумал, рефлекс собаки Павлова. Но после перевода выяснилось, что речь о другом.
Окаймленная изящной красной виньеткой надпись провозглашает:
Большая радость для меня, коль ты нальешь мне пива прежде, чем мой звоночек зазвонит – я буду пребывать в надежде.
То есть, это напоминание бармену, чтобы он не тянул с наполнением опустевшей ёмкости, а то, мол, раздастся тревожный сигнал наподобие того, что подаёт велосипедист, мчащийся по дороге…
Ужасная угроза, не так ли?
Кружка с угрозой…
Вот такой юмор. А что?.. Во всяком случае, кружка необычная и стоит особняком.
Равно, как и особняком хранятся воспоминания о «винной столице».
Владимир Житомирский
