Часть 1: Далёкий близкий Индокитай
Часть 2: Река из велосипедов в Ханое
Часть 3: Хмоны и непобедимость алкоголя
Когда живущие на севере страны вьетнамцы попадают в бывший Южный Вьетнам, с 1975 года ставший частью единого государства, они делаются другими людьми – раскрепощенными, улыбчивыми, держащими себя легко и свободно.
Мне говорил об этом во время нашей встречи в Ханое всезнающий собкор Гостелерадио Леонид Кричевский. И я вспомнил эти его слова, когда наблюдал превращение двух сотрудниц журнала, отряженных главным редактором Ву Каном в качестве моих сопровождающих, из суховатых и неулыбчивых дам неопределенного возраста в приятных и общительных собеседниц. Да и переводчик Тханг стал заводить разговоры на весьма отвлеченные и порой легкомысленные темы.
Надо сказать, что мои раскрепостившиеся в новой обстановке спутники не слишком мне докучали своей компанией и даже для экономии средств неожиданно для меня выписались из отеля, куда мы заселились. Узнал я об этом случайно, когда на следующий день попытался позвонить в их номера. Но одностороннюю связь со мной они всё же поддерживали.
Собственно, я и самолично смог немного познакомиться с городом Хошимин, хотя и прежнее свое имя – Сайгон – он явно не забыл. Слава Сайгона как самого злачного места всего Индокитая не ушла бесследно.
Ориентироваться в моих пеших экскурсиях мне помогал католический храм Notre Dame de Saigon, важная архитектурная достопримечательность. Его 40-метровые, увенчанные серыми шпилями неороманские башни из красного кирпича видны издалека.
Сооружали его с 1877 по 1883 год, причём все строительные материалы везли через полмира, из метрополии.
Храм Notre Dame de Saigon
Сейчас в перерывах между службами, мессами и церемониями бракосочетания внутри собора пустынно и, что немаловажно, прохладно. Витражи с библейскими сценами или просто с орнаментом даже в пасмурную погоду вносят элемент праздничности в довольно скромный интерьер.
Также французами, но позднее, в 20-е годы минувшего века, построен пышный отель Majestic. Конечно, и возраст уже почтенный, и колониальный стиль колоритен, но в истории культуры отель проходит всё же не столько как архитектурный, сколько как литературный памятник.
Он прославлен Грэмом Грином: герои его «Тихого американца», – кто влекомый любовью, кто плетением политических интриг, – постоянно курсировали между барами в Majestic и в другом, также сохранившемся престижном отеле – Continental. (Лишнее свидетельство того, что Сайгон, к счастью, не растворился бесследно).
Таким был Majestic, описанный в книге Грина
В высшую категорию входит и их сверстник, Grand Hotel. Его белоснежный купол говорит о том, что французский архитектор явно хотел перенести в Сайгон образ базилики парижского храма Sacre-Coeur, чтобы хоть так скрасить здешним французам оторванность от родины.
Grand Hotel – напоминание о Париже
В том же, так называемом французском колониальном стиле – с башенками, колоннами, балконами, белой лепниной на фасаде, сводчатыми окнами со ставнями, – в начале прошлого века был построен Hotel de Ville. Сегодня в бывшей роскошной гостинице размещается мэрия – Народный комитет города Хошимина.
Городской Народный комитет
На площади перед ней будет потом установлен памятник Хо Ши Мину. Композиция нестандартная: сидящий вождь держит на руках ребёнка и раскрытую книгу. Как объяснялось, это было призвано символизировать любовь вождя к детям, его заботу о грядущих поколениях. Однако позднее, уже 2015 году, камерно звучащий памятник будет заменён на более традиционный: изображённый в полный рост вождь приветствует вас понятой рукой. Памятник будет отличаться и цветом (вместо сдержанного тёмно-серого – золотистый), и габаритами: возвысится более чем на семь метров.
В столице Юга и его предместьях у меня произошло несколько интересных встреч. И о них хочется рассказать поподробнее, тем более что сохранились записи, в том числе – об этой.
…И в эту ночь Вьет Линь не увидела его лица. Хотя всегда мечтала об этом и особенно остро ждала встречи последние долгие недели, когда пробиралась из Ханоя сюда, на охваченный войной Юг.
Она знала, как должен выглядеть её отец – красивым, подтянутым, быстрым в движениях. Каким же ещё обязан быть человек, ежеминутно рискующий жизнью в партизанском краю? Так думала 15-летняя Линь и тогда, когда долгожданная встреча, наконец, состоялась. Однако она могла различить лишь его силуэт: в лагерь патриотов добралась, когда на джунгли опустилась темнота, а свет зажигать не разрешалось – маскировка.
«Ну а ты, ты-то как выглядишь? На мать похожа? Глаза такие же большие, как у мамы?» – спрашивал отец.
Глотая слезы, Линь пыталась описать свою внешность, понимая, как это нужно отцу, последний раз видевшему ее чуть ли не грудным ребенком. Все эти годы он был здесь, на Юге Вьетнама, где шла жестокая война.
Десять лет мать Вьет Линь ждала своего мужа. Десять лет. А потом вышла замуж. Дочь не могла простить такого. И, выбрав момент, не попрощавшись, отправилась в почти двухтысячекилометровый путь на поиски отца и «настоящей жизни», которая ассоциировалась у неё с винтовочными выстрелами, ночными боями и бомбовыми разрывами.
…Рассвет в джунглях столь же стремителен, как и воцарение ночной темени. Отец оказался немолодым, усталым, чуть сутулым человеком. Глаза девушки – действительно большие, как у матери, – вновь наполнились слезами: так ей стало жалко отца. И Вьет Линь поняла, что не может его бросить, что её место здесь, рядом с ним. Подле таких, как он.
Ей было 17, когда она поспорила с заместителем директора партизанской киностудии «Освобождение», что станет режиссером. К этому времени она освоилась в партизанском крае, вполне справлялась с обязанностями помощника повара в одном из боевых подразделений и теперь была откомандирована на учёбу в эту киностудию, также размещавшуюся в джунглях.
Слова её не оказались юношеской бравадой, но какой же долгой и трудной стала дорога к осуществлению этой цели! Семь лет, проведённые ею в лесах Юга, сформировали характер борца. О тех временах напоминает и шрам на лице (нисколько, впрочем, не портящий ее внешности) – след ранения осколком бомбы…
Вьет Линь много повидала в годы войны…
После освобождения Юга в 1975 году Вьет Линь посылают на учебу в Москву, учиться «на киносценариста». Она едет вместе с двумя молодыми людьми, которым было рекомендовано поступить на режиссерский факультет ВГИКа – Всесоюзного государственного института кинематографии.
В Москве девушка приняла вновь самостоятельное решение – вопреки данному ей наказу подает документы на режиссерский. К тому времени двое её спутников уже вынуждены расстаться с мечтой о художественном кинематографе: конкурс выдержать не удалось. Наверное, это придало ей еще больше решимости – должен же кто-то из них взять эту высоту.
На первом экзамене один из членов комиссии (потом она узнала, что это постановщик очень многих лент Александр Алов), взглянув на неё весьма скептически, произнёс:
«Вы, такая хрупкая девушка, решились стать режиссером? Но ведь это противоречит логике…».
«По-вашему, наверное, было бы логично, если бы я вышла замуж, нарожала бы детей и стряпала еду таким, как вы, – не сдержалась Вьет Линь. – Но я ещё много лет назад, когда шли бои в джунглях, поспорила с вашим коллегой, что стану режиссером. И теперь логично иное…».
Алов внимательно взглянул ей в глаза и улыбнулся. Сидевший рядом с ним в приёмной комиссии Владимир Наумов рассмеялся. Они и здесь были вместе – как рука об руку работали над многими картинами, как и руководили мастерской, в которой будет потом заниматься студентка ВГИКа Вьет Линь.
Александр Алов и Владимир Наумов
С пиететом смотрела ленты учителей, особенно посвящённые военному лихолетью: «Павел Корчагин», «Мир входящему». Гражданская война, Великая Отечественная…
Как оказалось, она не просто всматривалась в профессиональную съёмку – близкая ей тематика толкала к размышлениям о будущем героев кинолент, их боевых соратников.
Кадр из фильма «Павел Корчагин»
«За годы учебы, – делится она, – я для себя поняла, что задача человека искусства – проделать путь от своего сердца к сердцу зрителя, читателя, слушателя. Каким будет путь – прямым, извилистым или окольным, – зависит от человека творческого труда».
Уже её дипломная работа привлекла внимание неординарностью подхода к, казалось бы, устоявшимся представлениям. Перед зрителем предстал рассказ о вьетнамской девушке – участнице освободительной войны, приехавшей в Москву поступать в консерваторию на отделение вокала. Когда-то она хорошо пела, но ранение в голову, полученное на фронте («фильм на пятьдесят процентов обо мне», замечает моя собеседница), ухудшило ее певческие возможности.
«Тебя обязательно должны принять», – убеждает её новый московский знакомый, ветеран Великой Отечественной. Но жизнь в картине выпускницы ВГИКа следует другим законам. Девушка не выдерживает конкурса…
«Участники войны сделали великое дело, – говорит мне Вьет Линь, – за это им низкий поклон. Но каждая эпоха, каждый исторический отрезок времени имеют свое значение. И люди, отличившиеся в эти годы, должны быть отмечены именно за свой вклад. Героям войны следует ставить памятники, вручать награды, им нужно давать квартиры, облегчать и благоустраивать их быт. Но полагать, что они имеют автоматическое право становиться руководителями производства, в котором не слишком разбираются, или выступать со сцены, не имея особых талантов, думаю, глубоко неверно».
Участие в войне – не бессрочный кредит на остальную жизнь, продолжает размышлять кинорежиссер. Наверное, это налагает на человека дополнительную ответственность – за свои поступки, за всё то, чем он станет заниматься в мирной жизни. Даже человеку, увенчанному славой и боевыми наградами, нужно вновь и вновь утверждать себя – своими способностями, трудолюбием, настойчивостью.
Кинорежиссёр Вьет Линь
…После уличной полуденной жары в прохладе небольшого просмотрового зала можно перевести дух. Само название ленты – «Где мирно птицы поют» настраивает на элегический лад.
И действительно, поначалу на экране неторопливо разворачивается картина жизни вьетнамской деревушки.
Главные герои – ученики выпускного класса сельской школы. К ним приезжает новая преподавательница. Она учит их не только литературе, но и самой жизни. Убедительно и убежденно внушает им, что надо быть честными и принципиальными, любить свою страну и родные места, что каждый должен быть там, где он нужнее людям, собственному народу.
Кадр из фильма «Где мирно птицы поют»
Юноши и девушки завороженно слушают обаятельную молодую женщину. Они стараются проявить заботу о бывшей горожанке, помочь ей, приносят фрукты, пойманную рыбу… И горячо потом восторгаются ею…
Вьет Линь сидит рядом со мной, переводит свой фильм, показываемый высокому начальству. Иногда чуть неточно произносит русские слова. Вот и преподавательницу литературы она случайно называет «предавательницей».
Главная героиня киноленты
Но выясняется, что эта лингвистическая неточность удивительно верна: не выдержав тягот сельского быта, учительница бросает школу, завороженных ею учеников. Особенно тяжёлым ударом это становится для влюбившегося в неё романтичного юноши-старшеклассника.
Под влиянием её слов о патриотизме он уходит на фронт, где разворачиваются бои с новыми врагами – «красными кхмерами».
«На фронт!». Кадр из фильма
И, возвратившись в родную деревню израненным, с парализованной рукой, обнаруживает отступничество своего кумира.
Конечно, место в классе займёт новая учительница, но в душах ребят появится разочарованность. Можно ли верить этим взрослым, которые учат одному, а сами поступают по-другому?..
Внешне в жизни ребят мало что изменилось. Но только внешне.
Кстати, а откуда такое название?
Ответ дан на последних минутах.
Явно многое повидавший на своём жизненном пути старый крестьянин, обращаясь к удручённому, ставшему инвалидом молодому парню, тихо произносит:
«Всё будет хорошо. Мир наступит там, где гнездятся птицы».
И в финальных кадрах на экране появляется не один, а несколько косяков разных птиц. Похоже, лента «Летят журавли» не прошла мимо внимания режиссёра этой картины.
Надо сказать, что попасть на этот просмотр оказалось для меня более чем затруднительно. Несмотря на ходатайство создательницы ленты, настойчивые просьбы моих ханойских спутников, убеждавших, с моих слов, что это необходимо для написания очерка о первой женщине-кинорежиссере на Юге Вьетнама.
Даже наши консульские работники были подключены… Кино-начальство стояло на своем: во-первых, фильм не готов, во-вторых, просмотра не планируется, в-третьих, зачем это вообще гостю из СССР?
И только связи журналиста Евгения Ленга, работавшего в местном корпункте АПН, помогли пробить эту стену. Фильм оказался готовым, просмотр, как изначально и планировалось, состоялся, а гостю из СССР это было очень интересно и полезно.
Я попытался понять, что стояло за гранитными отказами. И пришёл к единственному выводу: партийные «отцы» молодого вьетнамского кино опасались, что ситуация с ложным пафосом, исходящим от учительницы, может быть экстраполирована на гораздо более высокие сферы – на руководство в широком смысле. Курс «на обновление» ещё только предстояло взять на грядущем партийном съезде. А тут этот пишущий гость из Советского Союза, где вообще непонятно что начинается, ещё неизвестно что журналист в этом фильме узреет…
Между тем картина вызвала огромный интерес. Ещё до выхода в прокат в прессе появилось более пятидесяти рецензий. Тема моральных и нравственных ценностей, отношений разных поколений оказалась очень актуальной, играла свою роль в формировании принципа «Смотреть правде в лицо». Был очевиден запрос на то, чтобы в радикальных переменах участвовали все, чтобы никто не отгораживался стеной неверия и апатии. Чтобы душевная леность не заразила молодых, чтобы люди старшего возраста служили для них добрым примером.
После просмотра я поинтересовался мнением о картине у сидевшего тут же первого заместителя министра культуры СРВ Динь Куанга, проделавшего немалый путь из столицы. Видимо, учитывая деликатность ситуации, он высказался дипломатично:
«Есть люди, которые намереваются сделать что-то хорошее для других, для страны, но, не найдя в себе достаточно сил, сходят с дистанции. Героиня ленты не смогла преодолеть разрыва в уровнях жизни города и деревни. Идейные подходы в картине найдены очень верные. Немало интересных и чисто творческих решений. Но следующий фильм, – тут он улыбнулся, – надеюсь, окажется более совершенным. Все же это первая работа молодого кинорежиссера».
«Мы ожидали, что Вьет Линь сделает рядовой, проходной фильм. А картина-то удалась…»
Эти слова дорогого стоят. Их произнес Во Тхань Ле, директор Кинообъединения города Хошимина, в годы войны занимавший должность заместителя директора партизанской студии «Освобождение». Когда-то одна 17-летняя девушка поспорила с ним в джунглях. Теперь она, первая женщина-кинорежиссер художественного кино на Юге Вьетнама, без особого смущения слушает его слова о своей работе.
Афиша для советского зрителя
Спустя пять лет после создания фильма он вышел в прокат и у нас, под слегка измененным названием – «В тихом краю птицы поют».
Непростая судьба была у следующей картины – «Бродячий цирк». Снятая в стиле итальянского неореализма 50-х годов, чёрно-белая лента в течение двух лет была запрещена к показу в стране – «в связи с неприглядным обликом сельской глубинки, предстающим в ней».
А затем – всемирное признание.
Кадр из фильма «Бродячий цирк»
Были успешно сняты и ещё ленты, так что замминистра культуры не ошибся в своих дипломатичных прогнозах.
В титрах и на постерах значится ее имя – Вьет Линь. Хотя она давно вышла замуж за француза и живет на две страны.
В последние годы стала автором нескольких сценариев и книг, в том числе о кино.
Вьет Линь представляет свою новую книгу
А тогда, при расставании, она попросила передать в Москве сувенир её учителю Владимиру Наумову: миниатюру, нарисованную на плоском камне, обточенном морским прибоем.
«Он никогда не бросал камень в мой огород, относился по-отечески, всему меня научил…», – улыбнулась Вьет Линь.
Владимир Житомирский
