«Ужин кончился. Глебов неторопливо вылизал миску, тщательно сгреб со стола хлебные крошки в левую ладонь и, поднеся ее ко рту, бережно слизал крошки с ладони…» Это «Колымские рассказы» Варлама Тихоновича Шаламова. Три этапа лагерей — три, потом пять, потом десять лет. Вечный антагонист Солженицына. Тонкий лирик. Горький, тяжелый писатель. В последние годы жизни — больной, измученный получеловек. О Варламе Шаламове рассказывает его последняя, самая большая любовь — Ирина Сиротинская.
Очень скромно обставленная квартира. Книги, лекарства, преклонных лет кошка. Хозяйку внешне не отличить от простой пенсионерки. Но когда она вспоминает о прошлом, она на глазах молодеет. Ирина Павловна Сиротинская — самая большая любовь Варлама Шаламова. Самая сильная и потому еще, что последняя. Шаламова она все время называет местоимением — «он», без имени, как говорят об очень близком человеке, не уходящем из памяти. Употребляет его выражения: например, горько-скептическое «прогрессивное человечество». Ирина Павловна — единственная наследница Варлама Шаламова, его издатель и хранитель архива в РГАЛИ.
— Когда его посадили во второй раз, в
— Как вы познакомились с ним?
— Когда я пришла к нему впервые, он распахнул дверь… Это было 2 марта
— Он все время боялся стукачей?
— Нет! Он не боялся. К нему ходил один малоизвестный поэт, Варлам точно знал, что он стукач. Знакомый стукач — это лучшая защита! Ты знаешь, что он стукач, и говоришь ему то, что положено! Ну так вот. У меня была семья, трое детей. Я не могла ради него оставить семью. Летом после знакомства я уехала в Крым с семьей, вернулась… Пришла к нему… И
Из письма Шаламова Сиротинской: «Лучший месяц моей жизни… Если бы я был футурологом, я желал бы себе будущего в вечном только что прошедшем июне. Я предсказал бы себе этот июнь, пожелал бы себе только этого июня…»
— Вы не жалеете сейчас, что расстались с ним?
— Мы поздно встретились, к сожалению… Посвятить ему жизнь я не могла, у меня дети. Да и кто знает, что было бы. «Подарком судьбы» быть очень трудно. Я была десять лет — и устала. Мы отметили десятилетие знакомства в
— Вы бывали у него в доме престарелых в Тушине? Есть воспоминания некоей Елены Захаровой, которая там при нем была.
— Захарову я знаю. Она, так сказать, из прогрессивного человечества. Когда добрые дела делаешь, надо делать осторожно, негромко. А они там развели… Она притащила врачей к нему. Ну что могли сказать врачи? Жил он тихонько — и пусть бы жил там, в Тушине. Была там еще такая Анис — кагэбэшница. Варлам всегда говорил: они хотят меня спихнуть в яму, а потом будут писать петиции в ООН. Они принялись писать в западную прессу с фотографиями пострашнее: «вот где держат Шаламова». А он был доволен: у него отдельная маленькая комнатка. Кормили там хорошо. Я ходила к нему тихо, приносила ему что-нибудь, он любил яблоки. Записи делала тоже тихо, он мне диктовал, я записывала. Эта бедная наседка, стукачка, бегала слушала. А Захарова… Ну надо соображение иметь, что нельзя поднимать шум, тем более в те времена. Врачи спросили у него, какой сегодня день.
— В
— Там была бронзовая скульптура. Это Федот Федотович Стручков делал. Варлам очень хорошо к нему относился. Свой первый гонорар за наследие Шаламова я истратила на это, я заплатила. Теперь же это ценный металл. Оказалось, пропала голова у памятника… Она была еще винтами прикручена к гранитному камню. Я расстроилась… Жалко: бронза делает лицо тоньше, чем чугун. Хорошо, что еще при жизни Федот Федотовича осталась гипсовая голова, с которой он делал бронзовую. Гипсовую голову мы отвезли в Вологду. Я собрала подписи Чухонцева, Ахмадулиной, Искандера… И написала директору Череповецкого завода. Они сделали новую голову и сами привезли сюда. Голова была ничего, даже с таким серебристым оттенком. Некто полюбопытствовал, что под серебром, поскреб сзади: а вдруг мы, как дураки, второй раз из бронзы сделали? И покрасили? Пришлось нам купить черную краску и покрасить… Сейчас опять сказали — на Кунцевском кладбище был погром. Чем это закончится для нас… Как может человек разбить памятник? Сумасшедшие, что ли? Зачем?
— Ирина Павловна, а вы смотрите фильм «Завещание Ленина»? Как он вам?
— Там есть кой-какие ляпы, а в целом хорошо. Я им уступила право экранизации. Только об одном молила, чтобы они меньше фантазировали, а больше следовали правде. Варлам ведь сам достаточно драматургичен. Капустин на него похож тем, что высокий, мощный такой. Сначала на меня эти ляпы произвели большее впечатление, чем все остальное, я расстроилась. А потом смотрю — всем нравится. Я думаю, тем, кто не читал Шаламова, это очень полезно. Кино — это популярно, а читают не все. Ведь читать его тяжело, это мне не тяжело. Я же его выпускаю, два собрания сочинений, шеститомник, а сколько однотомников, двухтомников… Я в
— Некоторые сейчас — да и раньше — считают Шаламова ярым антисоветчиком. Вы согласны с этим?
— Какой он ярый. Солженицын не может его простить до сих пор, что он ему не дал «Колымских рассказов». Солженицын хотел их включить в «Архипелаг ГУЛАГ». Шаламов отказался. Великий писатель кровью, жизнью заплатил за то, чтобы это написать, — и вдруг отдать. У них были очень плохие отношения. В РГАЛИ у нас есть сборник «Встречи с прошлым», где печатаются неопубликованные вещи писателей. Солженицын очень любил этот сборник, а тут я дала туда кусок из Варлама. И Солженицын, который отдал нам свой архив на сохранение, и мы его сохранили, отказался писать предисловие.
— Ирина Павловна, вот уже сколько лет прошло с
— Он вспоминается таким, каким запомнился ярче всего — когда увидела его в первый раз.
Вера Копылова
