В Москве идут традиционные гастроли екатеринбургского Коляда-театра. На этот раз спектакли идут сразу на двух площадках: в Театральном центре на Страстном бульваре — постановки большой формы, в «Булгаковском доме» — камерные. Основатель театра — режиссер, драматург и актер Николай Коляда рассказал «Известиям», по какому принципу он отбирает пьесы, как вывел на сцену ждунов и можно ли «оживить» Ленина.
— Когда вы берете в Екатеринбурге новую пьесу в работу, задумываетесь о том, будет ли она иметь успех на гастролях в Москве?
— Я никогда не думаю про Москву и про то, насколько будет кассовым спектакль. Скорее пытаюсь понять, интересна ли затронутая в пьесе тема сегодняшнему зрителю? Меня учили, что на спектакле человек должен от души посмеяться да поплакать. Собственно, этим я и занимаюсь: сначала стараюсь пощекотать, а затем — «надавить на глазные яблоки». Все мои новые премьеры — «Оптимистическая трагедия», «Горе от ума», «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» — построены по такому принципу.
— Часто ли вы видите в рецензиях и отзывах зрителей совершенно неожиданные для вас трактовки ваших же постановок?
— Да, вот на днях читал рецензию на «Горе от ума». Умные люди объяснили, чего я там наворотил. У нас в спектакле задействовано много игрушек — ждунов. Так вот написали, что это наша серая масса людей, которые бесцельно слоняются по улицам. Ну так всё правильно, я бы даже сказал, очень хорошо Коляда придумал… На самом деле я просто шел в Екатеринбурге по рынку: вижу — смотрит на меня этот ждун с красивым носом. Спрашиваю у китаянки, мол, сколько? «Тириста рублей», — отвечает. Давай, говорю, всех. Приехал в театр, вывалил на сцену, сказал актерам: «Берите в руки». Смешно стало просто немыслимо.
— У нас в спектакле задействовано много игрушек — ждунов. Так вот написали, что это наша серая масса людей, которые бесцельно слоняются по улицам
А в прошлом году, когда ставил «12 стульев» в Польше, привез ждунов артистам в подарок. Они смотрят на меня и спрашивают: «А цо то?» Оказывается, у них никто и не знает, что есть знаменитая скульптура «Ждун» голландской художницы Маргриты ван Бреворт. А у нас он стал знаменитым! Думаю, неспроста: мы всю жизнь чего-то ждем: счастья, понижения цен, любви, чуда в конце концов. Только ни черта не делаем для того, чтобы жить стало чуточку получше да посчастливее.
— В «Горе от ума» у вас Ленин из гроба встает. Как зритель на такое реагирует?
— У меня есть артист Паша Рыков, который без всякого грима похож на Ленина как две капли воды. Я на поклоне даже кричал: «Дорогие москвичи, мы вам оставим живого!» Люди хохочут, просто умирают. Представьте: открывается красный саркофаг, актер лежит, будто мертвый, затем открывает глаза, смотрит на то, как молодежь трясет фигурки ждунов под современную музыку, и с горечью произносит шепотом: «Господи, царица небесная!» То есть что же я натворил-то?
Когда на репетиции Паша первый раз вышел из «гроба», актриса Тамара Зимина (а она советский человек, ей 75 лет) посмотрела на меня и сказала: «Коля, твою ж мать, как же это страшно». Она аж заплакала. Так что я не берусь говорить за всех, может, кого-то это и покоробит. Но с художественной точки зрения это невероятно красиво, а главное — странно. Ну откуда вдруг в «Горе от ума» Ленин? Но и это не всё. У меня есть артист, которого зовут Алексей Романов. Когда Чацкий лежит на сундуке, восклицая, мол, куда я попал, что это за Россия, то с одной стороны выходит Ленин, а с другой — актер Романов в костюме царя. И они его крутят на сундуке. Не знаю, какие зритель и критики смыслы считывают, но это дико смешно и вместе с тем жутко.
— Судя по вашим соцсетям, прошлый год у вас выдался непростым…
— Да нет вроде. Наверное, активность связана с тем, что, боюсь, в маразм впаду и не замечу этого. Глядя на некоторых режиссеров, понимаешь, что всё уже — отползай в сторону. А они по-прежнему думают, что каждый их чих гениален. В прошлом году я выпустил три спектакля на большой сцене и пять на маленькой. На премьеры приглашал друзей, которым доверяю, — они в случае чего честно скажут, мол, Коляда, хватит уже, остановись.
Хотя внутренний компас пока не подводит. Когда ты ставишь про что-то личное — всё получается. В этом сезоне я сделал спектакль «Оптимистическая трагедия» про «великую и прекрасную революцию», которая переломала хребет России. Что пережили наши дедушки и бабушки? Если я начну рассказывать, через что прошел мой дед Алексей Коляда, это можно просто сдохнуть! Он в болоте в Гражданскую войну наступил на ружье, и ему полчерепа снесло. А он бегал и от белых, и от красных, прятался в лесу, потому что семья — 10 человек и их надо было уберечь, накормить... Что пережили папа и мама, поднимавшие целину, а потом в 1989 году узнавшие, что это была ошибка партии... Вот про это я и рассказал в постановке — про наших родителей, про свою малую родину — Казахстан, Костанайскую область, село Пресногорьковка. Как сами выжили, да еще нас вырастили? Уму непостижимо.
— Можете привести пример, как ваш личный опыт находит отражение на сцене?
— К примеру, в той же «Оптимистической трагедии» на сцене сидит старуха и строгает куски мыла. Откуда это появилось? Черт его знает. Я вдруг сказал актрисе сделать так. Вспомнил, как 90-е, когда не было стирального порошка, мы все на терке строгали хозяйственное мыло, а потом закидывали его в стиральную машину. Сегодня об этом все забыли. Кстати, для этой сцены я попросил монтировщиков декорации притащить старую стиральную машину, которая неимоверно тряслась. Я же хорошо помню, как мама стирала на ней, а я забирался сверху, ел хлеб, и мне было безумно весело от того, что подпрыгивал на ней. Да, на репетициях так или иначе какие-то вещи ударяют в голову, но лишь потому, что они сидят в твоем сердце и памяти.
— В том случае, если мы станем государственным театром и нам скажут, мол, надо ставить про Ленина, про партию или еще про что, так я ж старая театральная крыса, и всё равно будет по-моему
— Вы часто говорите о том, что частному театру выживать тяжело и постоянно не хватает денег. А готовы ли вы, как, например, Студия театрального искусства, сделать Коляда-театр государственным коллективом? Или боитесь разнарядок сверху?
— Это как в том анекдоте про слона в зоопарке: «Съесть-то он съест три тонны сена в день, да кто ж ему даст!» На самом деле было бы, конечно, замечательно, если бы нас взяли на финансирование. Мы живем от зарплаты до зарплаты. Да, порой жалуюсь, да, нелегко, но тем не менее справляемся же как-то и играем уже 15 лет. Булгаков говорил: «Не ходите и не просите, придет время — сами придут и всё дадут». Может, однажды мне скажут: «Коля, мы хотим, чтобы тебе жилось чуточку полегче, поэтому переводим твой театр в ранг государственных». Если бы это произошло, у меня гора бы с плеч свалилась.
Я смотрю, как живут артисты академических театров драмы, и понимаю, что мы себе такого позволить не можем. Они играют два-три спектакля в месяц и получают хорошую зарплату, а если заболели, то уходят на оплачиваемый больничный. А что касается каких-то разнарядок, в том случае если мы станем государственным театром и нам скажут, мол, надо ставить про Ленина, про партию или еще про что, так я ж старая театральная крыса, и всё равно будет по-моему (смеется).
Даниил Поляков
