В России заговорили о дефиците рабочих кадров. Тревожной новостью поделились сначала кадровые агентства и исследовательские центры, затем она вышла на высокий уровень — озабоченность выразили глава Счетной палаты и даже сам президент страны.

В списке самых дефицитных профессий, подготовленном Минтрудом в этом году, указаны 135 позиций. В предыдущем списке 2015 года их было почти в два раза меньше — 74. Тогда, к слову, тоже намеревались заместить вакансии специалистами из-за рубежа. Результат известен: положение только усугубилось.

«Огонек» обратился за разъяснениями в Министерство труда и социальной защиты. И очень оперативно (по сравнению с другими государственными учреждениями), в течение трех дней был получен ответ, хотя и не на все заданные вопросы. Из министерства сообщили, что в конце сентября 2019 года в России насчитывалось 1,7 млн свободных рабочих мест и вакантных должностей, заявленных работодателями в органы службы занятости. Наибольший дефицит кадров — в строительстве: 182,6 тысячи человек. На втором месте — металлообрабатывающие и машиностроительные производства: 166 тысяч человек. Рабочие должности занимают две трети от общего числа вакансий.

Приведенная на сайте ведомства статистика по рынку труда отмечала: в службе занятости в июле 2019 года были зарегистрированы 683 810 человек. Теоретически, они могли бы занять (как выражаются кадровики, «заместить») 39 процентов вакансий. С остальными, получается, — беда. Отсюда и вывод о серьезной нехватке квалифицированных рабочих кадров, и разговоры о необходимости привлекать рабочую силу из-за рубежа. Выглядит убедительно: кадровый голод в полный рост, не хватает квалифицированных рабочих, некому работать!

Между тем число вакансий, по данным Минтруда, постоянно увеличивается: с 1,341 тыс. в марте 2017 года (с этого времени министерство начало публиковать данные по рынку труда) до 1,763 тыс. в июле 2019 года. Число безработных (то есть, по методике ведомства, зарегистрированных в службе занятости) за это время сначала резко упало: с 811,2 тыс. в марте 2017 года до 572,8 тыс. в сентябре 2018-го, но потом начало поступательно расти. “Ъ” писал в сентябре этого года, что девять из топ-10 самых дефицитных профессий относятся к «синим воротничкам»: сварщики, слесари, сборщики, шлифовальщики, швеи, операторы станков… Перечень занятный: и в списке Министерства труда и социальной защиты, и в других списках вакансий указаны именно эти «традиционные» специальности, но нет современных профессий, связанных, например, с робототехникой, искусственным интеллектом или даже просто с информатикой.

Как считать?

От Минтруда на Ильинке (в Москве) до Росстата на Мясницкой улице не далеко, километра два или три от силы. А кажется, они живут в разных государствах. Во всяком случае безработных они считают по-разному: Росстат — по методике Международной организации труда, а Минтруд — по количеству людей, зарегистрированных в службе занятости. По данным Росстата, в январе 2019 года в России насчитывалось 3,7 млн безработных. То есть людей, которые не имели работы или доходного занятия, искали работу и были готовы приступить к ней немедленно, «в обследуемую неделю», как написано на сайте Росстата. То есть безработных-то при такой системе подсчета — в два с лишним раза больше, чем вакансий.

Но вот что странно: ну не видно у ворот предприятий очередей из желающих занять свободные места. С другой стороны, по данным аудиторско-консалтинговой компании «Финэкспертиза» (июль 2019 года), в стране за три года число предприятий сократилось более чем на 800 тысяч. Рекордная смертность бизнеса была зафиксирована в 2018 году: ушли с рынка 346 995 компаний. Лишь в четырех регионах замечен прирост числа предприятий: это Крым, Севастополь, Чеченская Республика и Смоленская область. В остальных — глубокий минус.

Что же происходит с нашим рынком труда?

Георгий Клейнер, член-корреспондент РАН, заместитель научного руководителя ЦЭМИ РАН, считает, что «в условиях нашей экономики наблюдается двусторонний дефицит».

Недавно я пытался помочь одному молодому человеку найти работу. У него хорошее высшее образование, он вполне работоспособен, обладает оригинальным мышлением. Живет в Муроме, это крупный промышленный центр во Владимирской области, там много промышленных предприятий. А работы нет. Даже в Москве я не смог помочь ему,— рассказывает Георгий Клейнер.— Когда мы говорим, что наша экономика в плохом состоянии, мы обычно приводим низкие темпы роста ВВП. Но это лишь симптомы, а причина — в разбалансированности экономики. Спрос есть в одном месте, а предложение — в другом. Здесь нет работы, а там нет людей. Так происходит потому, что у нас нет механизмов, которые позволили бы гармонизировать ситуацию на рынке труда. Такое положение свидетельствует о ненормальных отношениях, ведет к неравенству людей на рынке труда.

Похоже, у нас очень упрощают проблему, если хотят ее решить за счет привлечения квалифицированных рабочих из-за рубежа. Владимир Блинов, директор Научно-исследовательского центра профессионального образования и систем квалификаций Федерального института развития образования РАНХиГС рассказывает:

— Я не думаю, что у нас недостаточно квалифицированных рабочих. Есть другая проблема на рынке труда. Недавно мы изучали работу одной крупной строительной компании в Подмосковье. Ей были нужны квалифицированные каменщики. У нас они есть, наши колледжи готовят их в достаточном количестве. Но эта компания предлагает им не лучшие условия. Работа там сложная, особенно когда речь идет о высокоэтажном строительстве. Там требуются особые навыки и компетенции. Но зарплату предлагают очень маленькую, а кроме зарплаты больше ничего не обещают. Вот люди туда и не идут. Компания нанимает каменщиков из Белоруссии. Они приезжают на какое-то время, работают вахтовым методом. Живут в общежитии в ужасных условиях. С ними один прораб, получающий хорошую зарплату, он им объясняет, что надо делать. Поработали — и уехали. Компании это гораздо выгоднее, чем набирать российских каменщиков. Им же нужны отпуска, детские сады, жилье, надо их подвозить к месту работы… Была идея создать в этой компании корпоративный университет, чтобы готовить у себя высококвалифицированных каменщиков,— решили, что это экономически нецелесообразно. То же происходит и в других отраслях экономики: наших людей заменяют мигрантами. Я не готов ответить, хорошо это или плохо. Все зависит от того, как далеко компания выстраивает свою стратегию развития. Если стратегии нет, то мигранты выгоднее.

Лучшие в мире

Эксперты убеждены: разговоры о том, что в России некому работать, что у нас не хватает квалифицированных рабочих, — это миф. Скорее, надо говорить о том, готово ли руководство компаний пойти навстречу людям и создавать для них нормальные условия труда и быта. Это вопрос человеческих отношений: видеть в работниках только бессловесную массу, «рабочую силу», которую можно заменить на мигрантов ради экономии, или все же людей, от которых зависит качество продукции. А если так, то надо уметь с ними договариваться. И помнить отнюдь не о канувших в Лету истинах: о самоуважении и рабочей гордости, например, о профессиональной репутации и ответственности.

Сегодня сварщики — одна из самых дефицитных профессий в России, согласно списку Минтруда. Это понятно: у нас строят много нефте- и газопроводов, мостов — всюду нужны сварщики высокой квалификации. Надежда Шуклина в недавнем прошлом работала заместителем генерального директора по развитию крупной сибирской компании, которая строила нефтепровод Восточная Сибирь—Тихий океан (ВСТО). Она рассказала «Огоньку», как трудятся на трассе высококвалифицированные кадры.

— Сварщики — «белая кость» среди рабочих. Особенно если речь идет о сварке труб большого диаметра на нефте- или газопроводах. Говорю без преувеличения: наши сварщики — лучшие в мире. Мне приходилось участвовать в переговорах с представителями иранской компании, строившей у себя нефтепровод. Они говорили: не хотим никого, кроме ваших рабочих. И я, работая на ВСТО, в этом постоянно убеждалась. Наверное, всем понятно, насколько ответственная и сложная работа — сварка нефтепровода. К ней допускают только тех, кто прошел специальное обучение и получил соответствующую аттестацию. Наша компания тратила на обучение одного сварщика до полумиллиона рублей. Дело в том, что для этой работы недостаточно общих знаний и умений, которые человек получает в колледже. К разным видам сварки — разные требования, разные сварочные аппараты. И каждый заказчик требует своих дополнительных аттестаций. Мы выделяли для обучения людей специальный ангар и сделали из него учебный класс. Ставили туда трубы, необходимое оборудование. Преподаватели — опытные сварщики, вышедшие на пенсию. Учили молодых днями и ночами, без выходных и праздников. Не все выдерживали, кого-то приходилось отсеивать на этапе обучения. Но те, кто успешно сдавал аттестацию, становились профессионалами. Из них составлялись бригады по шесть-семь человек. Как правило, сварщики работают сложившимися бригадами, переходя от одного работодателя к другому. У сварщиков есть свои форумы в интернете, и я заходила на эти сайты, списывалась с бригадирами, прежде чем пригласить их на собеседование. Потом мы садились друг против друга и договаривались, как они будут работать и что компания должна для них сделать. Требования их были вполне обоснованными. Во-первых, чистота, надежность и своевременность зарплаты. Во-вторых, хорошие бытовые условия: чистые, теплые вагончики, хорошее питание, чайники, микроволновки, телевизоры… Разумеется, качественная спецодежда. Многие требовали тренажеры. Говорили: если я не буду заниматься, не смогу выйти на трассу, у меня мышцы сдуются. И мы создавали для них передвижной спортзал. Потому что видели, как люди ответственно относятся к своей профессии. У меня с ними никогда не возникало проблем ни по объему работы, ни по зарплате. К слову, получали сварщики (это было 10 лет назад) по 250–300 тысяч рублей в месяц. И они никогда не халтурили. Держали свое слово, и оно было железобетонным. Можно было не писать договоров. Пожали друг другу руки и сказали: будет так. Так и делали.

Нужны ли нам мигранты?

Иногда говорят, что привлечение трудовых мигрантов — мировая тенденция, все развитые экономики набирают иностранных рабочих. С этим трудно поспорить. Например, германский Бундестаг в октябре одобрил законопроект о миграции квалифицированных специалистов из третьих стран (Fachkrafteeinwanderungsgesetz), он вступит в силу в 2020 году. Закон должен облегчить получение гражданства приезжающим в Германию специалистам. Правда, с оговоркой, что им придется проходить процедуру признания дипломов, особенно это касается врачей, медсестер, учителей — их квалификация должна соответствовать национальным стандартам. Многим придется переучиваться.

У нас таких специалистов тоже не хватает. Но надо говорить более точно: по этим специальностям много незанятых рабочих мест. Особенно если принять во внимание массовый уход людей из медицинских учреждений и школ в последние годы. Замдиректора по науке Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Владимир Назаров предположил, что власти намерены направить миграционный поток в села и в дальние труднодоступные территории: «не секрет: отечественные специалисты не горят желанием туда ехать». А кто поедет работать в сельскую школу, если там нет водопровода и канализации? Или в фельдшерско-акушерский пункт села, от которого до райцентра 105 километров и доехать весной и осенью можно только на тракторе (см. «Огонек» №42, 2016 год)? Где, в какой еще стране, кроме России, можно найти медика, который будет там лечить людей, получая за это 20 тысяч рублей?

И разве есть гарантия, что уровень квалификации приехавших на заработки иностранных рабочих окажется достаточным? Надежда Шуклина рассказывала, что как-то на строительство ВСТО завезли китайских сварщиков. Это был красивый политический жест со стороны заказчика — «Транснефти». Мол, нефть пойдет в Китай, пусть они тоже на себя поработают. Что получилось? – «Над китайскими сварщиками все смеялись, легенды об этом до сих пор ходят на нефтепроводе. Нет, ребята они вполне трудоспособные. Могли рыть траншею без экскаватора. Но в квалифицированной работе они нашим сильно уступали. Графики работы постоянно срывались. Приходилось за ними переваривать швы. В конце концов с ними расстались. Так они долго писали жалобные письма: дескать, мы к вам приехали со всею душой, а вы нас так подло обманули. Кстати, говорят, что на строительстве газопровода «Сила Сибири» из таких же политических соображений сейчас работает новая группа китайских сварщиков. И с таким же успехом».

С другой стороны, высококвалифицированные рабочие не то чтобы сильно к нам рвутся, у трудовых мигрантов сегодня выбор очень большой. Банк HSBC в 2014 году опубликовал рейтинг стран по привлекательности для иностранных рабочих. России отвели 17-е место из 34 стран (сам опрос 22 тысяч экспатов проводился годом ранее). Тогда экономика наша росла, заработки иностранцев были неплохими. Но с тех пор многое изменилось. Сколько у нас сейчас осталось иностранных квалифицированных работников, которые не уехали домой, вряд ли кто знает.

В 2018 году швейцарская бизнес-школа IMD опубликовала другой рейтинг привлекательности стран для высококвалифицированных специалистов под названием World Talent Ranking. Аналитики опросили 6 тысяч экспертов из 63 стран. Россия оказалась на 46-й строчке. Позади Казахстана, занявшего 40-е место (более подробно о ситуации с мигрантами –- в публикации «Квоты в мешке» в №43 с.г.).

Так может быть, лучше работать со своими работниками, которые хорошо образованы, укоренены, у которых есть дома и семьи? Всего-то надо: платить им достойную зарплату и не гнаться за сиюминутной выгодой…

Про невидимую руку

Дефицит кадров возник у нас давно. Работодатели говорят об этом где-то с 2004 года, как только наша экономика действительно двинулась вперед. Тогда рынок труда имел большой потенциал предложения: в 2000 году безработица превышала 10 процентов от занятого населения, а экономисты отмечали имеющиеся у работодателей возможности выбирать себе лучших соискателей. Сейчас ситуация изменилась: работодатели в один голос утверждают, что не могут найти квалифицированных работников. Но, может быть, эти работники просто не хотят работать на тех условиях, которые им предлагают? Массово уходят в «тень», которая уже составляет то ли 13,2 процента ВВП (по данным Росстат), то ли все 20 процентов (по данным Росфинмониторинга)? Вопросы без ответов: сам рынок труда у нас как был стихийным, ничем и никем не управляемым, так и остался. Государство просто устранилось от этой темы.

К слову, о «невидимой руке», якобы правящей рынком. Формула приписывается Адаму Смиту, однако автор «Исследования о природе и причинах богатства народов» такого не говорил. Он писал о предпринимателе, не понимающем общественной пользы своего предприятия и действующем бездумно, вслепую, «словно бы ведомый невидимой рукой». Напротив, в знаменитой книге последняя, пятая глава как раз посвящена государственному управлению экономикой, которое может либо «орошать», либо «засушивать» ее – вполне осязаемо.

Наш бездумный и «ведомый невидимой рукой» рынок очень отличается от того, как это устроено в развитых экономиках. Ольга Изряднова, ведущий научный сотрудник Института прикладных экономических исследований РАНХиГС, считает, что дефицит рабочих кадров у нас не абсолютный, а структурный. То есть это дефицит по предприятиям, по специальностям, по навыкам и компетенциям отдельных работников. Сейчас на рынке труда очень высоко ценятся, например, социальные компетенции человека — не только профессиональные навыки, но и умение работать в команде, организовать людей, самостоятельно решать производственные проблемы. В мире возникла потребность в хорошо выученных и организованных работниках, которые обладают способностью реализовать свой потенциал. Такое качественное изменение спроса является главным фактором повышения производительности труда. Но решить эту проблему простым привлечением работников (даже высококвалифицированных) из-за рубежа невозможно.

— В экономике действуют три взаимосвязанных фактора,— говорит Ольга Изряднова.— Первый — инвестиции, второй — технологии и оборудование, третий — люди. Все три необходимы для нормальной работы предприятия. Но слабая динамика внутренних инвестиций в основной капитал, в том числе в социальную сферу, в первую очередь сказывается на вложениях в человеческий капитал. Вопрос развития квалификации работников не живет в воздухе. Квалифицированные специалисты могут появиться только тогда, когда работодатель вкладывает деньги в их обучение и тем самым повышает заинтересованность и мотивировалось персонала к продуктивной деятельности.

Здесь надо пояснить следующее. Квалифицированных работников (в полноценном современном понимании) не готовит ни одно учебное заведение. Колледжи и даже вузы могут дать студенту необходимый набор знаний и умений, но не опыт. Дипломы СПО свидетельствуют о том, что человек «освоил образовательную программу среднего профессионального образования и успешно прошел государственную итоговую аттестацию». То есть у выпускника пока нет никакой профессиональной квалификации. Она может возникнуть только с опытом практической работы. Именно этот опыт в первую очередь и востребован на рынке труда.

— Сегодня в программах среднего профессионального образования,— говорит Владимир Блинов,— учебная практика в мастерских и производственная практика в сумме составляют только 17 процентов учебного времени. Все остальное — теория. Это серьезный момент, который отдаляет нашу систему СПО от рынка труда. В развитых экономиках соотношение практики и теории в подготовке рабочих 50 х 50, и есть случаи, когда практики даже больше. Мы в новых стандартах профессионального образования стремимся увеличить долю практики. Но сделать это без участия работодателей невозможно. Потому что практическое обучение на рабочем месте стоит денег, гораздо бОльших, чем теоретическая часть. Надо выделить для студентов рабочие места, оборудование, станки, материалы, мастера-наставника…

Конечно, у нас есть работодатели, которые могут себе позволить подготовку кадров. Либо за счет государственных инвестиций, либо за счет будущих доходов от продажи продукции. Последних, очевидно, следует называть идеалистами и подвижниками.

Георгий Клейнер говорит:

— Неэффективность нашей экономики состоит в том, что в ней отсутствуют механизмы координации между ее элементами. Она фрагментарна, мозаична, атомизирована. Это видно и на уровне отраслей, и на уровне регионов, и на уровне отдельных предприятий. Эту разобщенность мы видим даже на уровне отдельных людей, вступающих в экономические отношения друг с другом. Мы приходим в поликлинику — там каждый отдельный больной борется с государственной медициной. В сфере ЖКХ каждая семья борется с тарифами управляющих компаний. Это имеет место повсюду, в том числе и на рынке труда. Люди вполне трудоспособные и квалифицированные не могут найти достойную работу, потому что служба занятости, которая, казалось бы, должна им помогать, действует несистемно, не ставит своей целью сбалансировать спрос и предложение рабочей силы в экономическом пространстве. Да многие в эту службу уже и не обращаются (отсюда и такая низкая цифра, которую называет Минтруд.— «О»). То же самое — в отношениях между системой среднего и высшего профессионального образования и производством. Экономика напоминает пустынный пейзаж, в котором высохшая земля покрыта глубокими трещинами. И этот пейзаж с годами, увы, не меняется к лучшему.

Как все это быстро «починить», рецепта нет и у экспертов, которые теперь гадают: сколько позиций окажется в списке самых дефицитных профессий, который появится через пару-тройку лет? В предыдущем списке (образца 2015 года) их было, напомним, 74; в документе нынешнего года указаны уже 135.

Александр Трушин

Источник