Елена Мушкина — известный журналист, много писавшая на тему семьи.
Вышедшие когда-то в «Неделе», её тексты не теряют актуальности и сегодня.
Читайте и сможете убедиться в этом сами.
Из книги Е.Р. Мушкиной «От станции Любовь до станции Разлука» (Москва, 2021).
Супруги уехали в длительную командировку, куда-то на север, а вернулись уже втроем, с маленьким черноглазым мальчишкой, удивительно похожим на мать.
«Подумайте, как удачно получилось, — рассказывала мне женщина, и слезы катились по ее щекам. — Никто и не догадался бы, что он нам не родной. Так нет, нашлась тут одна, видела, как мы документы для детского дома оформляли… Господи, неужели снова уезжать из родного города?! Судить надо тех, кто раскрывает тайну усыновления!»
Женщина ушла плачущая, несчастная, а я сидела и думала: нужна ли она вообще, эта тайна? Может, сами мы ее и придумали? Может, не на пользу она идет, ни супругам, ни самому ребенку? Конечно, бывает, что тайна усыновления способствует покою семьи. Более того, иногда даже необходимо скрыть от ребенка его прошлое. И все же… Психологи считают: в большинстве случаев она мешает правильному воспитанию.
Тайна — это нечто, скрываемое от других, — так написано в словаре. Надо ли говорить, что скрываем мы обычно что-то плохое: ведь за проступком следует осуждение, за преступлением — наказание! Но долго скрывать даже самое гнусное дело трудно. Бывает, не выдержав внутреннего напряжения, преступник приходит с повинной, испытывая неимоверное облегчение от того, что сбросил наконец дамоклов меч.
Однако, нередко мы скрываем и дела добрые. Скрываем в силу сложившихся обстоятельств. Но можно ли добрые дела скрывать вечно? По-моему, это не только бессмысленно, но и противоестественно. Человек берет из детского дома ребенка, слабого, беспомощного, отставшего в умственном и физическом развитии, — поверьте, это бывает чаще, чем мы думаем, посвящает ему свою жизнь — и держит это в тайне! Логично ли? Подсознательно человек чувствует, что совершил Поступок. А потому, так же подсознательно, хочет социального признания.
Он имеет право на признание, но сам лишил себя возможности получить его.
Так возникает внутренний конфликт, дискомфорт. В результате нет счастья — а ведь именно для счастья и усыновляли ребенка.
Первая ложь влечет за собой вторую, третью, опутывает по рукам и ногам. Иногда дело доходит до абсурда: женщина, решившаяся на усыновление, скрывает это даже от мужа, любящего и заботливого. «Мало ли, — рассуждает она. — Сегодня живем хорошо, завтра начнем ссориться: пусть муж думает, что ребенок свой!» Женщины имитируют беременность, ложатся в больницу, якобы на сохранение, за два месяца перед «родами» уезжают в другой город…
Вся эта страшная подготовительная работа — сборы необходимых документов, с оглядкой, плотно ли прикрыта дверь, иносказательные телефонные разговоры, перемена места жительства — все подчинено желанию сохранить тайну. И еще — страху, что тайна будет, не дай бог, раскрыта. Люди, взявшие ребенка на воспитание, меняют работу, порывают со старыми друзьями, не сближаются с друзьями новыми; чем меньше круг общения, тем лучше! Они взвинчены, они насторожены…
Так в доме поселяется тайна. Жгучая тайна!
Воспитание — дело трудное. Воспитание усыновленного ребенка в сто раз труднее. Психологам известен термин «повышенная родительская тревожность». Так обычно характеризуются супруги, у кого ребенок поздний или долгожданный, у кого предыдущий малыш умер, у кого была родовая травма… В случае усыновления степень тревожности обычно достигает апогея. А вдруг плохая наследственность? А вдруг объявится родная мать? А вдруг кто-нибудь узнает? Растет ребенок — и вместе с ним растет тревожность… Здесь без помощи специалиста не обойтись.
Но как помочь? Ведь тайна! Рассказывая о своих родительских бедах, супруги по-прежнему хотят сохранить эту тайну. А потому на самые, казалось бы, простые вопросы отвечают путано, говорят полуправду. Так же, кстати, ведут они себя и в детской поликлинике, и в школе… Какая уж тут помощь? Вокруг люди, а посоветоваться не с кем, пожаловаться некому. Не в силах самостоятельно выйти из психологического тупика, куда они сами себя загнали, иные супруги приходят к выводу, что ошиблись, взвалили на себя непосильную ношу. Одно дело мучиться с болезнями и капризами родного ребенка, а тут чужой! Надо сдать обратно!
Сдать обратно… Даже язык не поворачивается произнести такие слова! Это ситуация уничтожения. Взял ребенка — теперь он тебе уже не чужой. И нет шагу назад. Даже если малыш трудный, очень трудный. Но кто сказал, что жизнь состоит только из счастья! Теперь надо помогать ребенку жить. Тут реакция цепная: супруги должны помогать ребенку, а специалисты — супругам. И начинать это надо задолго до того, как малыш появится в доме. Иными словами, профилактика. Цель ее — сформировать мотив усыновления, психологически правильную позицию воспитания. Когда мы задаем супругам вопрос: «Зачем вам нужен ребенок?», многие теряются. Нюансов здесь множество. Малыша берут «для себя», «для самого ребенка», «для сохранения мужа и семьи».
Еще есть мотив достижения: «Пусть ребенок добьется в жизни того, что не удалось мне!» И компенсация неблагоприятных отношений в семье: «Пусть он восполнит мой дефицит эмоциональных контактов!» Детям в этих случаях приписывается особая задача. А иногда и сверхзадача…
Знаю я пожилую супружескую пару. В автомобильной катастрофе погибла их дочь, двадцати лет. Брать в детдоме новую дочку было поздно… И «придумали» себе внучку… Взяли девочку, чтобы помогла она им справиться с горем. Конечно, они хотели, чтобы всеми своими делами и привычками девочка повторила их покойную дочь. Увы, при всем желании девочка не могла сыграть навязанную ей роль. Сколько из-за этого было слез!
Словом, в семье, где растет ребенок, взятый из детского дома, почти всегда возникают трудности. Чтобы преодолеть их, нужен совет специалиста, его помощь. А тайна мешает… Мешает подготовить супругов к столь ответственному шагу — усыновлению. Впрочем нет, готовим! Сколько справок требуем: о квартирных условиях, о зарплате, характеристику с работы! Зарплата низкая — нельзя усыновлять. Жилье плохое — тоже нельзя! Супруги часто ссорятся — тем более нельзя! А вот если план производственный выполняют на 100%, общественную работу ведут — что ж, тогда, пожалуйста, усыновляйте!
Не абсурд ли? Во главу угла поставлены не те критерии. В любой семье ребенку будет лучше, чем в детском доме. Пожалуй, кроме семьи алкоголиков. Материальные трудности? Что ж, пусть научатся преодолевать их. Частые ссоры? А много ли вы знаете семей, где ссор нет? Словом, все эти бытовые неурядицы не должны препятствовать усыновлению.
Препятствием должно быть другое — если супруги психологически не готовы к роли родителей.
И еще одно размышление. До сих пор, хотя столько лет минуло после войны, ищут люди родственников, пропавших без вести. Помни имя свое! А мы делаем так, чтобы маленький человек забыл свое настоящее имя. Ведь усыновление означает перечеркивание прежних родственных связей… Усыновляемый нередко теряет вместе с прежним отцом и матерью прежних бабушек и дедушек, дядек и теток, племянников, двоюродных-троюродных братьев и сестер. Новые родители могут не только сменить фамилию, имя и отчество ребенка, но и место его рождения, даже дату рождения…
Так, может, сами и придумали мы эту тайну? Из-за нее друзья и родственники не могут торжественно встретить женщину из детского дома с ребенком. Из-за нее учитель в школе не может сказать ребятам: «У Пети долго не было родителей, ему жилось трудно. Теперь у него появились мама и папа. Конечно, он отстал в учебе. Давайте поможем ему». Из-за нее, этой тайны, мы не можем взять списки тех супругов, кто «стоит в очереди» на усыновление, чтобы готовить их к миссии нелегкой, но такой благородной — родитель усыновленного ребенка.
А нужна ли, эта тайна? Чего в ней больше — пользы или вреда? И разве это хорошо — скрывать добрые дела?
