Читать Часть 1: Высокая цена собственных суждений
Читать Часть 2: Маг экрана не только «нюхал цветочки»
Это райское местечко на берегу озера Леман давно влекло к себе людей творческих – писателей, поэтов, художников, музыкантов. О Чаплине было уже подробно рассказано…
У большинства уютный городок, с его роскошными видами, пышной зеленью, цепочкой живописных гор и почти морским пейзажем, рождал умиротворение. Многие черпали здесь вдохновение.
Любители тихого рафтинга
Запечатлел Веве в своем творчестве поэт Петр Вяземский. Обнаружив среди пышной субтропической флоры нечто родное – рябину, посвятил ей романтический стих «Вевейская рябина». Поэт описывает, как «на чужбине» он с рябиной «делит русскую кручину».
Возвратившись в полюбившийся Веве через десять лет, поэт разыскал окрепшее деревце, которое вновь вдохновило его на продолжение «Вевейской рябины».
На сей раз поэт тоже в миноре, но уже не из-за ностальгических переживаний, а по причине преклонных лет. Обращаясь к внучке Кате, он пишет:
…В те дни, возлюбленная внучка,
Когда хандра на ум найдёт
И память обо мне, как тучка,
По небу твоему мелькнёт —
Быть может, думою печальной
Прогулку нашу вспомнишь ты,
И Леман яхонтно-зерцальный,
И разноцветных гор хребты,
Красивой осени картину,
Лазурь небес и облака,
Мою заветную рябину,
А с ней и деда-старика.
Пётр Вяземский
Так что, можно сказать, благодаря нечастой тут рябине Веве стал строкой в антологии русской поэзии.
Хотя и Фёдор Тютчев внес свою лепту. Это место явно запало ему в душу после того, как он здесь провел вместе с дочерью осень 1859 года.
Человек, живущий эмоциями, что трудно увязывалось с его статусом дипломата, он много лет разрывался между любовью и долгом, одновременно стараясь отойти и от утраты первой своей горячо любимой жены.
Фёдор Тютчев
Вернувшись на берега Лемана, он попытается лицезрением местных красот вытеснить свои душевные тяготы. Но те лишь рождают строки стихов:
…О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!…
Раньше уже упоминалось имя Достоевского, который работал здесь над своим «Идиотом». Любопытна трансформация его отношения к окружающей действительности.
Федор Михайлович и Анна Григорьевна Достоевские
Вместе с супругой он проводит тут летние месяцы 1868 года, перебравшись сюда из Женевы по совету своего единственного друга в этом нелюбимом городе – Николая Огарёва, соредактора «Колокола».
Женева вообще вызывала у Федора Михайловича самые неприязненные чувства. И климат сырой и ветреный, и люди – сплошь грязнули и выпивохи, и вообще – город протестантский…
Все эти инвективы следует воспринимать в свете перманентного безденежья, порожденного пагубной страстью писателя к рулетке. Нищета явно сыграла роль и в произошедшей трагедии – болезни и уходу из жизни трехмесячной дочери Софьи. После рождения в отсутствие молока у супруги Анны Григорьевны не оказалось возможным найти кормилицу. Девочка росла слабенькой, и простуду преодолеть не удалось.
Как мне рассказывал барон Фальц-Фейн (мои читатели, наверное, помнят о замечательном русском подданным княжества Лихтенштейн), будучи в Женеве, он пришел на кладбище, где похоронена Софья. И оплатил содержание могилки, отмеченной небольшой прямоугольной мраморной плитой, на следующие три десятилетия. Было это в начале 90-х, и оплаченный период истекает.
Кто озаботится дальнейшей судьбой захоронения?..
…После отпевания и похорон девочки, по словам Анны Григорьевны, «оставаться в Женеве, где всё напоминало нам Соню, было немыслимо», и чета сменила обстановку, переехала в Веве.
Поначалу в одном из писем Достоевский восторгается:
Что касается до Вевея... в самом роскошном балете такой декорации нету, как этот берег Женевского озера, и во сне не увидите ничего подобного. Горы, вода, блеск – волшебство.
А затем меняет милость на гнев: русских газет, мол, нет, как и галерей и музеев, да и книжная лавка одна:
Бронницы и Зарайск – вот вам Вевей. Но Зарайск, разумеется, и богаче и лучше.
Что это – дурное настроение, депрессия? И отчего бы не восхищаться Зарайском, сидя в тех же Бронницах? А не в весьма приличном двухэтажном особняке с мансардой.
Свидетельство пребывания в нем писателя обозначено в виде прямоугольной памятной доски.
Швейцарцы закрыли глаза на то, что писатель бесконечно и все более яростно ругательски-ругал «Вевей» в своих многочисленных письмах, о чем стало известно местным исследователям его творчества, а затем и прессе.
Мемориальная доска ведь посвящена не рядовому жёлчному гостю, а прославленному писателю, именно в их городе работавшему над своим «Идиотом».
Любопытно, что от особняка этого тянется в литературный мир России еще одна ниточка.
Как рассказала швейцарская сетевая «Наша газета», дочка владельца особняка, крупного виноторговца, Ида Обрист примерно во времена Достоевского отправилась в Россию, в Одессу.
Здесь, приняв православие и став Зинаидой, вышла замуж за преподавателя местной духовной семинарии Николая Катаева. У него был брат Петр Катаев, ставший отцом двух наших известнейших прозаиков – Валентина Катаева и Евгения Петрова (Катаева)...
Удивительные бывают особняки в маленьких городках…
А традицию увековечивать в бронзе выдающихся деятелей национальной культуры, живших какое-то время здесь, продолжили румыны. Составив компанию Чаплину и Гоголю, бронзовый Михай Эминеску покоится на постаменте из своих поэтических сборников.
Памятник румынскому поэту Эминеску
Возможно, когда-нибудь чудесный променад украсят монументы жаловавших Веве Виктора Гюго, Генри Джеймса, Генрика Сенкевича, Грэма Грина, художника Оскара Кокошки, да и наших великих и выдающихся, упомянутых выше.
А, может, когда-то удостоится памятника и отец анархизма Михаил Бакунин, живавший здесь и из-под цветущих олеандров рассылавший громы и молнии на головы власть имущих по всем азимутам? Кто знает…
Если для мало-мальски культурной путешествующей публики виртуальным символом Веве стало имя Чарли Чаплина, то для остальных имеется осязаемый материальный символ курортного городка.
Это, как считается, самая большая в Европе вилка: высота – восемь метров, ширина – 1,3 метра. Она вертикально торчит из воды в десятке-другом метров от каменистого берега Лемана.
Вилка XXL
Металлическая инсталляция была установлена в честь десятилетия Музея питания («Алиментариума»), о котором чуть ниже. Это был проект известной каждому компании Nestlé, еще с начала 20-х годов минувшего века избравшей сей курортный городок в качестве места своей штаб-квартиры.
Вообще-то, рекламная инсталляция должна была простоять год. Что и произошло: четырехзубую вилку сделали «сухопутной», перенеся к одному из предприятий, производивших как раз вилки, ложки и ножи.
Но муниципальные власти видели, что гигантский столовый прибор, словно вырастающий из воды, завораживал приезжих своей необычностью и попадал в объективы практически каждой камеры.
В итоге городское управление в 2008 году добилось возвращения супер-вилки на прежнее место, и она вновь для многих туристов стала едва ли не главной приметой городка.
А заодно и рекламой расположенного прямо напротив нее Музея питания.
Это уникальный музей. Бродя по нему, вы узнаете:
- О кулинарных предпочтениях жителей разных стран.
- О том, что и как ели люди в древности.
- О том, как и почему менялся рацион с веками и тысячелетиями.
- Как видоизменялась посуда для приготовления еды и ее подачи.
- О полезных и вредных продуктах.
Все это интерактивно, вы можете самостоятельно управлять картинками и видео на экранах.
Вас интересует, как из молока образуется йогурт, который вы едите по утрам? Пожалуйста.
Может, вам любопытно, как изнутри выглядит какао-боб? Не проблема.
А вот это что такое? А это макет нашего ЖКТ – желудочно-кишечного тракта. Вовсе не отталкивает, немного напоминает детский конструктор, и краски веселенькие.
А, может, вашей мечтой было когда-нибудь подоить корову? Исполнимо. Вот она, ждет вас не дождется, чтобы вы приступили к дойке. Силиконовая, правда.
Есть и еще всякие затеи.
В одной секции вы можете сыграть в «нюхача» – дегустатора запахов. Отгадаете по запаху продукт – получите шоколадку.
В какой-то момент мы оказались перед экраном с надписью: «Приятного аппетита!». Встали перед ним и через мгновение отразились на экране в поварских фартуках в красную и белую клетку. На память запечатлели себя. Но это так, приманка.
Не попал в виртуальный фартук в Музее питания
В отдельных помещениях здесь проводятся настоящие кулинарные мастер-классы, устраивают семинары, с дегустациями, разумеется.
Есть там и небольшой ресторанчик. Травы и овощи для него выращивают прямо перед входом в этот начиненный электронными штучками и инсталляциями старинный особняк.
Знакомые укроп, петрушка, кориандр, душица, томаты, несколько видов капусты – брюссельская, брокколи, белокочанная, и менее ходовые: артишоки, фенхель, чабрец, базилик, эстрагон, майоран.
При нас из «Алиментариума» вышел человек, собиравший нужное для готовки…
Мы уже давно подумывали, что пора отдохнуть от всех наших передвижений. Но присесть на многочисленные «посадочные места» вдоль променада не рисковали.
Насесты для отважных
Это были одноногие пластиковые кресла, вбитые в огромные необтесанные глыбы с острыми гранями, беспорядочно и, можно сказать, живописно, наваленные между парапетом и кромкой воды.
В основном этими полу-экстремальными насестами пользовалась публика молодая и спортивная.
А мы добрели до центральной площади, где нас ждали пустующие и столь желанные парусиновые шезлонги уместного тут лазоревого цвета под голубыми зонтами.
Дольче фар ниенте…
Слева осталась бесконечная и бесконечно живописная Набережная Пердонне, прямо перед нами расстилалась озерная гладь, задником великолепной панорамы вздымались поросшие зеленью горы, справа красовался Зал Кастильо.
Серое, довольно тяжеловесное, замкового типа сооружение с многочисленными разномастными башенками после долгой реконструкции сегодня превращено в культурный центр с большим концертным залом.
Зал Кастильо
Попытавшись уподобиться Чаплину и любоваться неописуемыми красотами, «ни о чем не думая», «лишь радуясь их величавой безмятежности», понял, что этого не получается: слишком много накопилось новых ярких впечатлений, которые требуют обсуждения или, по меньшей мере, констатации...
Неожиданно на передний план, заслоняя величественный и великолепный вид, выплыла сценка из чаплинской «Золотой лихорадки», когда маленький бродяга старается развеселить свою возлюбленную.
Сидя рядом с ней за столом, он берет две продолговатые булочки, втыкает в каждую вилку, что должно изображать ноги танцора, и, манипулируя этими конструкциями, очень похоже изображает на тарелке мини-канкан. Чаплин улыбается и строит ужимки, сохраняя в глазах неизменную грусть.
Вилки в булочках – четырехзубые…
Если приглядеться, то вилки у него в руках четырехзубые, точь-в-точь, как та, что торчит из озера.
Так что символ Веве выбран явно правильно.
Владимир Житомирский
