Фестиваль джаза в Монтрё, наполняющий этот швейцарский городок немыслимой энергетикой и удесятеряющий его население, как уже говорилось, длится лишь чуть больше двух недель. В остальное время это райское местечко дышит спокойствием и благолепием.
Примостившийся между водами Лемана и альпийскими холмами, укрытый от ветров, Монтрё нежится в условиях фактических субтропиков.
Летом он пропитан густым ароматом магнолий и азалий, бегоний и нарциссов, хризантем и орхидей, гелениумов и гейхер, рудбекий и бугенвиллей, тюльпанов, посаженных вперемешку с незабудками, лютиками, маками и ещё множеством многокрасочного, цветущего и благоухающего.
Цветочное царство
Вдоль набережной выстроились пальмы, кипарисы, олеандры и даже могучие чилийские араукарии, с их негнущимися тёмно-зелёными листьями, смахивающими на острия кинжалов.
Словом, цитируя Ивана Васильевича – Юрия Яковлева: «Лепота!».
Весь этот природный антураж, эти почти морские виды, царящие тут покой и умиротворенность издавна влекли сюда людей из многих стран.
К началу минувшего века городок превращается в фешенебельный курорт.
Поутру недужные либо те, кто необходимость поправить якобы пошатнувшееся здоровье использовал как повод для приезда сюда, принимают лечебные ванны, днём по звуку гонга спускаются к обеду в своей «санатории», а вечером отправляются в казино, чтобы предаться сколь всепоглощающему, столь и малоперспективному азарту за столами с рулеткой.
Даже машины тут едут не спеша
Разумеется, такой модус операнди по карману людям весьма состоятельным.
Хотя, как и в других швейцарских городах, уже и раньше появлялась тут и разношерстная революционная публика из России – и террористы, и анархисты, и большевики-меньшевики.
Нехватку средств на свои страшноватые «проекты» они компенсировали получением их от прекраснодушных заезжих гостей типа Максима Горького или Леонида Андреева, либо денежными переводами из России, где их соратники практиковали систему «эксов» – тогдашнюю робингудовщину. Кстати, кое-кто из привеченных иммигрантов попытался распространить практику «эксов» и на законопослушную Швейцарию, но получил по зубам.
Особняком от тех и других жил один из самых прославленных обитателей Монтрё писатель Владимир Набоков.
Владимир Набоков на балконе отеля в Монтрё (фото: Хорст Таппе)
Считается, что на то, чтобы стать фрилансером, отказавшись от профессорской ставки в одном из американских университетов, Набокова подвигла «Лолита».
Написанная им и по-английски, и по-русски весьма скандальная не только для середины 50-х, но и в глазах пуристов многих стран, в том числе и отечественных, и в последующие десятилетия (у нас её издали лишь в перестройку), книга вызвала невероятный шум. Где-то была запрещена, где-то раз за разом переиздавалась, порой контрабандой.
Заметим, что в итоге она была включена в самую верхнюю часть весьма авторитетных списков важнейших романов минувшего века, а термин «нимфетка» вошёл в литературный оборот.
Но это будет впоследствии. А на протяжении десятилетий то затихает, то вновь вспыхивает дискуссия: о чём всё-таки эта книга? И если большинство критиков и литературоведов сходятся в том, что тема книги – любовь, то в само это понятие в данном случае, стараясь разгадать замысел автора, вкладывают разный смысл.
Одни полагают, что Набоков переступил сразу два табу, предъявив доказательства, что чувство может породить чистая физика, к примеру, хрупкие лодыжки или худосочные коленки, и не девушки, а полуребёнка.
Другие видят смысл в показе любви во всей её невозможности, эфемерности.
Третьи полагают, что книга вообще о ностальгии – по глубокому чувству.
Сексологи усматривают запретную, извращённую любовь, скорее влечение – педофилию. Кто-то ощутил, что автор убеждает читателя в абсолютной невозможности любви в современном мире, со всеми его условностями и материализмом.
Виктор Ерофеев отмечал, что в книге «нет моральной однозначности», что «роман приглашает читателя войти в замысловатую, часто двусмысленную ситуацию и разобраться в ней самому, без авторской указки».
Думается, что небезосновательна версия о власти, которую может возыметь над мужчиной любого возраста женщина – тоже любого возраста. Возможно, даже не подозревая о своём женском могуществе…
Произведение не раз находило воплощение на экране и подмостках сцены.
В 1962 году его экранизировал Стэнли Кубрик. Причем Набоков из 800 кандидаток лично выбрал 15-летнюю Сью Лайон на роль 13-летней героини. Хотя картина имела немалый успех, как у публики, так и у кино-сообщества, Кубрик не числил её среди своих достижений.
Кадр из первой «кино-Лолиты»
Также 15-летнюю актрису, Доминик Суэйн, отобрали (из 2500 кандидаток) на роль Лолиты в одноимённом фильме режиссёра Эдриана Лайна, снятого в 1997 году. Лента вышла ограниченным числом копий, при этом получила положительную критику и, как и предыдущая экранизация, была номинирована на одну из профессиональных премий.
Такой Лолита предстала на экране в 90-х
В начале 90-х появилась опера «Лолита» Родиона Щедрина. Поставленная на Западе, она спустя десятилетие была представлена россиянам.
В 1992 году для постановки спектакля «Лолита» Роман Виктюк использовал пьесу Эдварда Олби, написанную по мотивам книги Набокова. По замыслу режиссёра, в его прочтении эротика замещена психологией: убийством героем своего второго «я».
Весьма необычное действо создали в 2009 году американцы композитор Дж. Файнберг и хореограф Дж. Соньер. На сцене театра в Нью-Джерси балет сопровождает крайне нелицеприятные откровения главного героя – Гумберта, сопровождаемые «иллюстрациями» на полиэкране.
Но всё это случится спустя годы, а непосредственно после появления романа писатель не только обрёл мгновенную славу, но и получил финансовую независимость. Это позволяло отдаться творческому труду, перебравшись в уютное место, предпочтительно в Европе.
В Женеве жила его сестра, в Северной Италии учился сын, из Монтрё удобно было добираться и туда, и туда. Но дело решило, по шутливому выражению Набокова, близость этого места «к альпийской лепидоптере».
Хотя какие там шутки – такого любителя лепидоптеры, то есть чешуекрылых, то бишь бабочек, ещё поискать.
Он ловил их самозабвенно – и в окрестностях Монтрё, и на других альпийских курортах, куда Набоковы уезжали в летние месяцы от здешней суеты и шума.
Ещё один трофей!
В поисках новых экземпляров писатель со своим сачком нередко карабкался на высоченные горы. Его огромную энтомологическую коллекцию (4323 чешуекрылых) теперь можно лицезреть в лозаннском зоологическом музее.
…Отель «Монтрё-палас», где последние 17 лет своей жизни провёл Набоков со своей супругой Верой, видишь сразу, ещё даже не спустившись по длинному эскалатору с «верхнего яруса» холмистого Монтрё, куда вы приезжаете на поезде, к прибрежной его части.
Но рассмотреть его лучше уже снизу.
Обретшее нынешний облик в начале минувшего века, здание гостиницы отличается округлостью форм и плавностью линий, что было характерно для вошедшего тогда в моду стиля «модерн».
«Набоковский» отель
И ещё – фирменными, канареечного цвета, наклонными парусиновыми козырьками-тентами над окнами, охраняющими постояльцев от яркого солнца, но придающими фешенебельному отелю неожиданно легкомысленный вид.
Поднявшись на «набоковский» шестой этаж, мы присели у стола в холле. Здесь создатель нимфетки Лолиты, обретшей огромную власть над зрелым мужчиной, иногда принимал репортеров – но только персонально отобранных им и заблаговременно приславших письменные вопросы.
В восьмикомнатные апартаменты, где писатель стоял у конторки по много часов в день, заполняя своими текстами карточки наподобие почтовых, интервьюерам хода не было. Сейчас апартаменты носят имя писателя. Имеется у них и собственный апокриф, даже два.
Первый: чтобы писатель не путался в лабиринте комнат, жена Вера нарисовала ему схему их расположения и их назначение.
Второй ещё менее правдоподобен. Якобы один из постояльцев отеля, встретив Набокова, выходящего в коридор, грубовато поинтересовался, на какие, мол, шиши тот арендует суперлюкс.
«Получил наследство, – не задумываясь, произнес Владимир Владимирович. – А, старенькая бабуся… – Нет, маленькая девочка», – был ответ, который поставил в тупик невежу, который оказался к тому же и невеждой: писателя такого он не знал, книгу о «маленькой девочке» не читал. Иначе был бы приобщён к сонму данников «Лолиты», то есть почитателей нимфетки Лолиты.
Нам было позволено заглянуть во временно пустующие «именные» комнаты.
Писатель в своём гостиничном номере (фото: Хорст Таппе/Халтон Архив/Getty Images)
Вот из этих окон каждое утро, прежде, чем встать за конторку, он вдохновлялся видом Женевского озера. Кстати, подходы к этой творческой лаборатории обнаружить легко – стены ведущих к ней коридоров украшают его фото: писатель в фойе отеля, за шахматной доской, вот он совершает променад по набережной вместе с Верой, вот в образе лепидоптеролога – в полуспортивном костюме и с сачком готов отправиться ловить чешуекрылых.
За любимой игрой
Кстати, дабы избегнуть посторонних взглядов, Владимир Владимирович в этих случаях выскальзывал из отеля через чёрный ход.
Тогда, в очень давний приезд, мы тоже последовали его примеру – выбрались на укромный задний двор. В то время ещё не был установлен бронзовый памятник писателю напротив главного входа. Это случилось в конце 90-х: в задумчивости раскачивающийся на венском стуле увековеченный в бронзе писатель теперь не должен ни от кого прятаться.
Набоков. Бронзовый
Набокову не раз приходилось – и в частных беседах, и в ходе интервью – отвечать на вопрос, отчего он не возвращается на свою родину или хотя бы не навещает её.
Вот, что он сформулировал для подобных ситуаций:
«Думаю, что мы расстались с мыслью о возвращении в середине тридцатых. И это не имело большого значения, ибо Россия была с нами. Мы были Россией. Мы представляли Россию».
О том, что во франкоязычной части Швейцарии его не покидали чувства к родине, говорят такой его афоризм:
«Моя голова разговаривает по-английски, моё сердце – по-русски, и мое ухо – по-французски».
(Заметим, что, играя в скрэббл, у нас ставший «эрудитом», почти так же чтимую им игру, как и шахматы, он предпочитал его русскоязычный вариант).
Он и после смерти не расстался с этими местами: могила писателя – на здешнем кладбище, в Кларане, в предместье Монтрё.
Мы с коллегой постояли у лежащей на земле простой гранитной голубовато-серой плиты, в изголовье дополненной небольшой вертикальной. На последней значились имена Владимира и Веры Набоковых. Теперь, к сожалению, золотом выбито и имя сына Дмитрия, с годами сменившего оперную сцену, где он выступал с Паваротти, на труд переводчика и публикатора произведений своего отца.
У места упокоения писателя
А уход из жизни Владимира Набокова достоин впечатляющего эпилога его творческого пути и, возможно, мог бы послужить сюжетом для небольшой новеллы. Но уже другому автору.
…Приехав в июле из Монтрё в Давос, 77-летний Владимир Владимирович в один из дней захватил свой любимый сачок и поднялся в горы почти на двухкилометровую высоту. (Замечу, что в Давосе мне довелось быть зимой, так там под лучами солнца, – а перепад между солнцем и тенью превышал двадцать градусов, – уже очнулись маленькие бабочки, порхавшие над заснеженной тропой. Можно представить, сколько их там в разгар лета, когда сюда приехал писатель-энтомолог).
Дальнейшее он, в сущности, предвосхитил, когда за несколько лет до этого, отталкиваясь от стихов любимого им Гумилёва, написал:
«...И умру я не в летней беседке
от обжорства и от жары,
а с небесной бабочкой в сетке
на вершине дикой горы».
В реальности события произошли следующим образом.
Поднявшись в горы, он на крутом склоне поскользнулся, упал. Любимый его сачок скатился вниз по склону, зацепился за ветку ёлки. Попытавшись до него дотянуться, Набоков рухнул вниз и подняться уже не мог.
Чуть в стороне проходила трасса канатной дороги. Писатель помахал рукой, пытаясь привлечь внимание пассажиров вагончика к своему незавидному положению. Но туристы, а заодно и кондуктор решили, что этот пожилой загорелый мужчина в шортах просто прилёг на склоне и приветствует их. И лишь на обратном пути, увидев, что человек лежит в том же положении, вагоновожатый заподозрил неладное и вызвал спасателей с носилками.
Хотя писателю удалось избежать переломов, но ушибы и стресс не прошли даром. Он начал болеть, недуги делались всё тяжелее. Близкие его были уверены, что всё это – последствия падения в Давосе.
Со «смертоносным» сачком…
Спустя год его не стало.
Набоков успел ещё пошутить, что его любимый сачок остался висеть на ветке, «как лира Овидия».
Возможно, он имел в виду строку Овидия «Иль не хозяин уж Феб собственной лиры своей?»…
Владимир Житомирский
