В Сочи во второй раз состоялось вручение международной профессиональной цирковой премии «Мастер». В этом году она представляла не только мастеров цирка: «Снежная симфония» Славы Полунина и Гидона Кремера вернулась в Россию после многолетнего перерыва. Накануне представления знаменитый Асисяй рассказал корреспонденту «Ленты.ру» о планах праздничной работы с государством и о том, почему не надо бояться слова «провокация».
«Куда вы меня волочите?» — отбивается от двух зеленых клоунов-кикимор Олег Попов. Он припозднился к началу установочной пресс-конференции уже второй по счету премии «Мастер», и теперь Солнечного Клоуна на руках вносят в зал, надевая ему шляпу с огромными ушами. Через минуту весь зал — в «снегу», разбросанном зелеными (узнать клоунов Александра Фриша и Коробочку удалось далеко не сразу). Далее — приставание к журналистам. Разговоры по банановому телефону, оказавшемуся рядом с Вячеславом Полуниным. Не удержавшееся от смеха руководство Росгосцирка, которое вообще-то пыталось разговаривать о серьезных вещах вроде количества стран-участниц (половина всех заявок) и номинаций (на две больше, чем в прошлом году).
Впору вводить этот перформанс в клоунскую номинацию на нынешнем «Мастере». «Уже поздно, все заявки приняты, — непреклонен гендиректор Росгосцирка и по совместительству глава экспертного совета премии Вадим Гаглоев. — Но лично я бы обеими руками внес». Есть и другой вариант: памятуя о том, что цирк берет свое там, где хочет, учредить на следующем «Мастере» номинацию «Перформанс года». Тот же Полунин совсем не против такого расклада. Правда, при этом знаменитый Асисяй — а именно этот образ Полунина остается наиболее популярным и узнаваемым, несмотря на то, что прошло около 30 лет, — просит не называть его работу словом «перформанс»:
Вячеслав Полунин: Я никогда перформансом как таковым не занимался. У меня много друзей, которые прекрасны именно в этом деле, — например, Андрюша Бартенев, мы с ним много проектов сделали по всему миру. Вот он, попадая в любую ситуацию, разламывает ее структурность, соединяя с пространством, людьми, жизнью. И всегда это делается странно, оригинально.
«Лента.ру»: Для меня первым разломом подобного рода был фильм «Как стать звездой»: вы с «Лицедеями» рвали структуру Ленинграда — трамваи, мосты, уличные очереди…
Ну вот то, что ты сейчас видел, — часть жизни, моей и моей команды. Это не перформанс, не выступление — мы так живем. Мы по-другому не умеем. Нам так нравится. И мы чувствуем, что это нужно всем. В «лицедейское» время, о котором ты говоришь, я нашел этот принцип: клоун — не профессия, а такой мир. Человек, таким родившийся и вот таким способом помогающий миру стать мягче, веселее, радостнее, свободнее.
То есть клоун — давно не цирк?
Ну, что значит «не цирк»? Я лет тридцать назад был в Узбекистане. Маленькая деревня, праздник у дехкан. И вдруг кто-то натягивает канат над площадью, другой по нему идет. И все орут, всем радостно, не стесняется никто. Цирк ведь не коробка, правильно? Не всегда, говоря про цирк, мы подразумеваем систему. И совсем не всегда это институт и даже отдельно стоящее здание. Цирк — это способ показать что-то невероятное — чудеса. Особое, невозможное: человек дальше всех прыгает, совершенно небывалое делает и всех этим радует. В этом смысле клоун — сердцевина цирка как способа высказываться и жить. Будь он клоун статусный или просто стоит сам по себе у входа в эту комнату — это всегда цирк. То, что мы с Гидоном Кремером делаем в «Снежной симфонии», которую мы привезли в Сочи показать, можно назвать цирком, симфонией, радостью жизни, высоким классическим скрипичным произведением… Нельзя загонять все наши поступки, существование в жизни в рамки системы. Названия нужны только для того, чтобы примерно понять, о чем мы говорим. Помочь нам — но ни в коем случае не ограничивать. И все.
Попытки пришвартовать в Москве ваш «Корабль дураков» успехом не увенчались. Сегодня вы бы попробовали реанимировать этот проект или же занялись бы в столице чем-нибудь другим?
У каждого времени свои необходимости. Сегодня, наверное, необходимо… трудно подобрать слово… Сегодня стихия праздника и так далее должна больше поддерживаться государством. Нужно создать институт радости. Институт смеха. Институты праздников.
Научно-исследовательские или практические?
И такие, и сякие, и этакие. Сейчас в нашем государстве много чего сделали — в обустройстве этого самого государства, в области экономики, политики. Много вещей, которые крепко стоят и работают. Им необходима смазка, они не в состоянии человека обнять, дать ему полное существование. Государство помогает человеку только какими-то отдельными элементами: накормить, напоить, одеть, обуть, обезопасить. А институт смеха, радости должен дать человеку главное: внести в его жизнь провокацию радостного существования. Это страшно необходимо.
Поэтому вам предложено возглавить дирекцию новых программ в Росгосцирке?
Да. Они попросили, чтобы я помогал со сценариями, со спектаклями. Как только у них будут хоть какие-то возможности создать новый спектакль, я готов быть рядом.
Сорветесь из Франции и приедете?
Можно сорваться, можно не срываться. Я могу работать во Франции, в Сибири — неважно где. Если есть идея и возможности ее реализации, я начинаю работать над ней в непрерывном режиме и не считаясь с географией.
По сети — как во время работы с Гидоном Кремером над «Снежной симфонией»?
Сеть — еще один инструмент для хорошего дела. Прежде всего интернет мне нужен для информации. Раньше я десятилетиями собирал маленькую такую библиотечку на тысячи книг. У меня все лучшее, что есть по клоунаде вообще, по карнавалам, уличному театру. Нет в мире такой библиотеки, которая по этим вещам сравнима с моей! Пятьсот книг о русских празднествах. Не меньше — о карнавалах в Венеции. Так вот теперь, сидя вечером, я могу заказать сразу 200-300 книг со всего света! У кого-то на полке стоит, у какого-то букиниста давно хранится. Раньше я годами каждую книжку искал.
Какая самая желанная находка? Не задумываясь, что первым в голову придет!
Несколько лет назад жена мне подарила книжку под названием «История двадцатикопеечного театра». Автор — Жюль Жанен, а книжка про Батиста Дебюро, великого мима и клоуна Франции. 1835 год, всего пятьдесят экземпляров русского перевода издано было. И вдруг жена мне эту книжечку несет — маленькую, лохматую всю… Пять лет радуюсь, что у меня такая книга появилась.
Фото: Amir Cohen / Reuters
Что нужно российскому представлению в широком смысле, чтобы стать частью института радости по Славе Полунину?
Если говорить про тот же цирк как сообщество — тут просто и сложно: как можно меньше мешать друг другу. Как можно меньше говорить «это не так, это сделано неправильно, ты плохой». Сейчас из этого состоит 90 процентов всего, что происходит в цирковом сообществе. Нет, надо по-другому: «Ты хорошо сделал то, замечательно — это! Как тебе помочь?» — поддержать каждого в любом его начинании. Чем больше малюсеньких и огромных инициатив, тем логичнее ожидать результата. Зачем ты говоришь «Ты сделал не то?», радуйся, что он сделал хоть что-то, — и попытайся понять, что он сделал.
С трудом представляю себе Асисяя-госслужащего, извините. Пусть даже и в Росгосцирке — самом приближенном к вашему делу учреждении.
Как только находится человек, который готов помогать, — вот Вадим Гаглоев, например, — вокруг него тут же появляются люди, которые готовы делать. Стоит кому-то подставить плечо, около него появляется человек со словами «я могу, я хочу». Один человек, второй, третий, пятый… Очень многие люди имеют идеи. И очень мало тех, кто хочет им помочь эти идеи осуществить.
То, что вы делаете в своем доме во Франции — на «Желтой Мельнице», где у вас в гостях собираются артисты?
Сейчас на «Мельнице» ужасная история была: наводнение. Мельница исчезла, четыре гектара ушло под воду, мы плавали на лодках. За три недели восстановили все, посадили сад заново. Сейчас там все снова прекрасно, удивительно и невозможно. Мы провели великолепнейший фестиваль «Воздух». Все, что связано с воздухом, — полет, крылья, мечты. Я проехал по всей Москве, собрал к себе всех дизайнеров — десятки прислали мне свои проекты, соединяющие природу, ежедневную жизнь человека и творчество в единую систему. Найди, дизайнер, такое произведение, где все эти элементы соединяются в единый воздух.
Получилось около тысячи проектов, примерно сто артистов приняли в них участие. Десятки потрясающих инсталляций, перформансов, спектаклей. Например, танцы на стволе дерева: ребята прицепили к вершине дерева тросы. Мужчина и женщина, взаимоотношения. Ты слышишь посреди леса девичий хохот, бежишь туда. Девушка бежит от него, они играют… Уникальная история. Или такой номер: парень на пятнадцатиметровой штанге посреди огромного поля показывал нечто фантастическое — огромная дуга, которой он управляет, как хочет. А вот еще себе представь: канатоходец — но не на обычной арене, а через реку! Публика на лодках плывет, а над лодками — человек с крыльями вместо палки.
Артисты тоже наши?
Половина. А вот дизайн весь из России. В этот раз я специально приглашал только наших. Сто человек жили, ели, спали и творили — вповалку, в коридорах, во всех углах. И еще ухитрялись, довкалывавшись до вечера, заряжать дискотеки до утра, а утром опять врубаться в проекты.
Что-то такое будет у нас? Российский «Дом Полунина», где собираются артисты со всего мира?
Если хоть кто-нибудь мне скажет: «Я хочу помочь — вот тебе сад, дом и кропотливая помощь каждому из тех, кто работает в этом доме», — я же все остальное за свои деньги сделаю. И финансирования не попрошу. Пока же я все время делаю что-то подобное в России — множество замечательных провокаций, из которых рождаются радость и праздник. И это бесконечно.
Беседовал Юрий Васильев
Фото: Игорь Руссак, пресс-служба Российской государственной цирковой компании
