Моя карьера литератора

Моя карьера литератора завершилась, поэтому я могу рассказать вам о её начале. Мне 25 лет, я вышел в отставку по инвалидности. Диагноз: сентиментализм. Симптомы: желание задрав штаны бежать за комсомолом по будням, желание задирать юбки хеттским девушкам по выходным. При этом, желание задирать нос — все семь дней.

Хеттская статуя, IX век до н.э. Источник: wikipedia.org. Лицензия СС

Мне было четыре года, когда я, держа в зубах найденный у помойки бычок, написал мелом на асфальте слово из трёх букв. Этим словом было: «мел». Я мелом написал слово «мел», да. Так в моей жизни возникла привычка писать стихи, когда я узнал новое слово.

В семь лет я узнал слово «Россия», в девять — «бэтмэн», в двенадцать — «Бог», в четырнадцать — «мини-юбка», в шестнадцать — «девственник». К сожалению, история сохранила только результат познания слова «девственник». Рассказ «Девственник» висит на сайте «Проза.ру».

Тогда же я понял, что слово обладает магической сущностью. Рассказ «Девственник» привёл меня к тому, что я познал плоть. Правда, «всего-навсего текста», как мне тогда казалось. Но вопреки заверениям моего друга, названного в честь хана Золотой Орды Тимуром, о том, что в жизни есть вещи поважнее плоти текста, переубедить меня ему не удалось, в результате чего я стал графоманом.

Когда мне было 22 года, я написал, находясь в милиции, объяснительную о том, как я оказался среди бомжей, которые подрались у торгового центра из-за трактата Толстого «Что такое искусство?». Мне казалось, что на этом карьеру можно заканчивать, потому что там я сформулировал главное свойство положительного героя в русском романе: он должен родиться в сибирской тайге.

Следующие три года моей жизни ушли на то, чтобы с помощью мифологии доказать самому себе, что я родился в сибирской тайге. Осознание того, что доказать это невозможно, пришло ко мне накануне вечером, когда я попытался зарядить дома берданку. Аккурат перед этим я ехал на автобусе, возвращаясь из «Бургер Кинга», где видел Машу — начинающую журналистку, заставившую меня отвернуться от хеттских девушек, — и думал о том, почему похоронено дело Мамина-Сибиряка.

Писать о больших чувствах в формате древнегреческой трагедии на фоне золотых приисков, заваленных снегом. Северный Эдип возвращается в родные пенаты, но мать сыра земля не рада ему. Она выпускает ему навстречу стаю пьяных браконьеров.

Я пробовал писать такую штуку, сидя в метро на Арбатско-Покровской линии и занося заметки в разлинованную тетрадку о 48 страницах с обложкой в виде индейца племени навахо. Пришёл к тому, что главный герой спит на гвоздях, а в северной пустыне поднимается Чудище Великого Безмолвия, и он чувствует это, поскольку в его комнатёнке, расположенной недалеко от станции метро Зябликово, вибрирует пол. Зовут его Рахметов.

Потом я вспомнил, что мною не был решён вопрос Бога. Таким образом, карьеру литератора можно завершать, в ином случае начнутся размышления о совместном хозяйстве в рамках вольной коммуны, сопровождающейся иррегулярным сексом втроём, либо сентиментальные переживания о Прекрасной Даме, в результате которых я всё-таки возьму ипотеку под самые высокие проценты, чтобы оттянуть момент встречи до момента расплаты, потому что кому нужен маленький человек с ипотекой под высокие проценты? Только Господу Богу.

Вот и вся история моей карьеры литератора.

Глеб Буланников