В середине ноября 1918 года крестьяне Медынского, Малоярославецкого и Боровского уездов, доведенные до отчаяния Гражданской войной, голодом и бесчинствами комиссаров продотрядов, восстали. Их лозунги — зеркало революции: «Свободному — Ленин враг», «Не пейте кровь», «Комиссар съест за сотню», «Мы не выбирали Ленина», «В России Ленин, в Германии хлеб», «И льется кровь братская», «Где право?», «Партия не весь народ, а власть должна народной быть», «Боже, сколько крови и слез!», «Советом не накормишь», «Народу власть, а не германскому шпиону!».
Тимофей Матросов
Для подавления восстания были направлены регулярные части Красной армии, мобилизованы силы местной власти. Тимофей Матросов назначается военным комендантом Боровска и уезда.
Тимофей Евстигнеевич Матросов пришел в революцию, не сломленный ни тюрьмами, ни окопами. Член партии большевиков, безусловно, романтик, ему было 27 лет на момент Октябрьского восстания. Уроженец села Федотово, что в нескольких километрах от Боровска. С января 1918 года работал в исполкоме Рощинского волостного совета, затем в агитпросветотделе Боровского уездного военного комиссариата, секретарь уездной фракции РКП (б).
Восстание быстро подавили с жестокостью, как требовал в подобных случаях Ленин: беспощадно, непременно повесить, отнять весь хлеб, назначить заложников. В итоге были расстреляны 18 активистов из числа боровских мятежников, около сотни взяты в заложники, свыше 50 наказаны тюрьмой либо штрафами, а штрафы были соизмеримы со стоимостью крепкого крестьянского дома. Участие в восстании станет потом для многих отягчающей причиной при раскулачивании и ссылках.
В Государственном архиве документов новейшей истории Калужской области (ГАДНИКО) хранится дело (П-1. Оп. 2. Д. 16), проливающее свет на то, как закатилась звезда военного коменданта Тимофея Матросова.
С трудом, при помощи работников архива, разбираю его предсмертную записку: «Если я имел право жить, то за мной имеется право и распоряжаться своей жизнью так, как хочу. Я хочу умереть и умираю. Никто не смеет указывать на меня пальцами, ибо я двенадцать лет стоял на революционном посту и не был подлецом, как другие. Сил для жизни нет — нервы истрепаны, — а калеки пусть уйдут. 19—22/II-19 (подпись)».
Состоялось как уголовное, так и «внутрипартийное» расследование. Бывший председатель исполкома Петров, незадолго до этого переведенный в отдел просвещения, в своем показании отмечает (при цитированиях здесь и далее — орфография и пунктуация оригиналов. — В. О.): «…т. Матросова очень мало знаю партийная работа его нами цинилась. Но в последнее время он вёл себя очень странно собирался ехать на фронт в Тамбов то в центр а также заявлял ниодин раз на коллегиальных заседаниях что он застрелится или кого застрелить объясняя это издёрганностью нерв и при бегал для поддержки таковых к помочи спиртных напитков. Мне представлялось что тов. Матросов как будто вёл ненормальный образ жизни».
Есть показания и других сподвижников Матросова. Председатель Боровского исполкома Шмелев, в частности, показал: «Товарищ Матросов, с которым я лично, ни когда не имел конфликтов, могу показать как за работника, достойного похвалы. Но за последние два месяца можно отметить большое в нём изменение, а именно, непостоянность службы зарвавшися работой, но мало окончивши её, где-бы не работал, часто можно замечать выпивши и сильное нервное расстройство, на вопрос ему от чего он последнее время так изменился и изнервничался, а также на романтической подкладке, со слов его он хотел жениться, или же застрелиться, или кого застрелить, которые могут подтвердить и другие товарищи его слова на последнем прощальном банкете, устроенном в честь Матросова по инициативе его, Матросова, и всех остальных, присутствующих на нём, Матросов был сильно пьян и отозвал меня в другую комнату и предложил на прощание несколько с ним выпить, я уважая его, немного выпил и до самого рокового часу был с ним как лучший товарищ. В особенности я с ним спаялся во время октябрьского белогвардейского восстания, где я работал с ним, в Военно-Революционном штабе по подавлению мятежников, и исполнению приговоров активистам до самой ликвидации названного Штаба».
Еще одно объяснение написано подругой Матросова Еленой Голофтеевой. Она приводит слова Матросова: «Остаться здесь — значит втянуться в эту грязь и стать таким же подлецом, как Петров и Шмелёв, т. к. они не работают, а живут личными интересами. Я это не хочу потому, что всегда работал честно — ради идеи — таким и умру. О своей смерти говорил часто и даже, часа за три до смерти говорил, — «жить не буду». Довольно часто и раньше говорил мне он о Петрове. Этот человек, говорил Матросов, из за того, чтобы попасть на пост Председателя Исполкома, готов пойти на какую угодно подлость. В заключение скажу, что Матросов был высокой честности человек и истинный работник на пользу революции».
Далее в деле подшита телеграмма: «от крыт терор по подозрению задержан на станции балабаново отправляющийся в Калугу Матросов при задержании застрелился высылайте комиссию. Предисполком Шмелёв». Почему «по подозрению <…> при задержании», если это самоубийство? Объяснение в том, что поначалу решили объявить происшедшее как некий заговор на почве внутрипартийных распрей. Не сразу обнаруженная, предсмертная записка версию заговора отмела.
Что привело к суициду? Прочитаем еще раз фразу из показаний Шмелева: «я работал с ним, в Военно-Революционном штабе по подавлению мятежников, и исполнению приговоров активистам» (выделено мной. — В. О.). Факт участия Матросова в расстрелах не мог не вызвать у молодого революционера-романтика психического потрясения или, говоря современным языком, эмоционального стресса, что на фоне неустойчивой психики и стало причиной «развернутого» психоза, и как следствие — суицида.
Что больше повлияло? Личное участие в казни? Образы сразу овдовевших женщин и осиротевших детей? Горечь оттого что подлецы приходят к власти? Всё это не вписывалось в понимание революции у честного большевика. Он осознал, что всё обстоит совсем не так, как мечталось. Воплощение идеи (утопической, по сути) во что бы то ни стало, по принципу «все средства хороши», убивает в человеке всё человеческое, а порой и самого человека. Жизнь Матросова закончилась саморепрессией. Для большинства это привело к репрессии сознания, его перерождению.
Смерть Матросова большевики, мастера в деле подтасовок, по окончании следствия представили как происки классового врага. Эту версию сразу после похорон внушали на собраниях. Вот документ:
«Протокол
Общаго собрания коммунистов села Уваровска Кривской волости Боровского уезда Калуж. губ. <...>
Доклад тов. Уточкина (председатель уездной ЧК. — В. О.), о текущем моменте
Мы коммунисты с. Уваровска Кривской вол. Боровского уезда Калуж. губ. Собравшись на общим собрании 14 марта 1919 года. Заслушав доклад тов Уточкина отекущем моменте: который обрисовав положение России <...> (опускаю часть документа, где пространно говорится о положении России. — В. О.) Но в этот момент враги рабочее-крестьянской власти кулачьё, спекулянты, богатеи и разные карьеристы пролазяют в Советы и там свои тёмные делишки. Не считая нужным смотреть на общее положение, а из чисто игоистических и шкурных интересов дабы удержать власть в своих кулацких руках, производят аресты наилучших работников. Что и было у нас в Боровском уезде шкурников, кулаков и домовладельцев, арестовали товарища Матросова, тов. Рябцева (председатель компартии уезда. — В. О.), тов. Евстигнеева (сотрудник уездной ЧК. — В. О.) и др. А тов. Матросов не выдержав такого позора, теперь уже выбыл изнаших рядов. И так тов. Матросов, являлся самым наилучшим работником в нашем уезде. Мы протестуем против того выступления, кулаков, шкурников и богатеев и выносим нижеследующую резолюцию.
Резолюция
…Они предвидя и сознавая с отъездом его (Матросова. — В.О.) в Губернскую Калужскую Чрезвычайную комиссию председателем будучи, что он будет и в первую очередь возьмётся за очистку кулацкого засилья в Боровском уезде. Решили, во что бы то ни стало, каким бы то не было путём его опозорить. И предъявили ему арест которого он не мог вынести, в чем оне и были убеждены хорошо зная товар. Матросова. А также предполагали если оне его уберут то его товарищи которые борются вместе с ним за идею рабочего класса рас падутся при ошеломлении такого удара, какой оне нанесли нам коммунистам.
Но нет! Мы коммунисты, есть те, которыя боролись раньше с оружием в руках против тех-же, кулаков, богатеев и спекулянтов и будем бороться до тех пор пока оне не пройдут по нашим трупам».
История Матросова, солдата революции, высветила реальность: революционные идеи в уезде претворяли в жизнь необразованные и нечистоплотные функционеры. Революционеры-романтики, заряженные энергией заблуждения, оказались «белыми воронами». Утверждались подлецы, они и продолжали строительство «новой жизни».
…В один из мартовских дней 2011 года я поехал в Федотово, чтобы увидеть могилу Матросова. В деревне мужчина средних лет на вопрос, где находится могила, отвечал:
«Тимошкина могила вон там, высокие тополя видите? Как погиб? Его кулаки убили. Поехал в Боровск, они его и убили. Но вам лучше расскажет Галина Васильевна. Она тоже Матросова. Работала председателем сельсовета. Сейчас у нее магазин в соседнем поселке».
Могила с ажурной оградой находится в открытом поле, вдали от домов. Ее окружают семь высоченных тополей. К ограде прикреплен небольшой прямоугольничек жести, на нем зеленой краской по коричневому фону неровным почерком выписано: «Тимофей Матросов убит богачами д. Федотово. 1918 г».
Галину Васильевну нашел в ее магазине. «Тимошка, — рассказывает она, — был председателем коммуны. Вот его и убили. Почему не на кладбище похоронен? Был заметным человеком, вот и похоронили отдельно». В Калуге, говорю, есть дело Матросова. Нисколько не удивившись причине смерти, о которой я рассказал, Галина Васильевна промолвила: «Вот поэтому и не разрешили похоронить на кладбище». Значит, знала.
Владимир Овчинников
Опубликовано 1 ноября 2015
