Если в другие города туристы едут, чтобы увидеть памятники истории и архитектуры, познакомиться с богатствами музеев, то в Умань приезжают в первую очередь затем, чтобы побродить по уникальному парковому комплексу «Софиевка».
Тенистые аллеи, образованные экзотическими деревьями и кустарниками, ведут вас от одного таинственного грота к другому. Изящные мостики позволяют перебираться через протоки и любоваться стремительными водопадами. Каскады прудов, посередине одного из которых железная змея исторгает фонтанную струю чуть не в два десятка метров высотой, обрамлены каменными беседками и павильонами в античном стиле.
Тут и там высятся беломраморные изваяния древнегреческих богов, героев и мыслителей. И это не случайно: рукотворный парк посвящён удивительной женщине, гречанке по происхождению, имя которой увековечено в его названии.
Такой подарок сделал в 1802 году влиятельнейший и богатейший польский граф Станислав-Феликс Потоцкий своей жене гречанке Софье.
Он и прежде осыпал её драгоценностями. А после того, как она рассказала ему о том впечатлении, которое произвёл на неё парк «а-ля Версаль», принадлежащий семейству Радзивиллов, тут же решил преподнести ей новый, невиданный подарок.
Парк «Софиевка»
Невзирая на колоссальные расходы, граф за шесть лет создал поразительный ландшафтный парк, раскинувшийся на полутораста гектарах. Его Софии здесь всё должно было греть душу – и признательность любвеобильному супругу, и мысль о превосходстве над титулованными Радзивиллами, и близкие сердцу эллинские мотивы.
Между тем родиной Софьи была не Греция, а Турция. Имя её связывают со стамбульским районом Фанар на берегу бухты Золотой Рог.
После взятия Константинополя турками в середине XV века, переименовавшими его в Стамбул, Фанар стал неким островком с преобладающим греческим населением. Многие фанариоты, как стали именовать здешних обитателей, отличались предприимчивостью и деловой хваткой.
Впоследствии нашей героине не раз придётся слышать за спиной шипение завистниц: «Ф-ф-фанариотка!». Не понимая безобидного значения странного термина и полагая, что это нечто уничижительное, они вкладывали в слово всю свою ненависть и бессильную злобу в отношении беспримерной покорительницы мужских сердец.
Избежавшим истребления представителям знатных греческих фамилий, жившим в Фанаре, османские правители даже предоставили некоторые льготы. В частности, видным фанариотам дозволялось занимать высокие посты в турецкой администрации, в первую очередь дипломатическом ведомстве.
Семейства Клавона (Clavona), где в середине 60-х годов XVIII века родилась девочка, которую домашние называли Додо, это никак не коснулось. Отец занимался мелкой торговлей, и Клавона и дальше худо-бедно сводили бы концы с концами, если бы не пожар, оставивший их без крыши над головой.
Пока ещё Додо…
13-летняя девочка была вынуждена стать прачкой, затем служанкой в местном трактире. Здесь-то, пораженный красотой юной гречанки, её и заприметил солидный иностранец, оказавшийся ни много, ни мало полномочным послом.
По первой версии, это был французский дипломат, согласно второй – польский. Версии совпадают в том, что солидный иностранец сторговался с несчастной матерью девочки и за сходную цену получил её в свое распоряжение.
В пользу первой версии говорит свидетельство известной французской художницы, встретившей в начале 80-х годов в Париже юную гречанку «прекраснее которой ничего нельзя было представить».
В пользу второй версии говорит всё остальное. Её и стоит придерживаться.
Хотя сразу оговоримся: постоянные разночтения в фактах и версиях событий в значительной мере объясняются стремлением нашей героини производить впечатление и сбивать с толку собеседников, для чего даты нередко ею переставлялись, а трактовка событий видоизменялась в зависимости от того, кому предназначались её очередные откровения.
Для полноты картины приведём и другую бытующую историю появления семейства в стамбульском Фанаре.
Якобы уже в весьма юном возрасте девочка была крайне невоздержанна и в одиннадцатилетнем возрасте соблазнила двоюродного брата. Семья тогда обитала в предместьях городка Бурса, и скандальная ситуация как раз и заставила семейство уехать подальше от соседских пересудов в крупный город.
Оставшаяся после скорой смерти супруга без средств к существованию матушка Софьи по имени Мария, взяв в напарницы свою сестру, избрала весьма предосудительный способ зарабатывания на жизнь.
И вот, якобы один из молодых её клиентов, привратник польского посольства, сообщил послу об имеющейся у путаны прекрасной дочери по имени Додо, о чём ему нажужжала в уши его мимолётная подруга.
Не чуравшийся новых подобных знакомств дипломат Кароль Боскамп-Лясопольский согласился взглянуть на юницу.
Кароль Боскамп-Лясопольский
Вот сохранившиеся его первые впечатления:
«Голова, напоминающая голову знаменитой Фрины, её соотечественницы, достойна резца Праксителя… Плечи стройные, предплечья довольно хороши, переходя в немного великоватые, как на нынешние вкусы, руки, такие, однако, какие мы видим у античных статуй из её страны… Ягодицы, бедра, колени и голени могли бы (по меньшей мере, в расцвете её лет) выдержать экзамен у резчика статуй».
В развитие этой версии: посол не только максимально близко сошёлся с юной красоткой, но и, профессионально углядел в ней склонность к авантюризму и неразборчивость в средствах.
Сохранились его наблюдения после того, как он стал выводить её в свет:
«Она изучает мужчину, с которым общается, так старательно, что почти всегда умеет предвидеть его слова и угадать намерения. У неё поразительная память, неистощима в замыслах, настойчива и терпелива в преодолении препятствий. Беззаботна в том, что касается собственного будущего, её максима – радоваться настоящему, девиз – пользоваться удовольствиями, не упуская случая».
Красотка охотно поддержала предложение своего солидного опекуна «случайно» познакомить её с русским посланником с соответствующим последующим развитием событий.
Отец шестерых детей не устоял перед чаровницей. И вскоре из одного посольства в другое потёк ручеёк информации.
Через некоторое время в соответствии с рабочим графиком польский посол вместе со сверхъюной пассией вскоре отправляется на родину.
Итак, Додо на деле оказалась Софьей. А вот наряду со своей фамилией она иногда называла себя представительницей известного рода де Челиче, а порой для разнообразия – членом состоятельного и уважаемого семейства Маврокордато.
Уже Софья…
К этому времени юная гречанка, обнаружив незаурядные лингвистические способности и используя свою цепкую память, выучила французский, освоила этикет и светские манеры. Опытный патрон не мог не восторгаться логическим складом её ума, поразительной памятью, наблюдательностью, целеустремленностью и удивительной гибкостью в любых ситуациях.
Между тем, на пути в Варшаву одна из остановок у Лясопольского и его спутницы была в городе Каменец-Подольский.
Здесь, как свидетельствует историк А. Золотухин, её неземной красотой был покорён сын коменданта местной крепости майор Юзеф Витт, перекупивший за тысячу червонцев красавицу у посла, который, видимо, вспомнил, что дома его ожидают законная супруга и дети.
У молодого шляхтича, отметим, намерения были самые серьёзные, реализацию коих он не стал откладывать.
Каменец-Подольский
Венчание было проведено втайне от всех, и в первую очередь от отца новобрачного. Узнав о мезальянсе постфактум, мать Юзефа от потрясения скончалась.
А в Париж новоиспечённая Софья Витт всё же попала – туда её увез в свадебное путешествие супруг. Так что здесь «французская» версия изначальных событий никак не противоречит «польской».
Софья Витт
По свидетельству очевидцев, стоило Софье появиться на улице, люди застывали, ошеломлённые её красотой, и буквально ходили толпами следом за ней. Конечно же, она вскоре стала центром внимания на балах, куда прибывала с супругом, но где не отказывала в танцах, да и порой в более смелых предложениях, самым блистательным кавалерам.
В числе тех, кто нашел её расположение, был сам король Людовик XVI, а также два его младших брата, более близких ей по возрасту, – граф д'Артуа, который станет королем Карлом Х, и граф Прованский – будущий Людовик XVIII.
Людовик XVI
Рождение сына лишь на короткое время избавило светских львиц от королевы балов.
Когда спустя несколько лет в связи со смертью Витта-старшего супругам пришлось возвращаться, в Польшу она прибыла в зените блеска и славы неоспоримой первой красавицы своего времени.
Её общества ищет – и находит – польский король Станислав Август Понятовский.
Услышав о её желании путешествовать без сопровождения поднадоевшего супруга, король приказывает Витту, унаследовавшему пост коменданта крепости, неотлучно в ней находиться. Военная служба – это, мол, вам не шутки! Какие ещё развлекательные вояжи?!
Станислав Понятовский
Софья же, разъезжая по Европе, пополняет свою венценосную коллекцию близким знакомством с австрийским императором и прусским королем.
Вена, Рим, Неаполь – везде перед ней склоняли голову высшие сановники, вельможи, дипломаты…
В конце 80-х годов происходит встреча с человеком, внёсшим в её жизнь новые краски. Гречанку приближает к себе фактический соправитель России, светлейший князь фельдмаршал Григорий Потёмкин, также не устоявший против её чар.
При этом всесильный граф настолько сильно проникся чувством к ветреной красавице, что порой выглядел игрушкой в её руках.
Исследователь Л. Гроссман приводит свидетельство одно время жившей в России известной французской художницы Элизабет Виже-Лебрен, побывавшей в военном лагере Потёмкина. По её словам, князю «всё было нипочем, лишь бы потрафить желанию, капризу обожаемой им женщины».
Влюбленный в госпожу Витт, он
«расточал перед нею самые изысканные любезности. Так, однажды, желая подарить ей кашемировую шаль безумно высокой цены, он дал праздник, на котором было до двухсот дам, а после обеда устроил лотерею, но так, что каждой досталось по шали, а лучшая из шалей выпала на долю “самой прекрасной из дам”, то есть, госпоже Витт».
Виже-Лебрен. Автопортрет с дочерью
Ради прекрасной гречанки Потёмкин давал балы и устраивал пышные празднества с невероятной частотой, не делая исключения даже на время осады Очакова, когда войска буквально погибали от холода и голода.
Чтобы как-то скрасить незавидный удел её супруга, всесильный Потёмкин устроил для него генеральский чин и титул графа (соответственно, бывшая прачка стала графиней, обрела «де» перед своей фамилией), назначил комендантом города Херсона. А разве комендант может отлучаться из вверенного ему города, чтобы сопровождать свою жену?..
Между тем князь уже не разграничивал свою страсть и дела государственные. К примеру, Софье захотелось увидеть новый город на месте рыбачьих хижин на берегах реки Ингул, и Потёмкин в 1789 году возвёл город Николаев, который вознамерился сделать столицей всей Новороссии.
Князь Потёмкин
Не ясно, чем больше руководствовался князь – интересами державы или стремлением потакать авантюрному началу, которое он давно заметил у своей пассии, – но он не преминул начать использовать её дипломатические и иные качества для достижения викторий в военной и дипломатической сфере.
Когда в ходе турецкой кампании затянулась осада одной из важных крепостей, несмотря на то, что войсками командовал весьма успешный полководец Пётр Салтыков, а общее руководство осуществлял крупный стратег фельдмаршал Пётр Румянцев-Задунайский, Потёмкин прибег к своему тайному оружию.
Для секретных переговоров к туркам была направления Софья де Витт. Она с радостью согласилась, словно решив проверить, сколь далеко простираются её возможности. Был у неё и личный мотив: в гареме паши находилась её родная сестра (хотя, возможно, эта была её тётя).
Бывшая служанка из трактира с блеском справилась с поручением своего покровителя, благо он не вникал в подробности использованных ею методов. Крепость была сдана, родственница обрела свободу.
Не исключено, что не без мыслей о прекрасной гречанке Потёмкин разработал и пытался претворить в жизнь грандиозный и полуфантастический «греческий проект».
Речь ни много, ни мало шла о восстановлении Византийской империи на землях, входивших в это время в империю Османскую. На трон планировалось возвести представителя дома Романовых, а последним штрихом в его проекте было триумфальное возвращение на родину его дамы сердца.
Он даже начал строить десантную флотилию для морских операций. Возможно, именно в рамках этого проекта она была направлена с тайной миссией в Стамбул. Причем, благословила Софью на поездку сама Екатерина Великая, которой её представил Потёмкин.
Во время этого вояжа фанариотка активно посещала светские салоны, где давно чувствовала себя, как рыба в воде.
И тут она проявила себя как великая слушательница. Чуть подавшись к собеседнику и расширив свои прекрасные глаза, она воплощала собой само внимание и глубочайший интерес к тому, что ей говорилось. Мужчины ощущали собственную значимость, если уж такая блистательная светская львица превращалась в покорную слушательницу, и начинали делиться с ней тем, что вовсе уж не подлежало разглашению.
Но слушательница была столь хороша собой, к тому же так далека от дел политических…
Да и что может удержаться в этой прелестной головке? Разве что образ всезнающего, приближённого к таинству вершения власти поклонника. А это сократит путь к алькову недалёкой гречанки…
Откуда им было знать, что в числе её талантов, была и незаурядная память, которой некогда восторгался её первый «галант» – посол Лясопольский.
В итоге она привезла столько сведений, что императрица одарила её по-царски – драгоценностями и несколькими поместьями.
Екатерина Великая
Если в прежней жизни Софью можно было уподобить искательнице приключений Анжелике, то отныне она вполне могла составить конкуренцию миледи из романов Дюма.
В этой ипостаси она снискала новые лавры, выполняя высочайшее поручение императрицы и Потёмкина уже на другом направлении – польском.
Об этом – в следующий раз.
Владимир Житомирский
