На решение Политбюро преобразовать «Литературную газету», выходившую 3 раза в неделю, в непривычно толстый еженедельник, редакционный остроумец Никита Разговоров откликнулся стишком, который мигом разошелся по Москве:
Наш усталый старый орган
Так измучен, так издерган,
Что ему и в самом деле
Трудно трижды на неделе…
Дaй-то Бог, чтоб без затей
Выходило раз в семь дней.
Ведь того гляди негодник
Превратится в ежегодник.
Ернические строки не раз произносились на редакционных вечеринках. Когда звучала ехидная фраза «раз в семь дней», молодой первый заместитель главного редактора Виталий Сырокомский не без гордости добавлял:
— Зато шестнадцать раз подряд!
До «Литгазеты» он редактировал «Вечернюю Москву». Ввел железное правило: если другая газета давала важную информацию о столице раньше «Вечерки», редактор отдела, прозевавший новость, получал выговор.
Золотые перья
Виталий Сырокомский. Ответственности не боялся. От своего слова не отступал. Сотрудников в обиду не давал. Фото из личного архива автора
Виталий Сырокомский вспоминал:
«Звонок главного редактора «Литературной газеты» Чаковского: «Не можете ли заехать на пятнадцать минут?» — «Чего ради!» — подумал я. О Чаковском я знал, что это средний писатель, автор неплохой повести о блокаде Ленинграда; знал, что он вечно курит вонючие сигары, бриолинит волосы и очень сутулится. А отношение к «Литгазете» было у меня едва ли не презрительное: ведомственное издание Союза писателей с ничтожным тиражом в Москве. Но Чаковский был значительно старше меня, и элементарная вежливость заставила поехать к нему. Я вошел в огромный кабинет, пропахший сигарным дымом».
— Вот почитайте два документа, а потом поговорим, — сказал Чаковский.
Первым была его записка в ЦК с предложением преобразовать «Литгазету» в еженедельное издание нового типа, которое бы освещало важнейшие проблемы духовной жизни общества и могло при этом выражать неофициальную точку зрения — невиданное дело для советской печати! Вторым документом было решение Политбюро ЦК, одобрявшее предложение.
— Прочитал, очень интересно, — сказал Сырокомский.
— Предлагаю вам стать моим первым заместителем и вместе создать такую газету.
Сырокомский принимал решения стремительно:
— Согласен! Но учтите, что я привык к самостоятельности.
«Это был удивительный тандем, — вспоминал писатель Андрей Яхонтов, руководивший в «Литгазете» отделом. — Лауреат Ленинской и Госпремий Чаковский царил в заоблачных сферах и осуществлял внешнее представительство: сидел в президиумах и на партийных съездах, создавал романы «Победа» и «Блокада». Созидательную практику ежедневно осуществлял Сырокомский. <…> О его безоглядности ходили легенды. Его журналистским чутьем восхищались. Его могуществу завидовали. <…> Он всегда работал на опережение — времени, неповоротливого партийного аппарата, трусивших и выжидавших коллег из параллельных изданий».
Сырокомский превратил ведомственное издание в популярнейшее. Он собрал в стенах «ЛГ» будущие «золотые перья» отечественной журналистики, целую плеяду талантливейших газетчиков. Евгений Богат, Анатолий Рубинов, Владимир Тpaвинский, Александр Левиков, Александр Борин, Аркадий Ваксберг, Борис Галанов, Ольга Чайковская, Александр Смирнов-Черкезов, Алла Латынина, Геннадий Красухин, Тамара Чеботаревская, Олег Мороз, Юрий Рост…
В коридорах расхаживали пожелавшие напечататься знаменитости: Булат Окуджава, Юрий Трифонов, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Римма Казакова, Ираклий Андроников, Михаил Луконин, Сергей Наровчатов, Чингиз Айтматов… Цвет советской литературы.
Газета доверия
Почему каждую среду по всей стране люди спешили к почтовым ящикам или выстраивались в очередь к газетным киоскам? Хотелось прочитать что-то интересное и написанное хорошим русским языком. «Литгазета» была глотком свежего воздуха. Поражала искренностью интонации. Читатель чувствовал: эти люди на его стороне. Они не станут его поучать и наставлять, призывать к тому, во что не верят сами.
И главное — это было очень талантливо. Читатели не знали, какой сюрприз преподнесет очередной номер, этим «Литературная газета» отличалась от остальной советской прессы. Таких материалов не было и не могло быть в других изданиях. Никто не решался браться за такие темы.
Видный экономист написал о том, что многие предприятия нерентабельны и надо или их решительно реконструировать, или закрывать, признав банкротами. Отдел планово-финансовых органов ЦК КПСС обвинил газету в том, что она предлагает возродить безработицу и выступает против рабочего класса. А ведь треть предприятий была планово-убыточными (!), еще треть — неприбыльными. Советские руководители гордились плановым характером экономики. Но планы не отражали реальности. Попытки опуститься на грешную землю и вернуться к реальности сурово наказывались. Как говорил один из основателей Госплана — академик Станислав Струмилин, «лучше стоять за высокие планы, чем сидеть за реальные».
Владимир Травинский опубликовал подкрепленную статистикой большую статью о приусадебных участках. Доказывал он тоже очевидное: приусадебные участки дают стране весомую долю картофеля, молока, яиц, мяса. И это притом что крестьянам не предоставляют ни кредитов, ни семян, ни удобрений, а только мешают, участки пытаются урезать или отводят неудобья. Отдел пропаганды ЦК информировал руководство газеты: статьей недоволен главный партийный идеолог, член Политбюро Михаил Суслов, он считает приусадебные участки пережитком частнособственнических настроений. За недовольством Суслова обычно следовали оргвыводы. Редакция не испугалась. Отобрали сто наиболее ярких и убедительных читательских писем, перепечатали их, сброшюровали и нашли возможность показать Брежневу.
«Каково же было наше торжество, — вспоминал Сырокомский, — когда в новой, «брежневской» Конституции СССР было закреплено право граждан на приусадебное хозяйство».
Анатолий Рубинов привез из командировки в Польшу материал о «телефоне доверия», по которому звонили люди, доведенные до отчаяния, и слышали успокаивающие, добрые слова. «Литгазета» предложила ввести «телефон доверия» и у нас. Цензура остановила материал и обратилась за указаниями в ЦК. Там ответили, что все это выдумки католической церкви, а у нас нет нужды в таком телефоне. Два года билась редакция, доказывая свою правоту. Доказали! Появился «Телефон доверия».
«Когда я начал большое эмпирическое исследование юношеской дружбы, — вспоминал социолог Игорь Кон, — и негде было достать на него ничтожные по тем временам деньги (и ЦК ВЛКСМ, и Министерство просвещения, которые, по идее, были заинтересованы в этой работе, мне отказали), выручил Сырокомский — за право газеты первой опубликовать результаты исследования. Вместо всеподавляющей «коммунистической идейности» философы, социологи, писатели и журналисты стали писать о человеческих проблемах — любви, семье, дружбе, смысле жизни и тому подобном. «Человеческий фактор» не только завоевал право на существование, но и стал постепенно теснить политический, расчищая почву для новых раздумий и безответных вопросов…»
Министерское чувство юмора
Появился знаменитый и неповторимый «Клуб 12 стульев», у истоков которого стояли Виктор Веселовский и Илья Суслов, яркие и остроумные молодые люди. Вокруг них образовалось авторское ядро, составившее славу отечественной юмористики — Григорий Горин, Аркадий Арканов, Александр Иванов, Марк Розовский. Все они начинали на 16-й полосе «ЛГ».
Шутки понимали не все. Звонит Сырокомскому заместитель заведующего отделом культуры ЦК Юрий Мелентьев (будущий министр культуры России):
— Что ты опять натворил? Министр гражданской авиации жалуется, что «Литгазета» дискредитирует Аэрофлот.
— Но в номере нет ни одной статьи об Аэрофлоте!
— Не станет министр ни с того ни с сего жаловаться в ЦК! Готовься отвечать.
Сырокомский открыл номер и внимательно перечитал все 16 полос. На последней, 16-й, в рубрике «Фразы», нашел строчку: «Рожденные ползать! Пользуйтесь услугами Аэрофлота!». Помните у Горького: «Рожденный ползать летать не может»?
Перезвонил Мелентьеву:
— Юрий Серафимович! В следующем номере мы дадим фразу: «Рожденные ползать! Пользуйтесь услугами «Люфтганзы»! Пусть министр успокоится…
С чувством юмора у министров, да и не только у них, не все было в порядке. Звонит разгневанный министр иностранных дел Громыко:
— Товарищ Сырокомский! Вы почему позволяете себе издеваться над дипломатическим языком, выработанным веками?
Что же так обидело главного дипломата страны? На знаменитой странице сатиры и юмора — заметка «Дружеская встреча»: «На днях в МИД СССР состоялась дружеская встреча администрации «Клуба 12 стульев» и его авторов с дипломатами. Встреча прошла в духе полного взаимопонимания. Стороны выразили удовлетворение состоявшейся беседой и договорились о дальнейшем сотрудничестве».
Анкета не в счет
Виталий Александрович Сырокомский — мой отчим. Но мне это слово не нравится. Он стал мне вторым отцом. Я его очень любил, восхищался им. Он был газетчиком до мозга костей. Он принадлежал к редкой породе газетных редакторов, которые работают азартно, фонтанируют идеями и умеют воодушевлять своих коллег.
«Интересно было работать, чтобы какие-то сдвиги в мозгах происходили, — вспоминает Олег Мороз, заведовавший в «Литгазете» отделом науки. — На планерке Сырокомский спрашивает: «Олег Павлович, а что у вас?» — «На подходе статья про плагиат в диссертациях». Сырокомский: «Отложите всё, давайте в номер».
Ему приносили статью, он читал и сразу отвечал: «Печатаю». Или: «Не пойдет». Выражений: «Надо подумать, посоветоваться с товарищами, позвоните на той неделе» — не признавал. Ответственности не боялся. От своего слова не отступал. Сотрудников в обиду не давал. В редакции знали: к Сырокомскому можно прийти с любой заботой. Пообещает помочь — сделает. Талантливого работника принимал на работу, какие бы опасные пункты ни находили в анкете бдительные кадровики. Вот и пошли по Москве разговоры: Сырокомский получил в ЦК карт-бланш — берет, кого считает нужным, и всё печатает…
«Сколько помню Виталия Александровича, благородство его никогда не покидало, — вспоминал Геннадий Красухин. — Он не любил трусов. Он терпеть не мог бездельников, от которых избавлялся без сожаления, мог сухо и даже раздраженно говорить с проштрафившимся сотрудником. Но если уж взялся кого-то защищать!..»
Чиновники с недоумением наблюдали за новым редактором: отчего он такой смелый? Пожимали плечами: кто-то за ним стоит. А его сжигало страстное желание сделать газету лучшей в стране.
«Что может быть прекраснее для газетчика, — говорил он, — чем сознание, что ты влияешь на жизнь, что может быть прекраснее для редактора, чем длинные очереди к газетным киоскам за твоим детищем!»
Так он проработал 14 лет. Лучших в его жизни.
«Читатели это почувствовали»
Роль и значение той «Литературной газеты» в жизни нашей страны трудно переоценить. Газета отваживалась проводить собственную линию и распространяла в читателях дух вольнодумства. Ни в одной редакции не было в советские времена такой живой атмосферы; здесь говорили и думали о том, что еще можно сделать, чтобы пробить стену цензуры и рассказать о происходящем в обществе. Появилась искренняя и острая публицистика, и началась эрозия единого идеологического пространства. Догмы рушились быстро. Осмелев, люди говорили, что думали. Журналисты бросались на защиту обиженных и пострадавших. Они хотели помочь и стране, и отдельному человеку.
Я вырос в окружении этих людей, которые рассматривали работу в журналистике как миссию, как возможность помогать людям и влиять на развитие общества. Я видел, что они буквально живут газетой. И в выходные дни работа не прекращалась. Собирались у кого-то дома, часто у нас, и обсуждали следующий номер. Так придумывались темы будущих статей и очерков. Так рождались рубрики. Знаменитую рубрику «Если бы директором был я» придумали на моих глазах. Хотели назвать иначе: «Если бы министром был я», но поняли, что не получится… Незримые, но реально существующие рамки возможного иссушали мозг: надо было придумать способ их обойти. Самые острые очерки обкладывали цитатами из выступлений Брежнева или резолюций очередного партсъезда.
В позднесоветские времена общество желало понять, что происходит и как быть? Поэтому с наслаждением читали огромные по нынешним временам полосные материалы. И сожалели: отчего так коротко! Мыслящая часть страны нуждалась в интеллектуальной подпитке. Поэтому появление 16-страничной «ЛГ» каждую неделю становилось событием общесоюзного значения.
«Да, «ЛГ» активно влияла на жизнь, и читатели это сразу почувствовали, — вспоминал Виталий Сырокомский. — Если в 1966 году наш тираж составлял около 400 тыс. экземпляров, то уже на 1968 год подписка возросла до 800 тыс., а на 1969-й — до миллиона. На стене четвертого этажа, у кабинета главного редактора, появился огромный плакат: «Есть первый миллион!!!» <…> Многоопытный помощник Брежнева А.М. Александров-Агентов назвал «Литгазету» «клапаном на перегревшемся паровом котле». Но ЦК бдительно следил за клапаном и старался постоянно регулировать его работу».
Подписывая в печать свежий номер с острой статьей, Сырокомский ставил на кон свою карьеру. До поры до времени даже большим начальникам нравился редактор, который делает хорошую газету. Им же тоже хотелось почитать что-нибудь интересное. Но наступит момент, когда его принципиальность дорого ему обойдется…
Помню, сколько раз он приходил домой в предынфарктном состоянии, когда его вызывали на секретариат ЦК за очередную резкую статью и грозились снять с работы. И сняли, в конечном счете, лишили любимого дела, по существу сломали жизнь.
Никакая власть не хочет, чтобы люди знали о ее ошибках, промахах, некомпетентности и непрофессионализме. И если нет независимых от власти газет и телевидения, то страна ничего и не узнает. Когда у человека есть два глаза, он даже не подозревает, что этот оптический плюрализм позволяет ему видеть мир таким, какой он есть. Те, кто в силу несчастного случая лишился одного глаза, знают, как мгновенно и безнадежно это мир искажается…
Поколения меняются, но всегда возникает один и тот же вопрос: есть ли возможность работать достойно, сохраняя свою профессиональную честь? Пример той «Литгазеты» доказывает: даже в советские времена находились журналисты и целые редакции, которые демонстрировали высокий класс.
* * *
Хороший редактор — это маньяк. Он постоянно думает о своей газете. Ей подчинены его мысли и действия. Без амбиций мечта обставить коллег и сделать свою газету лучшей никогда не сбудется. Это очень властный человек. Уверенность в себе — ты знаешь, что ты лучший, — избавляет от ревности и зависти к талантам сотрудников, помогает сформировать сильную команду и терпеть несносный характер «звезд».
И есть еще одно необходимое качество — глубокая внутренняя порядочность. Хороший редактор понимает, его работа — это миссия: он один способен помочь отчаявшимся, попавшим в безнадежное положение людям в противостоянии с бездушной системой. И если он этого не сделает, не сделает никто. Как журналист в третьем поколении, воспитанный в традициях той, старой «Литературной газеты», которая появилась полвека назад, могу это засвидетельствовать.
Леонид Млечин
