Читать Часть 1. Как я стал временным жителем столицы Индии
Читать Часть 2. А второй Тадж-Махал – на пивной кружке
В коллекции «памятников» (как называл сувениры Карамзин) Индия представлена ещё одной пивной кружкой. К ней приложили руку тамошние гравёры по металлу.
Она оловянная, и вся её поверхность, включая даже ручку, покрыта тончайшим флористическим резным орнаментом. Среди цветочных полей нашлось место нескольким животным, похожим на верблюдов, но только без горбов. На их месте – попонки, выкрашенные пурпурным лаком.
У абсолютно нестандартной кружки ручной работы должно быть необычно всё, даже дно. Оно из прозрачного стекла. Так что, допивая последний глоток, вы можете сквозь него, не привлекая внимания, разглядывать ваших собеседников.
Правда, спрашивается, зачем это делать?.. А может, для другого – чтобы сидя в кафе в Агре с видом на Тадж-Махал, ни на секунду не терять его из виду?
Кружка с прозрачным донышком
Хотя в те давние годы в этих краях был так называемый полусухой закон: спиртное продавалось лишь в барах престижных отелей по очень высоким ценам. (Совработникам, правда, изредка, без лишней огласки, в недрах нашего учреждения с огромной скидкой продавали по трехгранной литровой бутылке виски Grant’s, коньяка Martell или анисовки Pernod, что и распивалось в междусобойчиках или во время редких коллективных выходов в ресторан путем розлива под столом в чайные чашки).
А пиво, сколько помнится, в третьлитровых бутылочках, позволил себе лишь однажды, заглянув в престижный отель. По-моему, оно называлось India Pale Ale. Запомнились крепость, особенно в сравнении с привычным по Москве «жигулевским», горьковатость и неожиданный аромат фруктов.
«Это Индия, сэр!» – читалось в глазах бармена...
Столичное утро
Впрочем, нет. Был ещё один раз, когда довелось отведать местного янтарного напитка. Измученные жарой мы заглянули в бар отеля «Ашока» с моей неожиданной подшефной – улыбчивой восточной девушкой по имени Эля.
Ею меня наградила моя бывшая со-группница по Инязу Нина С., вместе с мужем работавшая переводчиком на строительстве завода в Бхилаи.
«Моя подруга Эля возвращается в Союз и пару дней будет в Дели в ожидании самолета в её Ташкент. Прояви, пожалуйста, к ней внимание, город покажи…», – гласила записка, которую мне и вручила сама неожиданная гостья.
Я постарался «предъявить товар лицом».
В выходной свозил к крепости Красный форт, показал Кутб-Минар, загадочную железную колонну, центр города – широченный Раджпатх с Триумфальной аркой, район парламента, кое-что из старины, заглянули мы и на голосящий и переливающийся красками базар.
Строили прочно и изящно
По пути угощал какой-то не опасной снедью. А в конце дня пригласил в один из лучших в городе ресторанов – Gaylord, расположенный внутри знаменитого кольца Коннот-плейс.
Основанный ещё британцами, он славился тем, как подавалось здесь фирменное блюдо: выждав, когда появится на него несколько заказов, нечто жареное (точно не говядину, обычно - буйволятину) выносили сразу с нескольких сторон. Оно полыхало языками пламени, а для полного эффекта гасили свет и зажигали на потолке мелкие тусклые лампочки, создававшие подобие звёздного небосвода.
Даже музыканты на некоторое время затихали… Рай, да и только.
Всё это окутывали ароматы специй, целые столики с которыми пододвигали к вашему столу. А затем – вновь музыка, танцы, то медленные, то быстрые…
В конце вечера моя гостья «поделилась тайной», как она сказала. Девушке хотелось обрести колоду карт с обнаженными девушками, но ей не с руки было искать такие карты и неудобно общаться на этот предмет с продавцами.
Своё необычное желание новая знакомая несколько неловко объяснила тем, что занимается гимнастикой и ей интересно, какие мышцы развиты у индийских женщин. Такого сорта карты мне приходилось видеть – это были довольно грубые рисунки, выполненные малоталантливыми ремесленниками.
Я не придал значения явно неуклюжему объяснению: желание гостьи – закон, и подобную колоду я ей презентовал, приобретя у уличного торговца, пока Эля отстраненно рассматривала поток автомобилей.
Проводив гостью в её обитель, я подумал, что вряд ли мы пересечёмся вновь, да честно говоря, и желания такого не возникло: общение, скорее, было следствием просьбы Нины, с которой мы входили в единую дружную компанию. Поэтому, когда через некоторое время пришло письмо от Эли, я был приятно удивлён – наверное, благодарит за приём.
Слон, самый большой в Индии
Вообще, в отсутствие телефонной связи прибытие раз в месяц почты становилось почти праздником. С аналогичной, с позволения сказать, частотой уходила и ответная почта «на большую землю».
Одному из приятелей я отчего-то расписывал свою жизнь в стихах, хотя склонности к рифмованию прежде не имел и впоследствии не обрёл. За истечением почти шестидесятилетнего срока давности можно послания и процитировать, благо впоследствии, по возвращении в Москву мне их «для порядка» вернули.
Одно письмо начиналось с меланхолической констатации:
Четыре месяца уже,
Как дам не видел в неглиже…
Затем шло описание обычного дня:
Живу я как?
Живу я так:
Встаю я утром рано
И моюсь я не просто так,
А прямо из-под крана.
Потом иду я в «городок»,
Колонией зовется.
Сажусь за стол.
И вот уже
Грейпфрут мне подается.
Дальше в том же рифмоплётском стиле живописались рабочие часы в офисе. А затем следовало продолжение:
Сижу я пятый месяц в Дели,
Калейдоскопом дни недели,
Недели в месяцы растут,
А я всё тут, всё тут как тут.
Но всё ж, усталости не зная,
То тут, то там подчас бывая,
Я видел белый Тадж-Махал.
О нем, должно быть, ты слыхал.
Еще пытался загорать я
(Как это делают собратья),
Но до предела обгорев,
Я красным стал, как тетере́в.
Ещё я в цирк ходил советский
(Успехом пользовался зверским).
Медведей, тигров выводили,
Потом по проволке ходили.
Далее в непритязательную рифму, но не без обсценной лексики повествовалось, что вместе с циркачами ходил на бесконечно длинный фильм местного производства, и что я, не зная языка хинди его переводил. Толмача спасало множество танцевальных и песенных вкраплений. Хотя и диалогов хватало – но столь незатейливых, что они вполне поддавались «переводу».
«Эх, прокачу!»
Мой рассказ в письме завершался строчками: «Они мне верить не хотели-/ Ведь было первое апреля»…
Последнее требует пояснения.
В те времена в Дели и телевидения-то не было, выбор развлечений был крайне ограничен. И когда с гастролями приехал советский цирк, для работавших тут совграждан это стало громадным событием.
Огромный шатёр, в котором шло представление, был забит до отказа. Индийцам нравилось всё, но особым успехом пользовались дрессированные медведи («настоящие русские медведи!») и две великолепные воздушные гимнастки – прекрасно сложенные белокурые сестры Светлана и Марта Авдеевы, наследницы славы знаменитых сестер Кох.
Местные мужчины, глядя на них, аж подпрыгивали на месте, хлопая им растопыренными ладонями. Ревниво поглядывая на мужей, женщины, позвякивая бесчисленными браслетами, тоже аплодировали, но более сдержанно.
«Вообще-то мы Адамсон, – сказала мне Светлана в антракте, – а “Авдеевы” – наш псевдоним, звучит, вроде, более благозвучно».
Я познакомился со многими артистами, торчал за кулисами, видел, как служители больше всего опасаются медведей, стремительно утаскивая их после выступления на манеже в клетки.
«У тигров хоть реакция заранее видна, а эти такие коварные – вроде смотрят мирно в сторону, а чуть отвернешься – раз тебе по спине своей когтистой лапой», – говорила мне смотрительница.
Вдыхая аромат циркового закулисья, наблюдал систему отношений между бесстрашными и талантливыми обитателями этого удивительного мира, видел, что очень популярны всевозможные подначки и подколы. И я тоже решил принять участие в околоцирковой игре.
В выходные дни показывал артистам Дели, делился тем, что знал об этом экзотическом городе.
Здесь есть на что посмотреть
Как-то с большой группой артистов решили пойти в кино. Шутки ради (в неё были посвящены только две сестры-гимнастки) я стал переводить фильм с неизвестного мне языка хинди на русский.
Поначалу помогали задор и в высшей степени примитивные диалоги, но к концу третьего часа (к нам индийские фильмы попадали в виде двухсерийных) я попросту изнемог и уже не чаял, когда же заиграют традиционный гимн в конце сеанса.
Артисты внимательно слушали, и когда я признался, что на хинди знаю только «здравствуйте», большинство посмеялось вместе со мной. Кое-кто реагировал довольно холодно, в том числе, и иллюзионист. В розыгрышах он привык быть субъектом, но никак не объектом.
Оправданием мне могло служить то, что происходило это, как и сообщалось в моих, с позволения сказать, стансах, действительно первого апреля.
Переводя впечатления в будущие воспоминания
Но после этого лирического отступления вернёмся к письмам из Союза, адресованным сотрудникам ГКЭС и работникам десятков подведомственных строек.
Они где-то накапливались, а затем сотнями и тысячами прибывали в огромных коричневатых крафт-мешках. Я помогал их подтаскивать к порогу таинственной комнаты, за дверями которой священнодействовала специальная сотрудница. Потом конверты выносились в большой зал.
Моё удивление фактом получения письма из Ташкента сменилось недоумением, а затем ошеломлённостью. Вместо благодарности на меня посыпались упрёки: как я посмел подложить в её багаж эту мерзость – колоду карт с грязными рисунками? Ведь тем самым я бросил тень на её доброе имя, навлёк неприятности, заставил что-то объяснять и оправдываться!..
Только позднее я сообразил, что всё это писалось не для меня, а для тех, кто читал эти замечательные строки до, а возможно, и после заклеивания конверта.
Спустя годы я встретил Элю, все такую же улыбчивую, в московской квартире Нины С.
Она уже готовилась к защите диссертации, но из Ташкента привезла дублёнки на продажу, одну из которых и попыталась мне сбыть.
«Ты пойми, мне тогда пришлось так написать, – сказала она, – а то после того, как у меня на таможне нашли эту проклятую колоду, мне грозили большие неприятности…»
То, что неприятности после её письма могли возникнуть у меня, её не касалось…
Я смотрю на пару индийских кружек, которые только теперь заставили вспомнить эту историю, вносящую свой мазок в картину тогдашней жизни.
Но ведь куда лучше подумать о всепроникающих ароматах индийских специй, о ливнях, когда спустя полчаса солнце высушивало воду с тротуаров и поднимало её в виде крошечных капель на уровень твоего лица, о круговерти, гаме и толчее здешних базаров, о всевозможной экзотике, в первую чередь – зодческой.
Крепостей и цитаделей тут в избытке
Или о свадьбе, на которую меня пригласил шапочно знакомый индиец по фамилии Сикка. Как я потом понял, для придания действу некоторой экзотичности – я был там единственным европейцем.
Отведённую мне роль своеобразного «свадебного генерала» я ощутил, когда вопреки всем канонам получил разрешение вручить московский подарок непосредственно невесте.
Дело в том, что молодую никому нельзя до поры до времени видеть, тем более представителю сильного пола. Меня же Сикка, по-моему, дядя невесты, сопроводил в её комнату, заставленную коробками и картонками с презентами. Среди них, в окружении нескольких весёлых и любознательных подружек располагалась миловидная, но подчеркнуто застенчивая героиня дня.
Сильно подведённые глаза, тени на опущенных веках, золотое кольцо вокруг левой ноздри, крупный бриллиант над этой же ноздрей, красное с золотом сари, поблескивающее ещё и камнями, богато расшитая головная накидка, свисающее из-под неё на лоб круглое золотое, с яркими камнями украшение, тяжёлые посверкивающие серьги, золотые браслеты на запястьях и расписанные с помощью хны кисти рук – вот что бросилось в глаза, пока я презентовал большую матрёшку и одновременно излагал цветистые пожелания.
Когда речь дошла до пожелания иметь множество детей, я проиллюстрировал это содержимым матрёшки. Невеста в первый раз подняла на меня глаза, робко улыбнулась и даже, наверное, слегка зарделась – если бы румянец мог проступить сквозь киноварные румяна.
Юные индийцы
Потом мы с моим знакомым вышли на узкую улицу, в конце которой через некоторое время показалась процессия во главе с женихом. Она двигалась нарочито медленно, чтобы усилить напряжённое ожидание всех присутствующих. И спустя добрый час преодолела весьма скромное расстояние.
Жених, смуглолицый красавец в свадебном тюрбане, в шервани – расшитом белом одеянии, напоминающем удлинённый пиджак, и узких штанах-чуридарах, восседал на белой лошади.
Как пояснил мне Сикка, это должна быть именно кобыла, а не конь, что призвано символизировать будущее доминирование мужа в создающейся ячейке индийского общества.
Индийская свадьба
Затем в просторном временном шатре за бесконечно длинным столом была праздничная трапеза – в два приёма, сначала «партия невесты», потом «партия жениха». Мне как почетному гостю, а, возможно, просто из жалости («эти европейцы даже не умеют есть рис руками») была выдана суповая ложка.
Вегетарианская еда, естественно, в отсутствие спиртного и, соответственно, тостов была, скорее, обильной, чем вкусной. Свадебная церемония сулила еще несколько этапов, и я под благовидным предлогом («надо подготовить материалы для завтрашних переговоров») поблагодарил мистера Сикку…
Мне ведь ещё предстояло послушать традиционный ночной концерт.
В ожидании «концерта»
Эти невероятные концерты я слушал перед сном, выйдя на балкон подышать посвежевшим воздухом. Балкон упирался в полную тьму огромного пустыря. Её прорезали лишь крохотные огоньки – глаза устроителей этих концертов.
По звуку я мог воображать разгул пьяной компании, группу весельчаков, хохочущих над анекдотом, какие-то эротические сценки, смертельную схватку двух врагов… Дьявольский хохот, завывания, выкрики, стенания, какое-то рычание – все это испускали хозяева пустыря, огромная стая шакалов.
Отчего-то меня успокаивало это невидимое музыкальное представление, и я легко после этого засыпал. Хотя…
В редкий, к счастью, сон перешел небольшой – и короткий – ужас, испытанный мной на узкой улочке старого Дели.
Уже начало смеркаться, когда для сокращения пути к центру я решил пройти новым маршрутом. Затрапезного вида двухэтажные дома обрамляли абсолютно безлюдную улочку.
Я достиг уже примерно её середины, когда на другом конце в ней что-то заколыхалось наподобие надвигающейся волны. И вот уже эта серая волна запрудила весь этот проулок, надвигаясь быстро и неотступно. Наконец по характерным звукам я определил, что это огромное стадо свиней. Через минуту я уже видел эту монолитную, стремительно накатывающуюся живую волну из низкорослых серых свиней, готовую смести всё на своем пути.
Воображение мгновенно нарисовало мою перспективу. Позорно бежать назад? Нет, не уйти от повизгивающей лавины. Рваться в дом? Окна все тёмные, да и дверей что-то не видно. Я инстинктивно сделал шаг-другой навстречу.
И тут, словно по какому-то волшебству, чуть впереди слева от меня обнаружилась прилепленная к дому каменная приступка, точнее огрызок лестницы из трех ступенек. С невероятной прытью я взлетел на верхнюю. И в следующие минуты мог сверху, словно принимающий фантастический парад полководец, наблюдать несущийся у моих ног похрюкивающий серый вал.
Сколько было тут этой живности, трудно представить. Знали об этом только два худощавых свинопаса, сзади гнавших стадо. Поравнявшись со мной, один из них бросил на меня удивленный взгляд: сааб, в таком районе, стоит к тому же на непонятной ступеньке…
Только потом, поблагодарив небеса за чудесное спасение, я увидел, что каменные ступеньки не ведут никуда – просто пристроены к глухой стене.
Я до сих пор, хотя всё реже и реже, вижу этот кошмар во сне. Он заставляет проснуться, и чтобы вновь забыться, но не менять «тематики», я вспоминаю что-то симпатичное из недолгой жизни в Индии.
Любое воспоминание будет более приятным.
Например, объяснение, отчего я не привез популярный тогда у нас индийский сувенир: предтечу пылесоса в виде палки с укрепленным на верхней её части многослойным пучком ярких петушиных перьев, чем легко и безопасно для мебели и предметов домашней обстановки смахивали пыль.
…А маску привезти удалось
В последний свободный день перед отъездом я купил два таких «пылесборника», положив их в тогда же приобретённый синий чемодан из мягкого пластика.
У меня ещё было запланировано отправить посылку на мой московский адрес с купленными книжками на английском. Я её тщательно запаковал и запечатал многочисленными скобками степлера. (После приезда я её получу, вскрытую и без нескольких безобидных книг известных авторов).
Ещё решил зайти в парикмахерскую. Свой чемодан с «петухами» поставил в стороне. Потом, заглянув в него, увидел, что один «петух» исчез – видимо, во время мытья головы.
А ещё запланировал заказать лёгкий костюм: после снятия мерки он будет готов через два часа. Чемодан оставил в ателье, где через означенное время обрёл прекрасно сидящую серебристо-серую пару.
Чуть позже обнаружил исчезновение и второго «пылесборника».
Хорошо еще, пустой чемодан не пропал, подумалось мне. А сведущие люди объяснили: кое-кто в Индии считает, что «взять» нечто с петушиными перьями вовсе не грех, это может сулить удачу…
Ну и хорошо, если с моей помощью удачу обрели парикмахер и портной. Они оба хорошо сделали свою работу.
Прощай, Индия! Ты навсегда останешься со мной
Владимир Житомирский
