Степь на кончике языка. Часть I
Тиыны памяти. Часть II
Ступнями в песке. Часть III
Имена на тыквах. Часть IV
У меня не было первого сентября. В конце августа баба повезла брата к родителям в Междуреченск и взяла меня с собой.
Вероятно, там мы по какой-то причине задержались, поэтому на торжественную линейку я не попала. Сколько бы я ни стучалась в собственную память, вытащить на свет подробности той поездки так и не смогла. Только дорогу и несколько пропахших бензином автобусов, которые мы сменили, чтобы добраться до тети с дядей.
Моей первой школой была гимназия. Странно, что в Шульбинске, в этом маленьком мирке, похожем на коробку с небрежно закинутыми внутрь кирпичиками лего, в котором от силы насчитывалось тысячи три населения, откуда-то взялась гимназия.
Я училась в первую смену, уроки начинались с восьми утра. Гимназия находилась во дворе нашего четырнадцатого дома, поэтому я выходила в 7.50, преодолевала игровую площадку во дворе и ровно к началу занятий уже сидела за партой.
Гимназия была большой, с огромным вестибюлем, упирающимся в столовую, и с обеих сторон переходящим в лестницы. По всему периметру школы был разбит сад. Тополя, карагачи, клены и яблони вонзались в землю побеленными почти до середины стволами, словно тоже надели школьную форму и, услышав школьный звонок, ждали, когда учитель войдет в класс и разрешит опуститься на место. Между деревьев прижились кусты шиповника, ландыши, одуванчики, чертополох, календула. Когда дул ветер, кроны деревьев шевелились, а лепестки цветов дрожали. Казалось, что сад дышит. Настоящий оазис посреди бетона и песка.
Мы пробирались сюда поиграть после школы, закопать «секретики», залезали на деревья, а если находили какой-то особо размашистый куст, то он становился нашим тайным местом, прячущим нас от всего мира своими тянущимися к земле ветками.
Мою первую учительницу звали Вера Георгиевна. В нашем классе, за доской, у нее было что-то типа подсобки. Там она хранила все учебные раздаточные материалы, и их было так много, что полки были забиты ими сверху донизу. Меня впечатляло это изобилие, но больше — особая укромность этого места. Нам разрешалось туда заходить. Подсобка давала ощущение безопасности, укрытия, комфорта, граничащее с трепетом от понимания, сколько интересного и неизведанного она хранит на своих стеллажах.
Я мечтала стать учительницей, чтобы и у меня было такое же пространство, куда я по крупицам, по песчиночкам буду сносить все, что мне кажется увлекательным, интригующим и важным: фантики, игрушки, камешки, монетки, вырезки из журналов и газет.
Вместо дневников у нас были разрезанные пополам школьные тетради, разлинованные под каждый предмет, домашнее задание и оценку. Из всех предметов, которые мы проходили, я помню только три: риторику, английский и физкультуру.
Таких уроков по физкультуре я не встречала больше нигде. Они были по-настоящему детские, именно такие, какими должны быть у шести-семилетних ребят. Без пионербола, волейбола, баскетбола и ведения мяча. Мы играли в игры, названия которых я не помню. Помню только, как они были устроены. Например, мы делились поровну на «рыбаков» и «рыбок». «Рыбаки», взявшись за руки, образовывали сеть и бежали на «рыбок». «Рыбкам», разумеется, нужно было сделать все, чтобы не попасться в сеть. И у тех, и у других просыпался азарт. Мы носились по спортзалу, ликуя, если удавалось поймать «рыбку» или, наоборот, увернуться от «рыбаков». Абсолютное счастье.
Чтение и письмо давались мне легко. Я была тем самым ребенком, кто возглавлял иерархию чтецов на скорость. Я научилась читать в три года. Почти тогда же освоила и письмо — переписывала в тетрадь стихотворения и рассказы Пришвина. Получалось не очень аккуратно, но позволило мне проще справляться с прописями, чем другим детям, которые до первого сентября и ручку-то в руках никогда не держали. Аккуратности я училась уже в школе. Высунув язык, я старательно выводила по линеечкам большие и маленькие буквы. Больше всего я любила прописные. Каждая была уникальна, со своим характером. Р похожа на элегантный зонтик, Д — на пузатого барина, Ф — на выпучившую глаза змею перед атакой. Я думала, что если учеба в дальнейшем окажется такой же занимательной, то хотя бы ради этого стоит окончить школу.
Когда было тепло, я делала домашку на балконе. Ветер переворачивал листы тетради, отвлекая от количества яблок, которые Петя отдал Ване, но мне нравилось с высоты нашего четвертого этажа время от времени любоваться Иртышом, бором и горизонтом, отделяющим небо от земли. Словно я Старец Фура из «Форт Боярда», рядом со мной — книга тайн, а чтобы до меня добраться, нужно долго шагать вверх.
Анастасия Никитина
Изображение: Freepik
