Степь на кончике языка. Часть I
Тиыны памяти. Часть II
Ступнями в песке. Часть III
Имена на тыквах. Часть IV
Маленький старец Фура. Часть V
С того лета 1997 года в Баженово и первых школьных лет моя память перестала размазываться, как крем по коржу. Из дискретной она постепенно превращалась в непрерывную и последовательную, словно пережила шторм и наконец дождалась штиля. Проще говоря, моя память взрослела вместе со мной.
Впрочем, я не знаю ни одного человека, который мог бы с точностью, по словам воспроизвести диалог хотя бы получасовой давности, не говоря уже о разговорах, произошедших днем ранее или десять лет назад. Память так устроена: вытесняет лишнее, чтобы осталось место для важного. По крайней мере у моей памяти ноги перестали заплетаться, когда мне исполнилось шесть. Как будто ей провели «тұсау кесер»1, и она шаг за шагом стала обретать твердую почву под ногами. Если я и помню что-то смутно, то скорее всего либо оно не имело ко мне никакого отношения, либо имело, но опосредованно. Например, имена маминых подруг и где они работали, промелькнувшее на указателе название богом забытого села, цвет и марка соседского автомобиля. Так или иначе, сейчас вспоминать то время я могу без посторонней помощи.
У нас появился свой собственный видик и новый телевизор Daewoo. Это все еще было время, когда обменивались видеокассетами. Если отец или мама шли к кому-то в гости, чаще всего они возвращались с одной, а если повезет, то и с несколькими кассетами. Я отчетливо помню образ: VHS обхвачены ладонью и прижаты к боку, чтобы не уронить это сокровище и не дать видеокассетам выскользнуть из коробки. Затаив дыхание, я смотрела, как Нандо Паррадо вместе с товарищем преодолевают долину, чтобы выйти на людей и спасти других выживших2, и как Зевс на Олимпе переставляет глиняные фигурки героев фильма, пока Персей и Пегас пытаются победить Калибоса и Кракена3.
***
Двор двадцать первого дома любили все дети Шульбинска. Там находилось больше всего качелей, каруселей, турников и лазов. Это был единственный двор, в котором были качели-диванчик. Они редко бывали свободны, от того радость занять их и, оттолкнувшись ногами, взмыть ввысь, была физически ощутимой.
Зимой в том дворе заливали маленький каток, и снова всех детей поселка тянуло туда, как магнитом. Там я научилась кататься на коньках. Сейчас это навык утерян, но тогда, в конце девяностых, я ловко маневрировала по тому самодельному катку, перенося центр тяжести с левой ноги на правую и наоборот, представляя, что я профессиональный спортсмен, а фигурное катание — вообще-то плевое дело. Я научилась тормозить зубцом, и смотрела, как ребристый носочек лезвия вспарывает мутную поверхность льда, как настоящий ледоход — торосы в океане.
Мне купили детские мини-лыжи. Они были ярко-синего цвета, пластмассовые, размером чуть больше стопы, крепились на резинках, и когда я их надевала, то становилась похожа на пингвина. Этот спортинвентарь я любила почти так же, как Кейн любил «Бутон розы»4. Лыжи обещали безопасность, и коньки мне стали больше неинтересны. Я каталась на своих лыжах на всех более-менее уплотненных, стоптанных и раскатанных до меня поверхностях, мельтеша синим пятном во дворе и за его пределами.
***
Отец хорошо рисовал. Я просила его срисовывать мне картинки из детской книжки. Больше всего мне нравилось не сколько потом их раскрашивать, сколько обводить очертания персонажей жирным карандашом. Я оживляла их, определяла им точные рамки, из плоских переводила в объемные, узаконивая их жизнь в нашем мире. И вот уже «Робин Бобин Барабек кушал сорок человек» не только в моей книжке, но и у меня за столом.
У нас была политическая карта мира. Старая, скорее всего советская, с оторванным клочком где-то в районе Антарктиды. Не знаю, где отец ее взял. Может, достал из шляпы, как волшебник. Я разглядывала ее часами, пытаясь запомнить местоположение государств и их столицы — от Канады до Королевства Тонга. И надо сказать, я в этом преуспела. На той карте были еще Советский Союз и Заир, но больше всего мне запомнилось, что Югославия была сиреневого цвета.
1 Тұсау кесу (тұсаукесер) – казахский обряд «перерезания пут». Годовалому ребенку перевязывают ноги трехцветным жгутиком в форме восьмерки, а затем жгутик перерезают и ведут ребенка под ручки по специальному полотну, произнося напутственные слова. Обряд помогает ребенку «встать на ноги» и смело шагать по жизни.
2 Фильм «Выжить» (1992) об авиакатастрофе в Андах в 1972 году.
3 Фильм «Битва титанов» (1981).
4 Фильм «Гражданин Кейн» (1941). «Бутон розы» - любимые салазки главного героя.
Анастасия Никитина
Изображение: Unsplash
