Читать Часть 1: Память о генералиссимусе в швейцарских Альпах
Читать Часть 2: Схватка за памятник великому полководцу
Читать Часть 3: Он подарил Москве Олимпиаду
Читать Часть 4: Фальц-Фейны и венценосцы
Читать Часть 5: По стопам Джакомо Казановы
Во время нашей последней встречи, когда мы навестили его с моей женой Ольгой на вилле «Аскания-Нова» в столице Лихтенштейна Вадуце, Эдуард Александрович вновь был совершенно один.
Накануне я позвонил ему из Цюриха, где мы остановились, получил приглашение на завтра. Захватив три моих последних книжки, отправились в соседнюю страну.
Добирались мы до княжества, можно сказать, на перекладных. Трамвай, поезд, затем пересадка в приграничном городке Зарганс на автобус, который нас и привезет в центр столицы княжества – Вадуца. По дороге мы успеем полюбоваться и заснеженными пиками, и несколькими довольно сурового вида лихтенштейнскими замками на скалах.
Находим открытый, к счастью, вопреки воскресному дню цветочный магазин и, зная любовь барона к цветам, покупаем самую высокую белую орхидею в горшке. Но тут выясняется, что, хотя адрес его виллы «Аскания-Нова» значится по центральной улице, сама эта обитель прилепилась на боку огромной скалы, куда пешком решили добраться, похоже, мы первые. К тому же точного маршрута никто нам сказать не мог по случаю выходного дня.
Орхидея для барона
И я со своим довольно плотным рюкзачком, и Ольга с огромной орхидеей в горшке, уподобившись суворовским гренадерам, тащились вверх и вверх, только у тех сил было побольше. Беда в том, что серпантины ветвились в разные стороны и порой упирались в неприступные частные владения. Так что приходилось возвращаться на прежнее место и выбирать новый маршрут.
Встреченный турист на полном серьёзе посоветовал дойти до замка князя, нависавшего над городом с самой вершины скалы, поверх мелких облачков, и уже оттуда спуститься вниз к дому барона. Совет сколь неожиданный, столь и трудновыполнимый, учитывая и степень усталости, и необходимость поспеть к назначенным двенадцати часам. С отчаяния позвонил в звонок на воротах очередной виллы, и вышедшая из её недр недовольная хозяйка указала нам путь по одной из лент серпантина.
Вид из окна виллы на замок князя
Барон дистанционно открыл нам металлическую калитку своей виллы «Аскания-Нова», названной, как уже говорилось, в честь заповедника, основанного в Малороссии его дядей Фридрихом Фальц-Фейном. Но дальше выяснилось, что найти его в доме оказалось затруднительно. Он уже не один год прикован к постели – отказали ноги. Мы были поражены, что в огромном здании, стен которого не видно из-за огромного числа картин (тех самых, завещанных Русскому музею), никого не было, никаких мамок-нянек.
Тыркались во все двери на разных этажах – то столовая, то каминный зал, то кухня, пока не нашли искомую. Он лежал в загончике… неспособный даже повернуться. Прежде наполненный энергией, стремительный – и на горных серпантинах, по которым он мчался со скоростью 250 километров в час, и в жизни при принятии решений («Baron Quick»!), теперь он выглядел недужным и совершенно беспомощным. Уже несколько лет как отказали ноги. Для меня контраст с прежним бароном был серьёзным потрясением.
«Я теперь очень редко кого принимаю, – сказал он своим высоким голосом, – только старых друзей и давних знакомых. Вы, Житомирский, в их числе. Вот разбил свою любимую чашку», – указал он лёгким движением исхудавшей кисти на пол.
Ольга собрала голубые черепки, а я стал развлекать его давними воспоминаниями о наших встречах. В том числе о первой, подле Чёртова моста, состоявшейся ровно двадцать лет назад. Он оживился, тоже стал рассказывать.
«Эта вилла видела многих знаменитостей, – вспоминал он, – здесь были королева Елизавета со своим супругом Филипом, голландский король, мой друг Ширак, Примаков ночевал, когда был министром иностранных дел, премьер Черномырдин вручал мне здесь орден... Кстати, у меня есть прямой номер телефона вашего президента, могу ему позвонить, если что...».
Добавлю, что впоследствии он был удостоен ещё множества высоких наград – российских и украинских.
Фальц-Фейн принимает у себя Евгения Примакова
«Некоторые меня спрашивают: зачем, мол, я все это делал для России, мог бы преспокойно жить себе припеваючи… Я в таких случаях отвечаю: «России принадлежит моё сердце. Это родина моя», – произносит он ключевые слова. Потом возвращается к памятной для себя встрече с фюрером, о чём я уже упоминал, и восклицает: «Это каким дураком надо было быть, чтобы напасть на Россию!».
Мы ещё долго обменивались какими-то общими воспоминаниями.
Расспрашивал он и о том, что происходит в России и на Украине («а то из телевизионных передач понять ничего невозможно…»). Спросил, в какое время будет транслироваться пасхальная служба из Москвы – он первый православный в роду лютеран Фальц-Фейнов.
Когда я ему презентую захваченные мои книжки и вслух прочту авторские посвящения на каждой, он поблагодарит и скажет, что непременно их почитает.
«Вы сами читаете, Эдуард Александрович?» – вырвется у меня не слишком вежливый вопрос.
«Читаю, не только телевизор смотрю», – спокойно ответит он.
Мне показалось, что он устаёт, и я спросил разрешения его покинуть.
«Нет-нет, девушка, которая мне помогает, придёт ещё через полчаса, и перед её приходом я вас выпровожу. Давайте, Владимир, лучше сфотографируемся».
Я был немного удивлён этим его желанием – в подобном виде, со снятыми зубными протезами далеко не всякий хотел бы быть запечатлённым. Во время краткой «фотосессии» он повернул к объективу мои книжки обложками – сам был когда-то фотожурналистом.
Фотосессия – по предложению барона
Мы ещё поговорили, рассмотрели многочисленные фото в рамках: его – блистательного красавца, его матушки, вместе с погибшим в пути его отцом вывезшей его с сестрой в 1917 году в Европу, знаменитого дяди...
«А вот на той картине изображены мы с сестрой, когда были детьми», – указал он на полотно, написанное, как выяснилось, его прославленным дедом, генералом Епанчиным.
Юного Эди с сестрой запечатлел на холсте дедушка – генерал Епанчин
Не с руки было спрашивать, отчего он лежит один, без постоянного ухода, лишь на непродолжительное время его посещает сиделка. Не бедный ведь человек, да и дочь наличествует, замужем за процветающим скульптором...
Четырёхлетний Эди на прирученном олене. 1916
«Мне пошёл 105-й год. Как вы думаете, сколько я ещё проживу?» – спросил он неожиданно. Я сказал, что одному всевышнему это известно и рассказал о восточном божке, который хранился у нас дома.
…У отца была изящная старинная вещица размером с коробок спичек. Это была медная коробочка с откидывающейся в левую сторону крышкой. Если поставить её вертикально, то основание было плоским, а верх закруглённым. Изнутри она была обтянута выцветшей красной материей. В середине, словно в коконе, лежал в лунке медный божок.
На внешней стороне крышки коробочки была выбита вертикаль иероглифов. Отец рассказывал мне в детстве, что один учёный-востоковед надпись эту перевёл. По-русски это звучало так: «Обладатель сего будет жить до самой смерти». Только много позднее я понял смысл этой восточной мудрости...
Главное, заключил я в разговоре с бароном, что он продолжает жить, сохранил память, интерес к окружающим событиям...
Он ведь не оторван от действительности – читает, смотрит телевизор, специально установив спутниковую антенну для приёма российских каналов, отвечает по мобильнику на телефонные звонки, просматривает почту, изредка принимает давних знакомых.
Весьма наблюдателен – в какой-то момент, обращаясь к Ольге, заметил, кивая на меня: «Да он у вас слышит плоховато». Что, к сожалению, соответствовало истине.
Да и чувство юмора, как оказалось, барон не утратил: напоследок, узнав, что мы с Ольгой вместе с начала 70-х, с лёгкой улыбкой поинтересовался: «И вы ещё не поубивали друг друга?» Затем, протянув Ольге ветшающую руку, уже серьёзно произнес: «Берегите его...»
Напоследок произнес важные слова:
«Вы знаете, Владимир, теперь, размышляя, а времени у меня для этого предостаточно, – здесь он чуть улыбнулся, – я пришёл к выводу, что прожил чудесную жизнь. Занимался тем, что нравилось. Старался всегда вести себя с людьми в рамках приличий, чему меня ещё обучила мама. Стремился при этом приносить пользу – и тем, кто рядом, и конечно же, моей любимой России... А сейчас всё чаще мыслями обращаюсь к моему безоблачному детству в райском месте – заповеднике «Аскания-Нова»…
По некоторому размышлению, учитывая, что при всей своей иммобильности даже для сиделки он выделяет строго ограниченное время, я и пришёл к выводу о возможной фобии, о которой упоминал выше. Есть даже научное название для подобного – антропофобия. Назовём это более красиво: стремление к полной независимости от других, что будет, наверное, ближе к истине. Многолетняя привычка полагаться на собственные силы, ни от кого не зависеть и ни у кого не одалживаться.
Но как бы такое ни назвать, устоявшаяся привычка привела к трагедии. В 2018 году на вилле «Аскания-Нова» случился пожар. Примчавшиеся на гору пожарные застали уже бездыханное тело: барон Фальц-Фейн скончался от угарного газа. Ему шёл 107-й год.
Похоже, я был последним журналистом, с которым он беседовал. Во всяком случае, в последующем новых интервью с ним я не встречал.
Автограф на память
…Однажды за воскресным завтраком раздался телефонный звонок.
– Вы уже попили кофе? – прозвучал высокий знакомый голос. – Это барон Фальц-Фейн говорит.
– Да вы ясновидящий, Эдуард Александрович. Ещё из-за стола встать не успели.
– Вы тоже сейчас себя почувствуете ясновидящим, Владимир. Вы ведь понимаете, почему я звоню?
– Могу предположить…
– Правильно. Вот видите… Конечно же, хочу поблагодарить за присланные статьи обо мне – в журнале и в газете.
– Ничего неожиданного для себя не обнаружили?
– Нет, всё, как мы говорили. Журналистских фантазий не обнаружил, – проговорил он со смехом.
– А чем сейчас озабочены, Эдуард Александрович?
– Да вот нашёл в Канаде одного коллекционера военной формы. У него несколько мундиров пажей есть, хочу их заполучить для музея петербургского Суворовского училища – дедушку своего порадовать. Вы ведь помните, что он директором был Пажеского корпуса, теперь превращенного в это училище. Веду переговоры с этим деятелем.
– А в Москву не собираетесь?
– Как же мне без вас. Обязательно. Привезу кое-что для Фонда культуры. Остановлюсь в моём любимом «Метрополе».
– Значит, увидимся…
– До новой встречи, Владимир…
Очень жаль, что никогда больше не раздастся за утренним завтраком такой звонок.
Владимир Житомирский
