Читать Часть 1. Рюрик или Рёрик?
Читать Часть 2. Неудачное сватовство. Даже два
Читать Часть 3. Земледельцы, учёные, зодчие…
Читать Часть 4. Шпионское задание от Родена?
Читать Часть 5. Кремлёвский проект братьев Бутеноп
Читать Часть 6. Двойной подвиг Витуса Беринга
Великий мореплаватель Витус Беринг, о котором рассказывалось в предыдущей главке, был далеко не единственным датским мореходом, связавшим свою судьбу с Россией.
Надежным помощником Беринга в Первой камчатской экспедиции был его соотечественник Мартын Шпанберг.
Беринг был хорошо знаком с этим моряком. И, пригласив соотечественника для участия в сложнейшей экспедиции, старался держать его под рукой, зная, что на того можно положиться.
Выходец из деревушки под городом Эсьберг, в 1721 году 23-летний Шпанберг (обрётший отчество «Петрович») был принят в качестве поручика на службу в русском флоте. К началу Первой камчатской Шпанберг успел немало поплавать на российских судах.
В частности, в 1724 году в качестве капитана пакетбота он открыл грузопассажирское сообщение между немецким городом Любеком и Кронштадтом.
Теперь, возглавив на важнейшем, занявшим несколько лет подготовительном этапе один из отрядов экспедиции, он был повышен до чина капитан-лейтенанта. После выхода в море «Святого Гавриила» исправно нёс службу, разделяя все тяготы похода.
Вклад моряка в выполнение задач, поставленных покойным Петром I, был отмечен новым повышением в звании: по возвращении в Петербург он в 1730 году становится капитаном третьего ранга. Пиком же его морской карьеры надо считать участие во Второй камчатской экспедиции Витуса Беринга.
Мартын Шпанберг
Шпанбергу было доверено возглавить отряд, которому предписывалось обеспечить «изыскание пути до Японии». Об этом походе, ставшем важной составляющей всей экспедиции, рассказал журнал «Япония сегодня». Как подчёркивается в публикации, российским морякам сенатским указом одновременно поручалось «своею дружбою перемогать застарелую азиатскую нелюдимость».
Добравшись до порта Охотск в 1734 году, Мартын Шпанберг организовал строительство бригантины «Архангел Михаил» и трехмачтового шлюпа «Надежда», а затем восстановительный ремонт бота «Святой Гавриил».
На рисунке Мартына Шпаберга запечатлены суда, построенные на охотских верфях
Только спустя четыре года отряд смог выйти в море.
Бригантиной в качестве флагманского корабля командовал сам Шпанберг. Не зная точного расстояния до Японии, он взял недостаточное количество припасов, и экспедиции с полпути пришлось вернуться в камчатский порт Большерецк. Но плавание всё же принесло результаты: на карту было нанесено множество новых островов.
В следующем году, уже на четырех судах и с более солидным запасом провизии Шпанберг со своими людьми вновь берёт курс на Японские острова. В июне русские корабли подошли к берегам японского острова Хонсю.
На флагманский корабль, бросивший якорь в бухте Тасирохама, прибыл представитель местного правителя. Встреча носила исторический характер: впервые россияне общались с японским официальным лицом.
Чиновника провели по бригантине, однако языковой барьер преодолеть не удалось. Помогла карта: Шпанберг показал путь, проделанный им из Петербурга, а гость указал месторасположение бухты, тем самым подтвердив, что суда достигли Японии.
Однако из жестикуляции чиновника русские моряки поняли, что он настоятельно предлагает им отправиться подальше от японских берегов. Уже столетие Япония придерживалась политики самоизоляции, и контакты с иностранцами строго карались.
Шпанберг последовал рекомендации японца и возвратился в Большерецк.
И всё-таки русским морякам удалось впервые ступить на японскую землю. Входивший в отряд Шпанберга бот «Святой Гавриил» под командованием Вилима Вальтона, ещё прежде в густом тумане потерявший основную группу и двигавшийся самостоятельно, также достиг японских берегов, но только несколько южнее.
В отсутствие своего командира капитан на свой страх и риск отправил в прибрежную деревню восьмерых моряков, наказав привезти питьевую воду, но не забыть внимательно осмотреть поселение.
Журнал «Япония сегодня» помещает отрывки из дневника одного из русских моряков. Тот, в частности пишет:
«Строение во оной слободе деревянное и каменное… Жители имеют в домах чистоту и цветники в фарфоровых чашках… Скота имеют у себя коров и лошадей, тако ж и куриц. А хлеба, по-видимому, кроме рису и гороха, у них нет».
Маршруты плавания судов отряда Шпанберга к Курильским островам и берегам Японии (1738, 1739)
Несмотря на то, что на борт «Святого Гавриила» также поднялся японский чиновник, потребовавший удалиться из японских вод, Вальтон двинулся вдоль береговой линии на юг. Под предлогом пополнения запаса пресной воды он организовал ещё одну короткую высадку в заливе Симода. И лишь после этого вернулся на Камчатку, присоединившись к основной группе судов.
Относительно недавно там, где русские моряки летом 1739 года дивились «цветникам в фарфоровых чашках», был установлен памятный знак, возвещающий, что это – «место первой в истории высадки русских на берега Японии».
В 1988 году на южнокурильском острове Кунашир в честь 250-летия их открытия экспедицией Шпанберга была устроена костюмированная реконструкция важнейшего исторического события.
Русская экспедиция высаживается на Кунашир. Историческая реконструкция
(Фото: Калининград. Инсайт)
Тогда, четверть тысячелетия назад сюда подошла бригантина «Архангел Михаил» с командой из 63 человек под командованием Мартына Петровича. Они были весьма дружелюбно встречены местными жителями – айнами.
Мартын Шпанберг и его спутники на Курилах. Реконструкция 1988 года
По мере продвижения вдоль гряды Шпанберг наносил на карту всё новые острова из Курильской группы. Благодаря ему, а также отделившемуся от него и дошедшему до острова Хоккайдо Вальтону на шлюпе «Надежда», на карте появилось около трёх десятков Курильских островов.
Между тем дальнейшая судьба самого Шпанберга не была безоблачной. Несмотря на привезенные им в Петербург отчёты и составленные карты, завистники ставили под сомнение сам факт достижения его отрядом японских берегов. Беда в том, что в отсутствие перевода мореплаватель не смог предъявить запись бесед с японскими чиновниками.
И это несмотря на записки Шпанберга о пребывании его моряков на японской земле. Из них следовало: ни о какой враждебности местного населения, никогда не видевшего иноземцев, речи не было. Наоборот. Шло нормальное общение. Традиционные русские товары обменивались на пшено, овощи, фрукты, ткани, табак, пресной водой были наполнены все бочки.
Подтверждением пребывания россиян на японской земле мог бы служить и изданный сразу же после их отбытия специальный указ японского правительства «о защите морского побережья» – во избежание повторения подобных заходов иностранных судов.
В 1742 году Шпанбергу удалось добиться разрешения на новую экспедицию в Японию. Однако судно получило пробоину, и мореходу пришлось вернуться назад. Это дало новые козыри его недоброжелателям: было объявлено, что в столицу он возвратился «самовольно», не выполнив предписанного, за что его даже на три месяца разжаловали до поручика.
Впоследствии Мартын Петрович сумел восстановить своё доброе имя, и ему было присвоено звание капитана первого ранга.
Вплоть до своей кончины в 1761 году он служил на флоте – на Белом море и Балтике.
Имя Шпанберга многократно увековечено на морских картах. Его, в частности, носит пролив между островом Полонского и островом Шикотан, мыс на японском острове Хоккайдо, мыс в Анадырском заливе, острова в Карском море, один из Курильских островов и сопка на Сахалине.
И всё же Беринг и Шпанберг были не первыми датскими моряками, состоявшими на русской службе. Задолго до них, ещё в XVI веке, для выполнения весьма специфических задач был привлечен мореход Карстен (по другим данным, Кирстен) Роде.
Уроженец входившей тогда в состав датского королевства Голштинии, он снискал славу как удачливый пират, пребывавший под покровительством датского короля Фредерика II. Было известно, что он не стеснён моральными рамками и в равной мере решителен, жесток и охоч до наживы.
Раздраженный разбойными нападениями на русские торговые суда на Балтике, царь Иван Грозный решил воспользоваться тем же оружием для утверждения российского доминирования на морских торговых путях.
Иван Грозный
Выбор его пал на Роде, который после обсуждения предложенных условий дал согласие поставить свой «весёлый Роджер» на службу московскому царю. Ему подошло предложение оставлять себе десятую часть захваченного, а остальное вместе с судами продавать русским представителям в порту Нарва.
По другим источникам, как раз десятую часть добычи он обязался отдавать русским вкупе с лишь одним из трёх пленённых кораблей.
Во всяком случае, по свидетельству архивиста В. Ярхо, от имени самого Ивана Васильевича ему была выдана грамота, где «Кирстену Роде со товарищи» поручалось «преследовать огнём и мечом в портах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто станет приводить к ним либо выводить от них товары или припасы».
Личный пират царя Карстен Роде
Речь шла о прямом пиратстве, или, как было принято выражаться, каперстве. Причём, осенённом государством, что по меркам тех времён не было в диковинку.
Иван Васильевич приказывал воеводам в русских портовых городах «держать того немчина-корабельщика и его товарищей в большом бережении и чести, помогая им чем нужно». А в случае их пленения – любым способом вызволить из неволи.
Сам корсар получил от московского царя почётное звание «наказного капитана».
Добавим, что с Данией Россия тогда пребывала в состоянии альянса, который подкреплялся враждебными отношениями обеих стран со Швецией. Возможности для подготовки к выходу на «большую дорогу» предоставил корсару тогдашний союзник московского царя – брат датского короля герцог Магнус, правившей Курляндией и островом Эзель (ныне эстонский остров Сааремаа).
На средства, полученные от Ивана Грозного, и при прямой поддержке Магнуса, передавшего в распоряжение Роде небольшое судно – пинку, он смог на Эзеле, в порту Аренсбург, превратить его в настоящий капер – неплохо вооруженное пиратское судно. Здесь же он и навербовал экипаж, в который вошли и датчане, и немцы, и лифляндцы, и архангельские поморы…
Первой добычей корсаров, летом 1570 года вышедших в море под русским флагом, стало небольшое торговое судно – одномачтовый полупалубный буер, груженный рыбой и солью. Трофей привели на датский остров Борнхольм и также превратили в капер.
Люди Карстена Роде в деле
Роде и его людям нельзя было отказать в отчаянной смелости, граничившей с безумием. Именно этим они ошеломили моряков крупного шведского военного корабля. Те до последнего момента не могли поверить, что их собирается атаковать весьма легкомысленно выглядевшее на фоне их корабля лёгкое суденце.
Вознамерившись наказать наглецов, шведы решили, подпустив ближе, расстрелять их в упор. Но было поздно: в борта впились абордажные крючья и в яростной рукопашной пираты порубили смятённый экипаж. Подняв русский флаг и взяв курс на Борнхольм, корсары по пути ограбили ещё несколько торговых судов.
Всего же за первый месяц счет пиратских «викторий» достиг семнадцати.
Теперь под рукой Карстена Роде, который стал именовать себя «русским адмиралом», находилась уже флотилия, насчитывавшая шесть каперов.
Примерно так выглядели каперы Роде
(Гравюра Якоба Кустодиса, 1629 год)
Однако, продолжая грабить, флибустьер не спешил выполнять обязательства пригонять захваченное в Нарву, предпочитая либо прямо его присваивать, либо продавать в датских портах. Был в этом и определенный резон: от западной Балтики Нарва была далеко, да и на подступах к ней можно было наткнуться на враждебные России отряды военных кораблей.
Иван Грозный то ли не мог допустить мысли, что «наказной капитан» посмел его ослушаться и терпеливо ожидал привоза добычи, то ли был занят более важными делами. Во всяком случае, опасности от крутого нравом московского царя корсар не ощущал. И безнаказанность вкупе с удачливостью явно вскружила ему голову, особенно после побед над несколькими военными судами шведов.
Он начал грабить гружёные суда в датских водах, подрывая торговлю с союзным России королевством. А вскоре, уже не разбирая цвета флагов на мачтах, взял на абордаж пару датских судов.
Роде: «Приготовиться к бою!»
Это переполнило чашу терпения Фредерика II. Вдобавок ему настоятельно и, как это было принято в те времена, с подношением богатых даров, на разбой «московитского пирата» жаловались польские и любекские купцы. О шведах, пострадавших в ещё большей мере и бивших во все колокола, и говорить не приходилось.
В итоге, спустя четыре с небольшим месяца санкционированного морского разбоя флибустьер был взят под стражу в копенгагенском порту, где прежде чувствовал себя в родных стенах. Теперь же Роде пришлось лицезреть стены тюремной камеры.
Дальнейшая его судьба покрыта тайной. Сообщения о его казни, которой добивались от датского короля во многих странах Европы, не последовало. Из документов в датских архивах, опубликованных в конце XIX века в «Московских ведомостях», известно, что датчане требовали от него компенсации ущерба.
В итоге каперства под русским флагом добычей корсара стали более двух десятков судов, перевозивших грузов на огромную сумму в 500 тысяч талеров. Делиться добычей самозваный «русский адмирал» отказывался. Не подвигло его на это и трёхлетнее пребывания в узилище.
Затем по распоряжению датского короля ему дозволили жить в столице, хотя и без права её покидать. Отсюда он отправил челобитную в Москву с просьбой о помощи.
Гавань Копенгагена начала XVII века
(sciencenordic.com)
Не получивший никакого «навара» от личного пирата, к тому же его обманывавшего, Иван IV был скорее озабочен ударом по собственному авторитету, чем судьбой «русского адмирала».
Вопреки содержавшемуся в изначальной грамоте собственному указанию «немедля выкупить, выменять или иным способом освободить» Роде, если он «избави бог, попадёт в неволю», царь ограничился «удивлением», о коем сообщил в послании Фредерику II лишь в 1576 году, спустя шесть лет после ареста «московитского пирата».
О возможной дальнейшей переписке на сей счет на высшем уровне свидетельств не сохранилось. Вероятно, у обоих монархов нашлись более важные заботы. Исследователи лишь могут строить догадки о судьбе корсара.
Одни полагают, что он сумел выйти на свободу и жил в Копенгагене в своё удовольствие, проматывая припрятанное награбленное. Другие допускают мысль, что его опыт оказался востребованным, и под новым именем, осенённый «весёлым Роджером» Роде продолжил дело, в котором столь преуспел.
В любом случае, это был, несомненно, самый колоритный датчанин, когда-либо оказывавшийся на русской службе.
И в качестве постскриптума.
Жаль, что я не знал об этой истории в школьные годы. Ведь среди моих одноклассников по 110-й школе был паренёк по фамилии Роде. Поинтересовался бы у него, не упоминается ли в их семейных преданиях имя бесстрашного флибустьера…
Владимир Житомирский
