Часть первая. Дом с пасекой
Часть вторая. Осы хитрее, чем кажутся
Часть третья. Мы обменялись с художником телефонами
Часть четвёртая. Сороки садятся на крыльцо
Часть пятая. Со льдом шутки плохи
Часть шестая. Гарсиа Лорка зимой
Часть седьмая. Там вдали за компостной рекой, где лёд...
В начале апреля неожиданно похолодало. Дядя Сережа, прошлый хозяин дома, приезжал забрать кое-какие вещи – у нас была с ним договоренность с осени. Мы созванивались две недели, и наконец условились, что он приедет в эту субботу. И вот он появился на своём стареньком сером «запорожце» за рекой и опять передал мне целый мешок для кошек. Уже полгода кошки живут со мной, но их дядя Серёжа со старухой-женой помнит маленькими котятами и до сих пор считает своими. От корма я, разумеется, не отказываюсь.
Пока дядя Серёжа копается в мастерской, набивая в мешки рыболовные снасти, инструменты и сети, я, чтобы не сидеть без дела, подколачиваю доски во дворе для настила лодки. Две недели назад я уже спустил её на воду.
Дядя Серёжа шутит: «Вот и тебя заразил что-то поделать».
Ну да, так и есть. Хотя в голове бродят неприятные мысли, потому что это единственный день в этом месяце, когда я могу побыть один: пока девушка в городе у стоматолога, хочется, например, восемь часов поиграть в компик, выпить пива и покурить в приятном одиночестве ночью под фонарём, а не помогать дедушке выгребаться. От таких мыслей сложно избавиться.
Я угощаю дядю Серёжу кофе, но он по привычке тянется к большой кружке – посуда мне осталась от него, новую я не покупал. Дорого, да и нет смысла. Я, извиняясь, говорю, что большая кружка не мыта, я привык из неё пить и уже пил из неё с утра. Дядя Серёжа всё понимает и берёт чистую, ту, что поменьше, которую я ему даю.
Потом мы с дядей Серёжей, поднявшись на чердак, никак не можем решить, что из тряпок и вещей ему можно забрать.
– Только мы что-то сожгли уже, когда чучело делали, – говорю я стыдливо. – На Масленицу вот чучело сжигали. Старые вещи какие-то взяли, я думал, вам не нужны уже.
– Так да, это все равно. Не нужно мне ничего.
Из оставшегося хлама на чердаке решено было почему-то ничего не трогать до возвращения девушки. Хотя хотелось бы уже поставить какую-то точку.
Иногда в дяде Серёже просыпается доброта и он говорит: «Ничего не нужно, все себе оставляй, тебе нужнее».
А иногда он вспоминает, например, о тяжеленной ржавой коптильне, которую он сварил сам (он хороший сварщик): «Ее забрать, что ли?»
Я деликатно говорю, что от коптильни для рыбы, даже проржавевшей снизу, всё-таки тоже не откажусь. К тому же, как её тащить-то на лодке? Дядя Сережа кивает.
На пасеке дядя Серёжа даёт мне советы: «Рано еще, холодно, идти нужно в мае».
Я успокаиваюсь, что пока с пчёлами возиться не нужно. А дядя Серёжа добавляет: «Помогу тебе рой подселить, приеду... и, это, оставлю себе пару ульев – для мёда».
Я не возражаю, хотя внутренне слегка напрягаюсь. Мы договаривались и об этом – что весной, когда будет совсем тепло, дядя Серёжа поможет разок с ульями; мне, городскому, непросто разобраться во всём одному, поэтому эта помощь мне очень полезна.
И всё-таки чувствуется, что дядя Серёжа пока не может это место до конца отпустить. Может быть, съезжать из дома, в котором прожил 15 лет, не так-то и просто. Особенно в таком возрасте.
Дядя Серёжа – рыбак. И я чувствую, что приезжать сюда, к родной реке, ему хочется снова и снова. Правда, недавно они с женой купили маленький садик – какая-никакая замена. Следить за садиком проще, чем за целым домом. В общем, я и не возражаю, чтобы дядя Серёжа забрал что-то ещё из старых вещей, они могут ему пригодиться в его новом саду. Мы делим два топора – он забирает один, настаивает, что возьмёт тот, что поменьше.
Чтобы спустить вещи к воде, мне нужно несколько ходок. Несколько раз я поднимаюсь к дому, пока дядя Сережа ждёт внизу, у лодки.
Наконец мы погрузились, и я перевёз дядю Сережу на другой берег. Пошёл снег с дождем, и провожать дядю Серёжу почему-то было печально. Он спросил, правда ли, что из-за меня МЧСники приезжали (наверное, слышал от моего ближайшего соседа дяди Вити, к которому дядя Серёжа до сих пор иногда приезжает в гости по старой привычке, чтобы выпить и переночевать, спасаясь от жены), и я рассказываю, что да, действительно, приезжали. Но превращаю все это в шутку. Почему-то хочется подчеркнуть, что я всё-таки переплыл на другой берег, и спасали меня не из воды.
В завершение разговора дядя Сережа забрасывает удочку: «Как-нибудь вот приеду, с тобой посидим, выпьем». Я соглашаюсь, хотя пить с дядей Серёжей мне, конечно, не хочется. Нафиг оно мне надо. И опять в голове проплывает неприятная, не очень человечная мысль: «Ну вот когда поможет улей подсадить, тогда, может, и посидим пару часиков».
Пока он долго укладывает вещи в багажник на крутом берегу, я (заодно, раз уже сижу в лодке) плыву проверить недавно поставленную сеть, мою первую в этом году. Попалось два щуренка (молодые щучки), о чем я радостно сообщаю дядя Серёже. Он специально ждёт, высунув ногу из машины, и смотрит на реку. В нём проснулся рыбацкий азарт.
– А, две попалось! Ну хорошо, – говорит он, хваля мой улов, и наконец уезжает.
Сети ставить меня научил тоже он.
***
Когда я возвращаюсь на свой берег, то замечаю, что пока я относил вещи, дядя Сережа, оказывается, по-тихому проверил цепь и заменил крепление на замке на более прочное. Позаботился обо мне и о лодке, а мне ничего не сказал.
Теперь всю неделю ид/т мокрый снег. На крыше зреют огромные сосульки. Пишут, что и Москву накрыло снежной бурей. В Угличе тоже холодно, ветрено. Но река уже не замерзает.
Я плаваю проверять сети каждый день. И в последние два дня на реке появились бобры. В первый день я увидел одного как раз у сети – издалека показалось, что какая-то коряга плывет против течения. Но вскоре толстый бобр выбрался из воды, сел на другом берегу, прямо напротив лодки, и принялся что-то грызть. Я сначала подумал, что мою рыбу. Он был похож на большую мохнатую кочку.
А вчера бобров было уже двое. Мы с девушкой начали гуглить, чтобы понять, чего от них ожидать. Интересно, что бобры строят хатки с кладовыми, где тусуются целую зиму. А потом, по весне, молодое потомство выселяется от родителей и ищет себе жилье по окрестным рекам.
Мне почему-то кажется, что появившиеся на реке бобры – это молодое поколение. Наглое, не пуганое людьми и вороватое. И, хотя правды, наверное, не узнать, но я представляю, как они, наученные старшим поколением, готовы начать строить свою хатку и вести хозяйство. Может, дед-бобёр бился над ними целый год, чтобы научить находить подходящие ветки и палки для топовой хатки? И вот, наконец наученный бобровой премудрости, молодняк, легко позабыв о родительской доброте, покидает их в полной уверенности, что знает всё лучше всех.
Александр Жирков
Фото предоставлены автором
