Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Сицилийский сон (Часть 7)

«Пленять взор, ум и воображение»

Читать Часть 1: Следуя рецепту графа

Читать Часть 2: Предтеча Моны Лизы?

Читать Часть 3: На что похожа местная гора?

Читать Часть 4: Манна небесная и земная

Читать Часть 5: Мафия? Какая мафия?

Читать Часть 6: Сattedrale против duomo

 

Для россиян в сицилийской столице есть ещё, как минимум, два места, могущих вызвать интерес. Или любопытство.

 

Это, во-первых, старенький дом, где в 1743 году родился граф Гарат, он же – маркиз де Пеллегрини, маркиз де Анна, граф Феникс, Бельмонте, Тискио, Мелина.

Ребенком носивший имя Джузеппе Бальзамо, а нам (многим – по фильму Марка Захарова) известный как граф Алессандро Калиостро, о котором упоминалось в начале этого травелога.


Тут родился будущий граф Калиостро

Дом желающие могут найти по табличке-указателю Casa Kaliostro (Дом Калиостро). Ориентир: пьяцца Претория и Quatro Canti. А место, где маленький Джузеппе прошел обряд крещения, вам уже знакомо: это cattedrale.

И, во-вторых, так называемая «вилла Четыре шпиля», что на окраине города.


Здесь императрица излечилась от чахотки

Стоящее на берегу моря, это солидное сооружение, официально именуемое «Вилла Бутера», прежде увенчанное четырьмя башенками, а теперь лишь тремя с половиной, очень полюбилось русской императрице Александре Федоровне, когда осенью 1845 года ее привез на лечение в Палермо супруг-самодержец – Николай I.

Император был так очарован прекрасным климатом, природными красотами и тёплым приёмом, что не мог расстаться с Палермо на протяжении полутора месяцев. Супруга с детьми провела здесь около полугода, что самым благотворным образом отразилось на её здоровье.

Благодатный климат позволил ей практически полностью излечиться от чахотки, что ещё на долгие годы сохранило царскую фамилию.


Супруга императора на отдыхе

Августейшая чета оставила по себе самую добрую память. Великая княжна Ольга Николаевна так описывала их отъезд:

 
 
 

Улица, ведущая к гавани, была покрыта народом, когда мы по ней спускались. Люди махали с крыш и балконов и показывали таким образом, как они любили Мамá, у которой всегда была «широкая рука» для бедных; она была ласкова с детьми и исполнена приветливости к каждому. Со всех сторон слышались прощальные приветствия: «Адио, ностра Императриче!». Тысячи маленьких лодок, шлюпок и пароходиков крутились в гавани, и люди с них долго кричали нам вслед благодарные пожелания. Мы были глубоко тронуты таким сердечным участием чужого нам народа.

 
 
 

На радостях от выздоровления супруги император решил увековечить виллу, создав нечто, её напоминающую, также у морского побережья – на берегу Финского залива. Названное «Павильон Ренелла», сооружение простояло столетие...


Ренелла – напоминание о прекрасных днях в Палермо

 

Визит венценосной семьи в Палермо сыграл роль и в истории другого государства. Именно тут, под шелест волн, среди красот и ароматов местной природы, дочь царской четы великая княжна Ольга в 1846 году примет предложение руки и сердца от случившегося здесь наследного принца королевства Вюртемберг Карла.

Через некоторое время, с восшествием на престол своего супруга, Ольга Николаевна станет королевой Вюртемберга. Подданные полюбят её – за доброе сердце и постоянную благотворительскую деятельность.

Добавим, что память о целительной силе сицилийского климата, видимо, сохранилась в недрах династии Романовых. Во всяком случае, последний российский самодержец привозил сюда лечиться от той же чахотки свою 15-летнюю дочь Ольгу.

Выздоровев, она смогла спустя несколько лет достойно, вместе отцом и другими членами семейства принять большевистские пули в подвале Ипатьевского дома, чтобы впоследствии быть причисленной к числу новомучеников российских.

 


В преддверии расстрела она излечилась в Палермо

…Воспоминания о Палермо не позволяют согласиться с художницей Сабиной, которую вывел в своей «Невыразимой легкости бытия» чешско-французский писатель Милан Кундера. Она отвергла, похоже, из строптивости предложение своего близкого друга вместе съездить в Палермо.

 
 
 

Ты можешь жить и не узнать Палермо? – попытался он пошутить. – Я знаю Палермо, – сказала она… – Моя знакомая прислала оттуда мне открытку. Я прилепила ее скотчем в туалете. Разве ты не заметил?

 
 
 

Мимоходом добавим, что создатели фильма по книге Кундеры в этом эпизоде заменили «Палермо» на «Амстердам». По-видимому, считали, что сицилийская столица не так известна кинозрителю. Но писатель-то устами своего героя звал подругу именно в Палермо…

 
 
 

Если бы человек, располагавший всего одним днем для пребывания в Сицилии, спросил меня: “Что мне повидать в Сицилии?”, — я бы, не колеблясь, ответил ему: «Таормину».

 
 
 

Эти слова Ги де Мопассана стали каноническими чуть ли не для любой статьи о городке Таормина.

Эмоциональная фраза из его очерка «Бродячая жизнь» может сыграть дурную шутку с путешественником-неофитом. Восторгаться Таорминой – да! Но надеяться получить здесь представление обо всей Сицилии это всё равно, что следовать суждениям трех слепцов из притчи.

Им, как известно, предложили описать слона, прикоснувшись к нему. Один, взявшись за хвост, сказал, что тот похож на веревку. Второй – что на змею, поскольку провел рукой по хоботу. Третий – что на дерево, так как прислонился к слоновьей ноге…

Нет сомнений, писатель просто хотел, чтобы вы не обделили себя, не лишили себя подарка, преподнесенного вам древними создателями этой красоты. Хотя тогдашние зодчие вряд ли думали о вечности, о нас с вами. Скорее, просто стремились возвести нечто прекрасное, гениально используя окрестный пейзаж. 

И здесь уж точно нельзя не согласиться с великим – и наблюдательным – французом, так говорившим о Таормине: «Это только пейзаж, но такой, в котором вы найдете все то, что, словно нарочно, создано на земле, чтобы пленять взор, ум и воображение».


Прекрасная Таормина

И Мопассан так объясняет возникновение всего этого великолепия:

 
 
 

Где в наши дни найдется народ, который сумел бы создать нечто подобное? Где люди, которые для увеселения толпы сумели бы воздвигнуть здания, подобные этому? А вот те люди, люди древности, обладали душой и глазами, не похожими на наши, и в их жилах вместе с кровью текло нечто такое, что теперь исчезло: любовь к Прекрасному и восхищение им.

 
 
 

Образно. Хотя и немного обидно.

Нам остаётся без спешки подняться по ступеням того, что в своё время, то есть века за три до наступления новой эры, было античным театром, а затем, с приходом римлян, приспособленного под арену для боёв гладиаторов.

Время от времени стоит остановиться, чтобы оценить чуть меняющуюся, расширяющуюся, но неизменно изумительную перспективу.

Изумруд ионических вод сквозь уникальный театральный задник – полуразрушенную античную колоннаду и руины мощных стен и арок того же времени. И печальные остатки древней сцены у их подножья. Посередине каменных подмостков – глубокий спуск вниз с каменными же ступенями.


С Мопассаном трудно не согласиться

Интересно, это древнегреческие театральные кулисы или туда оттаскивали неудачливых участников древнеримских поединков?

…Наконец, вы взобрались на верх каменного амфитеатра с сидениями-ступенями, в стыках поросшими травой.

Греческие трагедии и комедии собирали на этих каменных скамьях поболе, чем на многих нынешних футбольных стадионах – до 35 тысяч поклонников Эсхила и Аристофана.

Не меньше, чем театралов, позднее тут рассаживалось и любителей кровавых смертоубийственных боев.


«Зрительный зал» на 35 тысяч мест

А полуразрушенные стены и поваленные колонны – прямое следствие свободолюбия таорминцев. После захвата города арабами они раз за разом поднимали восстания. В конце концов, мусульманские правители решили разрушить непокорный город...

Поднявшись по крутой дорожке выше, вы можете рассмотреть ещё большую панораму. Над древними развалинами вдали возвышается поросший зеленью грозный символ Сицилии – высочайший из действующих вулканов Европы – Этна.

Сейчас он дремлет, мирно посверкивая небольшой снежной шапкой. Вы будете ещё долго ходить по амфитеатру-цирку, прикасаться ладонью к отшлифованным древними мастерами-каменотесами «посадочным местам», будоражить свою историческую память, умозрительно восстанавливая давние события.

Исподволь станут всплывать сцены из исторических фильмов – вперемежку про Антония с Клеопатрой и Спартака с прочими гладиаторами. Смех над героями «Лисистраты» смешается с рёвом толпы, тычущей большими пальцами вниз и требующей смерти поверженного гладиатора.

Но не пора ли узнать, что ощущала в Таормине М. Пуаре?

 
 
 

Развалины театра стоят на скале, врезавшейся в море. Но нет никакой возможности передать словами красоту этой величественной картины; более поразительного сочетания красы природы с произведением человека я не видела во всех моих многочисленных путешествиях… Седая старина, безыскусственность природы и величие простора.

 
 
 

Конечно, амфитеатр вкупе с немыслимыми видами – главный магнит Таормины. Но у неё есть и другие достоинства. Это, разумеется, прекрасный мягкий климат с массой солнечных дней. Пышная природа. Неплохо развитая туристическая инфраструктура.

Между тем в городке, всё население которого разместится на трети «зрительного зала», есть и ещё что посмотреть. У «большой сцены» – уже освоенного нами амфитеатра есть и «малая сцена», филиал древнегреческого МХАТа. Это возведенный на рубеже старой и новой эры, во времена правления римского императора Октавиана Августа, крытый театр-одеон.

По всей видимости, он принимал только тогдашних VIP: мест тут лишь две сотни. По мнению историков, нередко в нем устраивались и официальные заседания и собрания.

Ровесница одеона – так называемая наумахия, место для проведения театрализованных сражений на воде. Требуется немалое воображение, чтобы представить, как нынешние живописные руины некогда накрывали бассейн с водой, или, как тогда говорили, цистерну.

Естественно, куда как лучше выглядит коренастый, сопоставимый со скромными размерами Таормины, сложенный из светлого камня и украшенный зубчаткой по краю крыши трёхнефный собор святого Николая. Он из другой исторической эпохи – ему всего лет семьсот.


Собор святого Николая

Если зайдете внутрь, сможете увидеть полотна сицилийских художников ушедших времен.

Перед входом в «дуомо» около четырех столетий назад была установлена изящная композиция с фонтаном в несколько ярусов. Здесь и сегодня в жаркую погоду можно ополоснуть руки и лицо.

Если у вас достанет времени, то стоит хотя бы задержаться у белокаменных врат входа в средневековый дворец Карвайо. Стена вокруг входа живописно выложена вмазанными в цемент разрозненными каменюками.

В городе есть ещё несколько весьма неплохо сохранившихся, в том числе и с помощью реставраторов, памятников средневековья. Но нам ведь надо ощутить и сегодняшний пульс Таормины. Лучше всего он чувствуется на буквально запруженной туристами главной ее улице – Корсо Умберто.

Здесь в избытке и магазинов, и симпатичных мест, где можно продолжить знакомство с сицилийской кухней. Не хватает воображения, чтобы представить, что ещё в начале 80-х годов завершившегося столетия тут двигался поток автомобилей и скутеров, сгоняя туристов на узкие тротуары.


Центр города заполнен туристами

Заметим, что у истоков мощного туристического потока в Таормину стоял не кто иной, как великий Иоганн Вольфганг Гёте. Он восторгался Сицилией вообще («Увидеть Италию, не увидев Сицилии, значит не увидеть Италии вообще, так как Сицилия — это ключ ко всему»), и Таорминой в частности и в особенности: «Таормина открывает посетителю самый прекрасный в мире вид».

К слову поэта внимательно прислушивались, и после выхода его путевых записок многие любители дальних странствий стали включать в свой маршрут Сицилию с обязательным заездом в Таормину.

Кто-то уже назвал ее цветком на лацкане Сицилии, кто-то с восторгом делился впечатлениями в салонах.

Потянулись сюда и художники. Это отметила и наблюдательная Пуаре: «Масса туристов и живописцев расположились по всему амфитеатру со своими мольбертами и альбомами…».

В Лувре экспонируется холст французского художника начала XIX века Ашиля-Этна Мишалона «Руины театра в Таормине (Сицилия)».

В 80-е годы позапрошлого века эта панорама вдохновила тогда скандально-, а ныне всемирно-известного австрийского мастера Густава Климта.

Его «Театр Таормины» – многофигурная смесь модерна и аллегоричности. Она скорее даёт представление о стиле, видении и образе мышления художника, нежели о таорминском амфитеатре, который он лицезрел.

(Отчего-то на память приходит дом-музей Айвазовского на берегу моря в Феодосии. Как известно, всё его творчество – почти сплошь марины, морские пейзажи. Но студию он организовал в единственной комнате, окно которой направлено в противоположную от моря сторону. Сюда он возвращался после долгих прогулок по берегу моря, чтобы использовать кладовые своей зрительной памяти).


Густав Климт: «Театр Таормины»

Не без влияния таких гостей Сицилии, как Гёте, Вагнер, Дюма, Мопассан, Набоков, известных живописцев, в числе которых был и Дали, мало-помалу и остров, и его «цветок на лацкане» стали объектом индивидуального, а в наше время массового, туризма.

У соотечественника Таормина может вызвать и дополнительный интерес. Именно здесь была восстановлена справедливость в отношении беспардонно долго гонимой на родине великой Анны Ахматовой.

В молодости она с супругом, поэтом Николаем Гумилёвым, совершила романтическую поездку по Италии. Глубоко полюбила эту страну, которая не раз всплывала в ее стихах. 

Однако следующей встречи с Италией Анне Андреевне пришлось ждать более полувека.


Ахматова и Гумилёв

Эти годы вместили расстрел мужа, арест сына, гонения властей, старавшихся заставить её замолчать, и – неутолимую тягу к творчеству, выведшую ее в первый ряд российских поэтов.

Редкой радостью на излёте хрущевской оттепели стало разрешение отправиться в 1964 году в Италию на форум Европейского сообщества писателей и для получения присужденной ей литературной премии «Этна-Таормина».

Ведь до того бесчисленные приглашения на зарубежные встречи и творческие симпозиумы перехватывались лукавыми церберами из Союза писателей, объяснявшими зарубежным партнёрам её отсутствие «болезнями» и «бытовыми обстоятельствами».

Она знала об этом и не без юмора делилась с друзьями фразой, сказанной одним итальянским литературоведом в связи с тем, что вместо неё на очередной конгресс приехала «проверенная» поэтесса Маргарита Алигер: «Мы пригласили сестру Алигьери, а приехала его однофамилица – Алигер».

Весной 1963 года Ахматова отозвалась об этой возне и в стихах:

 
 
 

Все, кого и не звали, – в Италии,
Шлют домашним сердечный привет.

Я осталась в моем зазеркалии,
Где ни света, ни воздуха нет
.

 
 
 

Вместе со своей приемной дочерью Ириной Пуниной Анна Андреевна приехала в Рим, где её встречали с высочайшим пиететом.

Европейские поэты и писатели стремились как можно дольше задержаться в её номере, высказывая ей свое восхищение и стремясь услышать её профессиональные оценки тех или иных творческих течений.

Ахматова с удовольствием выполняла просьбу почитать по-итальянски, предпочитая своего любимого Данте Алигьери.

Затем последовало путешествие на Сицилию – в города Таормину и Катанию.

 
 
 

В Риме и русские, и итальянцы старались показать Ахматовой город, – писала в своих заметках Пунина. – В Таормине  Ахматова сама стала центром внимания всех писателей, собравшихся на конгресс. Поклонение и восторг перед поэзией создавали атмосферу необыкновенного праздника. Ахматова была главной героиней этого торжества, олицетворяя поэзию, как ее королева. Вокруг нее ликовала цветущая под декабрьским солнцем природа, и радовались люди, откинувшие ненадолго свои заботы.

 
 
 

Однажды для поэтессы поставили плетеное кресло в тени небольшого дворика, и к ней один за одним стали подходить поэты и писатели – представиться и выразить уважение. Наблюдавший эту нескончаемую церемонию один немецкий журналист с юмором заметил, что теперь ему стали понятны причины того, почему в России на троне так часто оказывались женщины.


Вручение премии Анне Ахматовой

Вручение престижной литературной премии «Этна-Таормина» (теперь это Международная поэтическая премия имени Анны Ахматовой) проходило в торжественной обстановке, правительство Италии было представлено одним из министров, сказавшим весьма лестные слова в адрес гостьи из России. Потом Ахматову попросили прочесть стихи.

Зал затих, когда зазвучало:

 
 
 

Когда я ночью жду ее прихода
Жизнь, кажется, висит на волоске,
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало.
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?" Отвечает: "Я"
.

 
 
 

По возвращении с Апеннин Ахматова щедро делилась переполнявшими её впечатлениями с друзьями. Она подметила много смешного, и её рассказы выглядели готовыми новеллами. А в своих записках она, уже всерьёз, констатировала: «Я снова услышала звуки итальянской речи…»

 Она так долго мечтала об этом.

Из путешествия Анна Андреевна привезла и немало сувениров, различных любопытных вещиц, которыми столь же охотно наделяла бесчисленных гостей и слушателей. Красивые свечи, сделанные на Сицилии, достались, словно эстафетные палочки, её любимому ученику, на которого она возлагала особые надежды, – Иосифу Бродскому…

А историческое – без преувеличения – посещение Ахматовой этих краёв теперь увековечено: несколько лет назад в парке Таормины был открыт изящный памятник.

   
Ахматова и Пастернак: увековечены на Сицилии в один день

В тот же день был открыт памятник Борису Пастернаку: здесь помнят, что «Доктор Живаго» был изначально напечатан в Италии…

 

Владимир Житомирский

489


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95