Читать Часть 1: Объёмное представление о стране
Читать Часть 2: Спустя три четверти столетия колбасы стали толще
Читать Часть 3: Чем манит путешественника Лугано
Читать Часть 4: Магнит Monte Verita
Читать Часть 5: Персональный Эдем для дочери императора
Читать Часть 6: «Дворец архитектор Трезини поставил у края Невы…»
Читать Часть 7: Тичинский инкубатор зодчих работает для России
В России трудилось и еще одно семейство архитекторов – выходцев из Лугано, по фамилии Бернардацци.
В начале XIX века в Россию приехали братья Джованни Батиста и Джузеппе Марко Бернардацци, по традиции, вскоре получившие русские имена-отчества: Иоганн Карлович и Иосиф Карлович.
Талантливые архитекторы и строители, они поначалу участвовали в работе по возведению Исаакиевского собора. Именно на братьев пал выбор командира Отдельного Кавказского корпуса Ермолова, когда понадобились градостроители, способные произвести радикальную перестройку северокавказских курортов.
Сыграла роль отличная рекомендация управляющего министерством внутренних дел графа Кочубея: «Оба они известны здесь как люди, имеющие хорошие сведения в архитектуре и приобретшие большой опыт».
В 1822 году братья прибыли в район кавказских минеральных вод. Джузеппе была поручена проектировка будущего курорта, питьевых галерей, мест для принятия лечебных ванн, зданий для проживания гостей и персонала. На Джованни же легла организация всех строительных работ.
Их старания не прошли даром: на месте необжитой долины возник новый город, впоследствии названный Пятигорском. Тот самый «чистенький, новенький» город, который так впечатлил Михаила Юрьевича Лермонтова.
Пятигорск. Одна из строек братьев Бернардацци
Немало из созданного этими тичинскими градостроителями сохранилось и по сей день.
И сегодня горожане и гости Кавказа могут любоваться многими шедеврами великолепных мастеров: взлетевшая на скалу над городом романтическая беседка «Эолова арфа», заросший буйной зеленью таинственный грот Дианы, солидное здание Ресторации (ныне Институт курортологии и физиотерапии), Александровские, Николаевские и Ермоловские ванны, дом генерала Орлова, католический храм.
Грот Дианы
Обустраивали они и будущие всемирно-известные курорты, тогда именовавшиеся «Кислыми» и «Железными» водами, проложили прямую дорогу между Пятигорском и будущим Железноводском, печально известную тем, что по ней ехал Лермонтов к месту дуэли.
Строили они и далеко за пределами Пятигорска. Гостиницы, жилые дома, казенные здания. Госпитали и церкви были ими спроектированы и возведены в Ставрополе, Георгиевске, в Кисловодской, Ессентукской, Горячеводской станицах и даже Тифлисе.
В общей сложности они соорудили около полутораста объектов.
Братья так и не расстались с этим краем: оба покоятся на пятигорском кладбище.
Но фамильное дело было продолжено. Сын Иосифа Карловича, принявшего русское подданство и православие, Александр Осипович (Иосифович) Бернардацци, после учебы в Петербурге был направлен в Бессарабию.
Александр Осипович Бернардацци
В возрасте 25 лет он стал первым главным архитектором Кишинёва. Возведенные по его проектам, в основном из местного ракушечника, три десятка зданий фактически преобразили провинциальный город.
Созданное им свидетельствует о высоком мастерстве архитектора, его умении сочетать элементы итальянского и русского зодчества.
В числе наиболее известных сооружений – гимназия Дадиани (впоследствии Музей изобразительных искусств), здания детской больницы и бывшего окружного суда, Греческая и Новоармянская церкви, капелла женской гимназии, впечатляющих размеров водонапорная башня, вместившая затем музейную экспозицию, и многое другое.
С его именем связано рождение одного из фактических символов Кишинёва – здания городской думы. Величественное сооружение считается «самым фотографируемым» в городе.
Несущее на себе отпечаток итальянской готики здание возводилось в 1898-1901 годах. Помимо помещений для официальных властей оно вместило целый ряд торговых «точек», собиравших немало народа. Отчего и получило второе имя – Пассаж.
Серьёзно пострадавшему в годы войны сооружению в 1948 году был возвращён изначальный облик.
Кишинёв. Здание городской думы («Пассаж»)
Еще один выдающийся проект Александра Осиповича – церковь святого Пантелеймона. Взгляд с птичьего полета позволяет увидеть симметричную крестообразную форму сооружения.
Возведенная в конце XIX века, она была высоко оценена коллегами-архитекторами. Нестандартным было решение построить две скрещенные арки, перекрывающие пространство в центральной части сооружения.
Несмотря на ее расположение в центре Кишинёва церковь, умело окруженная завесой зелёных насаждений, как бы отсечена от городского шума, служит островком покоя и умиротворенности.
Церковь святого Пантелеймона
В 1875 году Бернардацци становится почётным гражданином города. А спустя три года его приглашают в Одессу – вначале на должность архитектора при университете, а затем и главного архитектора города. Явно привлекла его способность в своих сооружениях умело сочетать такие элементы, как классицизм, итальянский ренессанс, готика, с неоклассицизмом и даже мавританскими мотивами.
Вскоре по его проектам выросли здания железнодорожного вокзала, клиники мединститута, реформатской церкви.
Большой симпатией одесситов до сего дня пользуется Филармония – и не только звучащем в ней, но и самим своим оригинальным обликом, фасадом в стиле флорентийского ренессанса, равно как и необычной историей.
Согласно апокрифу, перед швейцарским архитектором было поставлено задание сотворить сооружение с такой акустикой, чтобы соседу не было слышно, что говорят рядом. Ведь здесь предполагалось разместить биржу, а у тогдашних «брокеров», как бы их в те времена ни именовали, были секреты от коллег-конкурентов.
Но – удивительное дело! – система звукопоглощения распространялась лишь на находящихся рядом. А вот со сцены звук прекрасно был слышен во всем зале. Это и подтолкнуло в послевоенное время к решению разместить в этом прямоугольном здании с роскошными интерьерами городскую Филармонию.
Биржа, ставшая Филармонией
Ведь еще в дореволюционные годы в недрах здания биржи время от времени устаивали концерты и даже балы. И здешние акустические качества тогда высоко оценил выступавший тут Фёдор. Шаляпин.
Любители музыки и сегодня могут любоваться поразительной по красоте внутренней отделкой. Всем тем, что некогда описал Валентин Катаев.
Валентин Катаев
По его словам, здание «строилось в подражание венецианскому Дворцу дожей, с витыми колонками посреди гигантских окон, с цветными витражами, желтыми кирпичными стенами, гранитным фундаментом и мраморной лестницей, которая прямо с улицы вела в колоссальные двухэтажные мраморные сени».
Филармония сегодня
Писатель ставит здание в один ряд с такими одесскими достопримечательностями, как памятник Дюку де Ришелье, оперный театр и Потёмкинская лестница.
А Леонид Утесов вообще назвал его «красивейшим зданием в городе».
…Когда-то, будучи в Одессе, мы с компанией зашли пообедать в ресторан гостиницы «Красная» на Пушкинской улице. От вкусного обеда отвлекали роскошные интерьеры, пышная лепнина. Сейчас в «Красную» уже не зайдешь: гостинице, а ныне отелю-пятизвёзднику, возвращено историческое название – «Бристоль». Как и именовалась эта первая четырёхэтажная гостиница в Одессе, построенная за один год всё тем же неутомимым Бернардацци. Вместе с изначальным именем ей после многолетней реставрации возвращен и изначальный блеск.
Гостиница «Бристоль»
Знаменательные слова современника об этом мастере приводит портал «Одесса-360»:
И словно та сказочная золотая птица, посланница сердца, что роняла повсюду свои крылья, так и А.О. Бернардацци везде разбрасывал золотые лучезарные перья прекрасного по лицу той земли, куда забрасывала его судьба, и в душах тех людей, с которыми он встречался.
Дело отца продолжил его сын, представитель уже третьего поколения Бернардацци – Александр Александрович, «А. Бернардацци-младший». Он немало построил в Екатеринбурге, Петербурге, Перми, а также в Харбине, где оказался после революции.
Его младший брат, Евгений Александрович, тоже стал архитектором. Он участвовал в проектировании и установке монумента Стефану Великому в Кишиневе.
Самым тесным образом был связан с Тичино архитектор Агостино Камуцци. В местечке Монтаньола в давние времена обосновались его предки, перебравшись из соседнего Лугано. И хотя волею судьбы он родился в итальянском Бергамо, Камуцци при первой же возможности переехал в «родовую» Монтаньолу.
Сюда он станет возвращаться после завершения различных строек в России. Здесь возведёт огромный дом – столь впечатляющий архитектурными изысками, что иначе, как «палаццо Камуцци», его до сих пор не называют.
Палаццо Камуцци
Отправиться в Россию ему посоветовал еще один из плеяды зодчих-тичинцев – Томмазо (Фома Леонтьевич) Адамини. Этот архитектор прочно обосновался в Петербурге.
Начав со статуса «каменных дел мастера в Кабинете Её Императорского величества», был вначале помощником Кваренги на таких «объектах», как Мариинская больница, Аничков дворец и Смольный монастырь. Затем трудился над возведением Главного штаба на Дворцовой площади.
Лишь однажды он надолго покинул столицу, отправившись на Урал. В Екатеринбурге по заказу золотопромышленника возвел впечатляющий дворцовый комплекс. По словам писателя Д.Мамина-Сибиряка, «это был целый замок в помещичьем вкусе».
Впоследствии Адамини уже никогда не расстанется со ставшим ему родным Петербургом, где и будет похоронен.
Итак, прислушавшись к совету мэтра, Агостино Камуцци приезжает в Петербург в 1828 году, 20-летним, но уже освоившим азы зодчества.
Он попадает в поле зрения Карло Росси, который присматривается к нему, отводя вторые роли. А затем привлекает его при сооружении Александринского театра.
В дальнейшем Камуцци выполняет градостроительные задания, заняв пост архитектора российского Министерства иностранных дел.
А мимоходом возводит в Царском селе изящный павильон «Турецкая баня»…
Турецкая баня
Агостино Камуцци являлся еще и большим ценителем искусства. В Петербурге был завсегдатаем оперы и балетных спектаклей, водил знакомство с самыми известными композиторами и исполнителями.
А в свой монтаньольский палаццо пригласил писателя Германа Гессе, о котором рассказывалось ранее. Писателю было так комфортно на вилле, что он гостил в ней более десяти лет.
Любопытный факт, связанный с этим зодчим, обнаружил историк Михаил Талалай. Оказалось, что в своём саду в Монтаньоле Камуцци решил посадить цветы, полюбившиеся ему в России, – для напоминания о проведённых здесь годах. Для чего, будучи не последним человеком в российском министерстве иностранных дел, договорился с самим министром графом Нессельроде. У того был роскошный сад и опытный садовник, коему и было поручено «приуготовить славную коллекцию» семян...
По сути, это образ: выросшие из семян цветы были призваны напоминать о далёкой России, а «семена», посаженные тичинскими градостроителями во многих городах России, славят имена талантливейших зодчих. И давно стали прекрасными и любимыми архитектурными памятниками.
Не может не возникнуть вопрос: а отчего именно на земле небольшого Тичино образовался форменный инкубатор, где на протяжении веков рождались талантливые строители и архитекторы?
Если отбросить мистические и инопланетарные объяснения, то остаётся одно – тоже не слишком убедительное. Но уж какое есть.
По мнению некоторых историков культуры, «виной» тому – гористая местность и недостаток плодородной земли. Это сокращало для местных жителей сферу приложения способностей, подталкивало к занятиями математикой, механикой и строительным делом. Однако достойное применение своим талантам они могли найти лишь там, где был спрос на строителей, инженеров, фортификаторов, – в других, более крупных и богатых государствах.
А под конец хочу поделиться вопросом, который у меня поначалу возникал в Тичино.
Вот все эти траттории, остерии, желатерии, салумерии, пиццерии... Сплошной итальянский язык, выразительная жестикуляция, каменные дома в деревнях, а не деревянные шале с распластанными крышами, как в остальной Швейцарии, ставни на городских домах, как в Неаполе или Риме...
Это – гастроном и закусочная
Так Швейцария ли это? Или Италия? Я не раз задавался этим вопросом. Задавал его и новым знакомым.
Разумеется, Швейцария. Конечно, мы походим на жителей Италии. Но там есть богатые и бедные, а в Тичино бедных нет, потому что мы нацелены на то, чтобы зарабатывать деньги – и в этом мы швейцарцы. А в Италии гораздо сильнее влияния средиземноморской культуры, с ее легкостью и воздушностью...
– так ответил мне, на мгновение даже перестав жестикулировать, Франко Руинелли, один из руководителей местной туристической организации.
Но, пожалуй, более сжато эту мысль сформулировала Джованна Бэхлер, специалистка по телесвязи. Мы разговорились с ней и ее мужем – банкиром Роже из луганского отделения «Banque Paribas» за столиком уличного кафе.
Вообще-то мы итальянцы, – улыбнулась она. – Только работаем, как швейцарцы.
И я уже больше не задавался этим вопросом.
Владимир Житомирский
