Читать Часть 1: Отчего чиновники затягивают международные конференции
Читать Часть 2: Последний променад императрицы
Читать Часть 3: Вчера «леманские барки», сегодня – тримараны и катамараны
Читать Часть 4: Мезоскаф сына имени отца
Читать Часть 5: Над кем нависла роскошная дама
Читать Часть 6: Кто займёт место на самой длинной скамейке
Читать Часть 7: В «Женевскую Италию» через «Историю КПСС»
Еще один город-спутник Женевы – Ланси. Мне он показался антиподом Каружа. Возможно, оттого, что приехали мы сюда из Женевы, – тоже на трамвае, – но в конце дня. И попали в мир тишины и покоя.
На улицах, состоящих в основном из двухэтажных домов, почти никого не было. Мы тихо брели, пока не услышали вдали хоровое пение. Несомненно, женские голоса. И явно нечто богоугодное. Тем более, что раздавались вокализы оттуда, где сквозь купы деревьев просматривался блекло-красный высокий шпиль собора.
Собор – главная достопримечательность Ланси
Дом, из открытых окон которого неслись небесные песнопения, стоял вблизи храма. Надо сказать, весьма величественного, возведенного в лаконичных канонах романского стиля. Но подобного плана соборы есть и в других местах.
Здесь же он дополнен уникальным сооружением прямо напротив него. Это солидных масштабов серый грот, весь в завитках и живописных потеках. То ли застывшая грозовая туча, то ли взлетевшая вверх и замершая мощная волна.
«Присоборный» грот
В недрах грота, на почетном месте в овальном углублении установлено белое изваяние богоматери. У входа в грот лежат цветы и букеты.
Интересно, что это рукотворное сооружение из покрашенного бетона примыкает к задней части небольшой часовни с колоколом и белым крестом…
Одинокая часовня
В сам же собор ведет небольшая, но очень тугая дверь. У входа шкаф с небольшими красными стеклянными емкостями, заполненными воском и снабженными фитильком – традиционные для таких мест свечки. Прихожанам предлагается зажечь одну и поставить на специальный двухэтажный железный столик. Но прихожан сейчас нет. Храм пуст. Хотя – кто знает…
Некогда городок делился по религиозному принципу – на кальвинистский и католический, соответственно районы назвались Гран-Ланси и Пти-Ланси, то бишь Большой и Малый. Топонимика сохранилась, а вот баланс давно качнулся в сторону католиков, которые тут в значительном большинстве. Но это, разумеется, никак не отражается на здешней жизни, равно как и то, что каждый пятый – атеист.
В соборах и концертных залах регулярно проходят концерты музыки самых разных направлений, в галереях открываются все новые выставки, многие увлекаются спортом – кто горным велосипедом, а кто футболом, в городке аж два стадиона. И не слишком удивляет огромное граффити, на котором изображен Александр Фрай, который, хотя давно и завершил спортивную карьеру, остается лучшим бомбардиром в истории сборной Швейцарии.
И если легенда швейцарского футбола имеет к Ланси не прямое отношение (Фрай когда-то играл в клубе соседней Женевы), то, как минимум, один уроженец Ланси серьезно ее прославил. Это Жан Дюнан (не путать с его однофамильцем, основателем Красного Креста).
Лансийский Дюнан (1877-1942)
вошел в историю дизайна.
Изначально он увлекся стилем ар-нуво. Это то, что в России именовалось стилем «модерн», а в Германии югендштилем. Это художественное направление возникло на рубеже позапрошлого и прошлого столетий. Отпечаток его сохранился в архитектуре некоторых московских домов – изогнутые плавные линии, цветочные орнаменты, пузатые балконы с вычурным ограждением.
Да что далеко ходить – дом моего детства и юности, № 19 по Трубниковскому переулку, построенный в 1912 году, не лишен такого влияния: и эркеры полукруглые, и балкон соответствующий, и лепные орнаменты на фасаде, и какие-то стилизованные львиные физиономии вдобавок к колоннам, украшающим вход. Преемником этого направления, неуместное изящество которого было похоронено Первой мировой войной, стал новый стиль.
В дизайне (а он захватил еще и сферу архитектуры) для него стало характерным решительное использование геометрических форм, нарочито кривых, резких линий, этнических мотивов, приглушенных тонов и применение широкой палитры материалов, в том числе алюминия, редких пород древесины, серебра, золота, слоновой кости, кожи животных, даже яичной скорлупы.
Некоторые искусствоведы приземленно называли это эклектикой, другие оценивали его в более высоких терминах, считая это цитированием античности, Древнего Египта, ренессанса, рококо, ампира, умелым использованием приемов народного искусства африканцев и южноамериканских индейцев, находили влияние не только кубизма и конструктивизма, но и вообще прогресса в сфере новых технологий и даже динамичных перемен в общественном развитии.
Свое название это направление получило в 1925 году, по итогам нашумевшей парижской Международной выставки современных декоративных и промышленных искусств, во французском наименовании которой фигурировали слова Arts Décoratifs. Их аббревиатура (ар-деко) и дала имя уже родившемуся стилю, представление о котором получили многочисленные посетители. Именно тогда и появилось на слуху имя Дюнана.
Жан Дюнан
Всеобщее внимание привлекла его работа – оформленная им курительная комната. Настенные панели переливались серебром на черном фоне, блеск им придавало лаковое покрытие. Тканевая обивка была расцвечена африканскими мотивами и абстрактными формами.
Успех позволил Дюнану основать собственное производство, где по его рисункам и технологиям изготовлялась уникальная по дизайну мебель – шкафы, кресла, комоды, столы. Все предметы поверх рисунка покрывались лаком. Состоятельные заказчики подобной мебели нередко просили декорировать интерьеры, которые бы гармонировали с этими утилитарными предметами, становившимися предметами искусства. Выступал он и в роли скульптора, ваяя статуэтки разной величины.
Представление о его творчестве можно получить в московском Музее ар-деко. Это, в частности, созданное Дюнаном в 1937 году для очередной Всемирной выставки панно «Жатва». Четыре темных фигуры полуобнаженных жнецов в море золотистой пшеницы. Специалисты видят здесь «геометризм линий», рядовой любитель декоративного искусства явственно ощущает упор автора на популярный тогда культ стройного тела – вспомнить хотя бы физкультурные парады.
Знаменитая «Жатва» Жана Дюнана
При создании этой работы мастер прибег к технике резьбы по дереву, использовал листовое золото, лак.
Другое его панно носит название «Охота». Это авторская копия одной из работ, созданных в 1935 году для оформления курительного салона французского океанского лайнера «Нормандия». Три рельефные цапли – черные крылья, белая грудь, золотисто-багровые длинные клювы, стоят на мелководье у берега среди прибрежной листвы, в которой притаились две хищные лисицы. Резьба по дереву, гипс, золочение, лаковое покрытие с использованием японской техники, которую Дюнан перенял у переехавшего в Париж японского художника Сейзо Сугавара.
Панно «Охота»
Помимо чисто декоративной функции лак защищал работу от воды, что было немаловажно: серию панелей, включая «Охоту», швейцарскому дизайнеру заказали для оформления океанского лайнера «Нормандия». Ее интерьеры в итоге оказались столь пышными, что круизный корабль, к слову, самое на тот момент быстроходное судно в мире, стали именовать «плавучей выставкой ар-деко».
Беда в том, что в 1942-м, в год ухода из жизни Дюнана, на «Нормандии» возник пожар. В это время французский лайнер, будучи арестованным вследствие оккупации Франции немцами, стоял на приколе в Нью-Йорке. Виновниками пожара были сварщики, которые вели работы по переоборудованию пассажирского лайнера в транспортное судно для военно-морских сил США. Прибывшие пожарники столь щедро залили охваченную огнем шлюпочную палубу, что судно накренилось и ушло под воду.
Многие работы мастера ушли под воду вместе с «Нормандией»
Поэтому поклонники творчества Жана Дюнан могут сегодня любоваться авторскими копиями тех панелей, что были на несчастной «Нормандии». Другие сохранившиеся работы выдающегося дизайнера хранятся в ряде крупных музеев мира.
Но имя Жана Дюнана увековечено не только самим его творчеством. В начале 2000-х два ведущих мэтра современной швейцарской часовой промышленности, Кристоф Кларе и Тьерри Улевей, в честь своего соотечественника назвали бренд часов с усовершенствованным ими механизмом Jean Dunand. В сверхдорогом оформлении часов явно чувствовались нотки ар-деко. Это абсолютно эксклюзивные произведения, выполнявшиеся только на заказ. 20 экземпляров, 16, даже 6, 3, 2 и один – такими «партиями» изготавливаются различные модели часов, освященные именем дизайнера из Ланси...
Как во многих других местах в Швейцарии, в Ланси можно обнаружить
русский след.
В связи с переводом в 1865 году из Лондона в Женеву Вольной русской типографии, печатавшей «Колокол», в Швейцарию переезжает Николай Огарев, издававший его вместе с Герценом.
Однако поселяется не в шумноватой Женеве, а здесь, в тихом ее предместье. Подальше от глаз общественности и, возможно, во избежание пересудов относительно совместного проживания с подругой-англичанкой по имени Мэри Сэтерленд. Хотя репутация у нее была весьма недвусмысленной, Николай Платонович оставался с ней до конца своих дней.
Николай Платонович Огарёв
Пара жила вполне спокойно, пока в дом не переехала бывшая супруга сына Герцена – Шарлотта вместе со своим сыном. Мэри вскоре стала ревновать ее, в доме начали бушевать шекспировские страсти. Шарлотта неожиданно исчезла, и лишь спустя четыре года тело добровольной (как было установлено) утопленницы прибило к берегу Роны.
Мэри, которая все это время во всеуслышание утверждала, что Шарлотта бежала с неким любовником, бросив ей на руки родного сына, была приглашена опознать тело оклеветанной ею молодой женщины.
Некоторое время обитал тут и символ «кровавого воскресенья» Георгий Гапон. Жутковатая и противоречивая фигура – то служитель культа, то социал-демократ, то отчаянный сторонник самого жестокого террора, то энергичный и умелый организатор межпартийной конференции в Женеве. Прекрасный оратор, раз за разом меняющий личину, он умело увлекал слушателей своим очередным «проектом».
О характере его нового замысла можно судить по тому, что он тут осваивал верховую езду, временами пуская коня в галоп. И параллельно овладевал техникой снайперской стрельбы. Похоже зрел план некоего лихого налёта…
Однако этот свой активизм он неожиданно то ли отложил, то ли со свойственной ему спонтанностью вообще похерил. И в итоге кончил он плохо.
Георгий Гапон
Вернувшись в Россию и публично отказавшись от идеи вооруженной борьбы, стал обсуждать будущее страны с представителями высшей власти. Не простив ему измены, его бывшие соратники-эсеры «попа Гапона» казнили.
А останься он на облюбованной им в тихом предместье Женевы вилле, может, и обошлось бы.
Но в этом случае он перестал бы быть Гапоном.
Владимир Житомирский
